— Погоди. Ты хочешь сказать, что считаешь мою мать виновной в его смерти?

— Все так считают.

— Кто «все»? — Она поймала себя на том, что почти кричит.

Вин тоже это заметил. Он поправил резинку шортов, положил ладони на худые бедра.

— Прости. Надо было сказать тебе об этом как-нибудь помягче. Это оказалось сложнее, чем я предполагал.

— Что оказалось сложнее, чем ты предполагал? — возмутилась она. — Убедить меня в том, что моя мать виновата в самоубийстве твоего дяди? Так вот, у меня для тебя новость: мама была замечательным человеком. Она никогда не стала бы что-то делать, если бы считала, что это может причинить зло другому. Никогда.

Вин вдруг оглянулся через плечо, как будто почувствовал опасность:

— Отец все еще меня ищет. Идем туда.

Он взял ее за руку и потащил с пляжа в сторону леса.

Загребая босыми ногами песок, она перешла на бег, чтобы поспеть за ним.

— Куда мы идем?

— Подальше от глаз.

В тот же миг она ощутила под подошвами прохладный, усеянный сосновыми иголками лесной пол. Терпко пахло смолой. Запах напомнил Эмили рождественские венки и красные елочные игрушки. Здесь был совершенно иной мир, совершенно иное время года, чем всего в нескольких шагах отсюда, на берегу озера.

— Я босиком, — напомнила она ему, останавливаясь.

Он обернулся к ней:

— Мне кажется, тебе не привыкать бегать по лесу босиком.

Это не показалось Эмили забавным.

— Зачем ты это делаешь?

— Хочешь верь, хочешь нет, но я пытаюсь тебе помочь.

— Помочь сделать что? — Она в раздражении всплеснула руками.

— Стать здесь своей.

Она ответила ему язвительным взглядом; если стать в этом городе своей значит поверить его россказням про ее мать, не собирается она становиться здесь своей.

Эмили развернулась было, чтобы идти обратно на пляж, но тут он произнес:

— Ладно, если вкратце, дело обстояло так. Твоя мать была избалованной и жестокой, а мой дядя — доверчивым и застенчивым. Она воспользовалась его чувствами к ней и обманом заставила раскрыть всему городу тщательно охраняемую тайну нашей семьи, просто чтобы продемонстрировать свою власть над ним. А потом бросила его. В отчаянии оттого, что потерял ее и причинил зло своим родным, он покончил с собой. А она уехала из города, даже не извинившись. Я знаю, тебе нелегко это слышать. Но теперь ты понимаешь, почему люди здесь ведут себя по отношению к тебе… определенным образом.

— Каким еще образом?

Он вскинул свои темные, круто изогнутые брови:

— Ты что, до сих пор ничего не заметила?

Эмили замялась.

— Значит, все-таки заметила.

Она покачала головой. Хорош гусь, наговорил гадостей про ее мать и рад, а она и того хуже — стоит и выслушивает все это.

— Ты не знал мою мать! А я знала. Она никогда в жизни ни с кем так бы не поступила!

Темные глаза Вина смотрели на нее с сочувствием. Он явно сожалел, что его слова задели ее, но ничуть не раскаивался, что они были сказаны. Так вот, значит, что он имел в виду, когда говорил, что их связывает общее прошлое?

— С чего я вообще должна тебе верить? — бросила она ему в лицо. — С чего я должна верить хотя бы одному твоему слову?

— Наверное, ты и не должна. — Он пожал плечами. — Наверное, ты вообще не должна со мной общаться. Я удивлен, что твой дед до сих пор не велел тебе держаться от меня подальше. Впрочем, уверен, в самое ближайшее время он так и поступит. Вот увидишь.

Налетевший порыв ветра всколыхнул вершины деревьев, и Вина с Эмили внезапно осыпало каскадом сосновых иголок, зеленых и бурых вперемешку. Стоя под этим иглопадом, Эмили смотрела на Вина в каком-то непонятном оцепенении. Кто он, этот странный парень? Что ему от нее нужно?

— Что за тайну открыл твой дядя? — услышала она вдруг свой собственный голос.

Он долго не отвечал, как будто обуреваемый внутренней борьбой. В конце концов его губы изогнулись в циничной улыбке, и чары рассеялись.

— Если я скажу, ты не поверишь.

Он с легкостью делился чужими тайнами, однако свои собственные открывать не спешил. Как можно верить хоть одному слову такого лицемерного типа? И все же услышанное крепко засело у нее в мозгу. И это приводило ее в ярость.

Она чопорно развернулась и зашагала обратно к озеру. В лето.

Джулия по-турецки сидела на полотенце и читала книгу. У ее ног, точно огромный рыжий кот, растянулся Сойер.

Когда на нее упала тень Эмили, Джулия вскинула голову.

— Эмили? — забеспокоилась она, отложив книгу. — Что с тобой?

— Ничего. Поедем домой, если можно.

Ей вдруг отчаянно захотелось поговорить с дедом. Он был единственным связующим звеном между ней и ее матерью. Он скажет ей, что в россказнях Вина нет ни слова правды.

Сойер уселся на полотенце и снял темные очки.

— У тебя расстроенный вид, — заметил он.

— Я в полном порядке, — заверила его Эмили и для пущей убедительности улыбнулась.

— Моя сестра была с ней невежлива. Я прошу прощения.

Раздавшийся за спиной голос Вина заставил Эмили обернуться. Она и не подозревала, что он все это время шел следом. Вин с тревогой заглянул ей в глаза.

Сойер поднялся. Для такого красавца он определенно умел выглядеть внушительно, когда сердился. Он был одного роста с Вином, но намного крепче.

— Что ты наговорил Эмили?

Не успел Вин ничего ответить, как вмешалась Джулия:

— Так это была твоя вечеринка?

— Это была вечеринка в честь дня рождения моей сестры.

— О господи! — Джулия схватила сумку и торопливо затолкала в нее оба полотенца, книгу и бутылку с водой. — Я не знала. Идем, детка. Поехали домой.

— Я могу ее отвезти, — вызвался Вин. — Мне по пути, и потом, я все равно должен вернуться домой до захода солнца.

Он протянул руку, и Эмили автоматически сжала ее. Его прикосновение мгновенно отрезвило ее, и она попыталась выдернуть ладонь из его пальцев, но он держал крепко. Рука у него была теплая и сухая, как будто он только что снял перчатку.

— Я сама ее отвезу, — сказала Джулия.

— Мне не трудно.

Сойер выступил вперед:

— Думаю, Вин, это не самая лучшая идея.

Вин какое-то время смотрел на Эмили, потом произнес:

— Похоже, мы имеем дело с консенсусом.

Наконец он выпустил ее ладонь. Эмили немедленно заскучала по его прикосновению. С ума сойти можно.

— Идем. — Джулия подхватила ее под руку и повела прочь.

— Вас проводить? — спросил Сойер им вслед.

— Не нужно. — Джулия остановилась и обернулась. — Но спасибо за предложение.

В молчании они вдвоем прошли через пляж и выбрались на парковку. Едва они уселись в пикап, раскалившийся от стояния на солнце, как Джулия вставила ключ в зажигание. Как бы ни хотелось Эмили считать рассказ Вина неправдой от первого до последнего слова, реакция Джулии наводила на мысль о том, что это не так.

— Вин сказал, что его дядя покончил с собой из-за моей матери, — выпалила Эмили.

Джулия завела двигатель. Комментировать это ей явно не хотелось.

— Это ведь неправда, да?

— Правда это или нет, он не должен был ничего тебе рассказывать, — произнесла Джулия, поворачиваясь к ней и дотрагиваясь до ее локтя.

Эмили с трудом сдержалась, чтобы не взорваться. Ей нравилось материнское участие, с которым относилась к ней Джулия, но сейчас оно стало последней каплей.

— Он сказал, что она была жестокой, — выдавила она, убирая руку.

Джулия поморщилась.

— Об этом тебе должен рассказать дед, а не я. И уж точно не Вин. — Джулия посмотрела на нее, каждой своей клеточкой источая сочувствие, искреннее желание помочь. — Мне понадобилось много времени, чтобы понять: мы сами выбираем себе определения. Сейчас эти слова вряд ли тебе что-то скажут, но со временем ты поймешь. Ну, все?

Эмили неохотно кивнула.

— Вот и хорошо. — Джулия включила заднюю передачу. — Я отвезу тебя домой, чтобы ты могла поговорить с дедом.

Глава 8

— А, хорошо, что ты дома, — приветствовал ее дедушка Вэнс.

Он вынырнул из своей комнаты, едва Эмили переступила через порог. Ну надо же, сам вышел. Эмили уже готовилась выкуривать его из норы.

— Я тут подумал, неплохо бы тебе иметь машину, чтобы ты могла ездить на озеро, когда захочешь, ни с кем ни кооперируясь. У меня как раз есть одна. Машина, я имею в виду.

— Дедушка Вэнс…

— Я все равно на ней не езжу. Никогда не водил машину. Ноги не помещаются. Но у твоей бабушки была машина. Идем, я тебе покажу.

Что на него нашло? Еще вчера вечером они ели каждый свою порцию барбекю в молчании. Он провел ее через кухню, боком протиснулся в дверь на крыльцо — плечи у него были шире и не проходили в дверной проем. Эмили последовала за ним на улицу. Обогнув дом, они очутились перед старым гаражом — судя по виду, им не то что не пользовались, а вообще его не открывали лет двести. Подъездная дорожка с улицы успела зарасти, и теперь гараж возвышался посреди поросшего травой двора, точно остров, утративший связь с континентом.

Вэнс потянул подъемную дверь вверх, и в солнечном свете заплясали пылинки, однако разглядеть что бы то ни было в темных недрах гаража было невозможно. Дед поводил рукой по стенке, нашаривая выключатель. Люминесцентная лампа не спешила разгораться, недовольно жужжала и помаргивала, но в конце концов режущий глаза свет все-таки озарил машину.

— Это олдсмобиль «катласс» семьдесят восьмого года, — сообщил старик. — Под слоем пыли он на самом деле коричневый. Если ты не против ездить на таком старье, я попрошу кого-нибудь его проверить.

— Неужели моя мама на этом ездила? — Эмили воззрилась на машину.