Сойер провел большим пальцем по зажившим рубцам. Некоторые из них были тоненькими, как ниточки, другие толстыми и бугристыми. Жест вышел удивительно нежным, и у нее защемило сердце, совсем чуть-чуть.

— К кому обратилась ты, когда была в ее возрасте?

«К тебе», — мысленно ответила она. А вслух сказала:

— Ни к кому. Потому-то и знаю. — Она высвободила руку. — Я стараюсь не выставлять их на солнце. На загорелой коже они становятся заметнее.

— А ты никогда не думала, что можешь обратиться к отцу или к мачехе?

— Папа не знал, что со мной делать. А Беверли считала, что ее задача — заботиться о папе, а не быть мне матерью. Впрочем, это она убедила его отправить меня в спецшколу. За это я всегда буду ей благодарна. Думаю, я не выжила бы, если бы не уехала отсюда.

— И теперь ждешь не дождешься, когда уедешь опять, — заключил он.

— Осталось полгода с небольшим.

Он улегся перед ней на боку, подперев рукой голову.

— Так во сколько мне за тобой заехать?

— С чего ты вдруг собрался за мной заезжать?

Она нашарила в сумке бутылку с водой и сделала глоток.

— С того, что в понедельник у нас свидание. Ты приняла мое приглашение. У меня есть свидетельница.

Она фыркнула:

— Не смеши меня.

— Я серьезно.

— Ничего подобного. Пойди предложи какой-нибудь другой дурочке снять рубашку. На меня твое обаяние не действует. У меня защитное поле.

— Прошу тебя. Ты не представляешь, что будет, если я включу свое обаяние на полную мощность.

— Я тебя не боюсь.

— Еще как боишься. Поэтому я сейчас перестану. Я хочу поговорить об этом, Джулия. Но не сейчас.

Он перевернулся на спину. Золотистые волоски на его руках и ногах поблескивали на солнце, точно нити сахарной ваты.

— Это не тебе решать, — сообщила она ему.

Он ничего не ответил. Она ждала, что он поднимется и уйдет, но он даже не шелохнулся. Заснул, что ли?

Она вытащила из сумки книжку и отодвинулась от него как можно дальше, задаваясь вопросом, какая слабая струнка ее души даже наслаждается его присутствием.

Это была та самая струнка, которая навсегда осталась шестнадцатилетней, застыла навеки перед тем, как все в ее жизни бесповоротно изменилось.

Чем ближе они подходили к бухте, тем сильнее нервничала Эмили. У нее не было бы сомнений, если бы не те пожилые дамы. Теперь она беспокоилась, что́ все о ней подумают. Она твердила себе, что нет никаких причин, которые помешали бы ей стать в этом городе своей. У нее просто временный приступ новичкизма.

Народ собрался поодаль от берега, в небольшом гроте, образованном деревьями в дальнем конце бухты. Играла музыка. У некоторых ребят в руках были пластиковые стаканчики с напитками. Пара человек лениво перебрасывались мячиком, путаясь у остальных под ногами. Эмили заметила и нескольких взрослых; один присматривал за грилем и, видимо, был здесь распорядителем. Это был крупный добродушный мужчина с черными волосами и зычным голосом.

Едва они очутились в гуще компании, как Ингрид куда-то упорхнула. Эмили выбралась из толпы и отошла в сторонку, туда, где росли деревья. Сделала несколько глубоких вдохов. Никаких причин для паники.

Джулия говорила, что здесь в летнее время собирались члены «Сассафрасса». Видимо, это вообще было популярное среди молодежи местечко — стволы деревьев были испещрены вырезанными на коре именами и инициалами. Внимание Эмили привлекла одна из таких надписей — большое сердце с инициалами «Д. Ш. + Л. К.». Может, буквы «Д. Ш.» означали «Далси Шелби»? Эта мысль вызвала у нее улыбку. Приятно было думать о безвестном мальчике, который когда-то так сильно был влюблен в ее мать, что вырезал их инициалы на стволе дерева. Во взрослой жизни мама не часто ходила на свидания. Те немногочисленные мужчины, с которыми она встречалась, в основном были так или иначе связаны с ее работой и оставались не более чем мимолетными увлечениями. Серьезные отношения никогда ей не требовались. В этом вопросе она была с Эмили очень откровенна. «Всегда говори о своих ожиданиях и потребностях вслух, — наставляла она дочь. — Тогда никто не будет чувствовать себя обманутым». Насколько Эмили могла судить, единственным человеком, с которым у его матери сложились серьезные отношения, был ее отец, да и то начиналось все как обычный, ни к чему не обязывающий роман. Они познакомились во время акции протеста, которую «зеленые» организовали в открытом море против убийства рыбаками дельфинов. Результатом десяти дней, проведенных вместе на корабле, и стала Эмили. Два года спустя ее отец погиб в результате несчастного случая на море, пытаясь воспрепятствовать браконьерскому китобойному промыслу. Ее родители не состояли в браке официально, и его образ начисто изгладился из памяти Эмили, так что для нее он, как и большая часть материнского прошлого, оставался чем-то загадочным и запретным.

Стоя перед деревом спиной к компании, она внезапно почувствовала что-то странное, как будто ее вдруг опоясали какие-то теплые ленты. Ощущение было пугающее настолько, что сначала ей даже захотелось избавиться от него, взмахнуть руками и стряхнуть с себя то, что его вызвало. Однако она не стала этого делать — не хотела выглядеть по-дурацки в глазах всех этих ребят. Она немного подождала и вдруг осознала, что ощущение вовсе не было неприятным. Напротив. Она закрыла глаза и почувствовала почти… блаженство.

Она снова открыла глаза. Что-то побудило ее обернуться.

За спиной у нее стоял Вин Коффи.

На нем были длинные плавательные шорты, потемневшие от воды и липнущие к бедрам. С мокрых волос текло в глаза, и пахло от него нагретой озерной водой.

Эмили кашлянула:

— Я и не узнала тебя без костюма.

Краешек его губ дернулся в улыбке, в глазах заплясали веселые искорки.

— Это тоже костюм, только другой.

— Как же ты без бабочки?

— Она мешает плавать. Я пробовал.

Ее взгляд скользнул с его губ к подбородку, потом к ручейкам, сбегающим по голой груди. Смутившись, она поспешно посмотрела ему в глаза. Такое впечатление, что он вылез из воды и направился прямиком к ней. Но откуда он узнал, что она здесь? Как он мог разглядеть ее из озера? Краешком глаза она заметила, что кое-кто из ребят поглядывает на них и перешептывается. Вина это, похоже, не волновало. Он-то определенно был здесь своим.

— Они все ходят в одну школу? — спросила она.

— Некоторые приезжают сюда только на лето, а осенью разъезжаются, — ответил он, не сводя с нее глаз. — Другие живут здесь весь год и, да, ходят в местную школу.

— «Маллаби-Хай»?

— Да.

— Я осенью иду туда в выпускной класс.

— Я знаю. Я тоже. — Он провел обеими ладонями по мокрым волосам, пригладив их. У нее едва не перехватило дыхание. — Не то чтобы я не рад был увидеть тебя снова, но не могу не спросить: что ты здесь делаешь?

— Здесь? Ты имеешь в виду на этой вечеринке?

— Да.

— Пытаюсь вписаться в компанию.

— Ничего не выйдет. Приготовься.

— К чему?

Не успела она задать этот вопрос, как к ним подошла темноволосая девушка в оранжевом купальнике и остановилась рядом с Вином.

— Ты Эмили Бенедикт, да? — спросила она с той же смесью антипатии и любопытства, что и Вин в их первую встречу, но чуть с большим вызовом.

— Да, — ответил за нее Вин. — Эмили, это моя сестра Кайли.

— Тебя сюда не приглашали, — без обиняков заявила та. — Ты испортишь мне всю вечеринку.

— Я… я пришла с Ингрид, — пробормотала Эмили, чувствуя, как от смущения начинают гореть щеки.

— Уходи.

Вин наконец отвел взгляд от Эмили и с укором посмотрел на сестру:

— Кайли, ты ведешь себя некрасиво.

— Нормально я себя веду. Я серьезно. Она должна уйти. — Кайли кивнула за спину.

Вин обернулся и увидел, что крупный мужчина-распорядитель отошел от гриля и медленно направляется к ним.

Он чертыхнулся:

— Идем отсюда.

Вин взял Эмили за локоть и повел прочь, держась вдоль опушки. Очутившись на достаточном расстоянии от бухты, остановился.

Эмили потерла локоть там, где он его сжимал. Кожа в этом месте казалась теплой на ощупь.

— Прости, — произнесла она, несколько ошарашенная тем, как стремительно все произошло. — Я не знала, что это частная вечеринка.

Они стояли лицом друг к другу посреди людного пляжа, перекрикивая знойный летний шум.

— Она не частная.

До нее не сразу дошло, что он хотел сказать. Вечеринка не частная. Значит, именно ей там не рады. Только ей.

— О.

— Твой дедушка уже тебе рассказал?

— О чем?

— О твоей матери и моем дяде. Это все из-за той истории. — Он кивнул на грот.

Каким образом то, что ее сейчас выставили с вечеринки, может иметь какое-то отношение к ее матери и его дяде?

— Вообще-то, я как раз надеялась тебя встретить. Ты ведь пообещал все рассказать мне в следующий раз.

— Я тебе это пообещал, да? Тогда казалось, что следующий раз наступит так не скоро. — Вин поколебался, потом сказал: — Мой дядя покончил с собой.

Она не ожидала этого и растерялась, не зная, что ответить. Ничего лучше, чем «Мне очень жаль», придумать не удалось.

— Он сделал это из-за твоей матери.

Эмили кольнуло тревожное предчувствие. Внезапно вспомнились инициалы на стволе дерева — «Д. Ш. + Л. К.».

Далси Шелби и Логан Коффи.

— Они были влюблены друг в друга, — продолжал Вин, пристально глядя на нее. — Вернее, он был в нее влюблен. Его родители были против их отношений, но он пошел наперекор их мнению, наперекор многолетней традиции. Потом твоя мать бросила его и разбила ему сердце, как будто то, что он совершил, чем он пожертвовал, ничего не значило.

Эмили изо всех сил пыталась разобраться во всем этом.