И читал ее записи.

— Отдай это мне! — потребовала Элли и решительно направилась к нему.

Марк захлопнул альбом и пристально посмотрел на Элли. Ей показалось, что перед ней совершенно незнакомый человек.

— Ты идиотка, — сказал он.

Элли стояла неподвижно и очень прямо, но внутри вся кипела от ярости.

— Прошу прощения, но в чем дело? — ледяным тоном спросила она.

— В том, что ты снова ходила на почту.

— Снова?

— Элли Грейсон, ты носила маску, которая гораздо опасней, чем моя, — сказал Марк тоном обвинителя. — Как ты думаешь, почему кто-то едва не напал на тебя в твоем доме? Ты думаешь, эти люди играют в игрушки? Может быть, мне бы стоило взять тебя в морг, когда я туда ходил. Возможно, увидев человека с перерезанным горлом, ты бы хоть немного поумнела.

— О чем ты говоришь?

— Об А. Анонимусе. Я, как дурак, поверил тебе, когда ты сказала, что конверт не твой. А теперь… О господи, ты написала еще один очерк.

— Я пишу прекрасные очерки, — величественно заявила Элли.

— Ты добьешься, что тебя убьют.

Ее глаза гневно сузились.

— Я понимаю тебя. Но разбойника однажды тоже могут застрелить.

— Это совсем другое дело.

— Другое? Почему? Ты явно считаешь, что у тебя есть очень серьезная причина, чтобы переодеваться в костюм разбойника и останавливать кареты, рискуя своей жизнью. А я, может быть, считаю, что у меня есть такая же серьезная причина, чтобы рисковать жизнью, утверждая то, что мне кажется важным.

— А. Анонимус просто приглашает к себе убийцу!

— А. Анонимус пишет для того, чтобы люди думали.

— Ты просто напрашиваешься, чтобы тебе перерезали горло.

— Я пишу о том, что вижу сама, чтобы это увидели другие, — с достоинством сказала Элли.

— Ты пошла на почту снова. Пошла после того, как твой дом почти что был взломан.

— За мной никто не следил.

— Так ли? Мне только что звонили из Скотленд-Ярда. Тебя видели.

— Ты послал кого-то следить за мной? Как ты посмел?

Он покачал головой:

— Я никого не посылал следить за тобой. Я попросил Йена послать человека наблюдать за почтовым отделением. И тебя видели там.

— Разумеется, видели, раз ты сообщил в полицию…

— За тобой следили от музея один раз и могли следить снова. Но разве это что-то значит для тебя? Видели один раз, пусть видят и во второй?

— Перестань вести себя так, словно я преступница! Это ты нарушал закон.

Марк стоял неподвижно и пристально глядел на нее. А потом сказал:

— Больше ты это делать не будешь.

— Буду! — Она яростно затрясла головой.

— Ты скоро станешь моей женой.

— Я не перестану писать.

— А я не собираюсь жениться на трупе.

Элли вдруг стало страшно. Она еще никогда не видела Марка таким безжалостно холодным и неуступчивым.

— Я не знаю тебя, — тихо сказала она. — Я совсем не знаю тебя. Но, как я уже говорила, ты не обязан жениться на мне.

Она повернулась, ушла обратно в свою спальню и захлопнула за собой дверь, а потом заперлась на замок. Но запираться было не обязательно: Марк не пытался войти.

Через несколько минут Элли услышала громкий стук входной двери и поняла, что Марк ушел.

Еще какое-то время она оставалась там, где была, а потом наконец встала. Ей больше не нужно обыскивать сеновал, вспомнила Элли. Она одна в этом роскошном доме. Библиотека в ее распоряжении. Она может читать великолепные книги. Она может писать.

Да, она может писать. Она имеет право на самовыражение. Она не перестанет это делать по приказу мужчины, даже если он — ее будущий муж.

Элли вышла из своей спальни и направилась в библиотеку. Собаки были там. Когда она села за письменный стол, Малькольм подошел к ней и заскулил, а потом пристроился у ее ног. Потом рысцой подбежала Кара и свернулась в клубок на персидском ковре в центре комнаты.

Элли вставила бумагу в машинку.

Но она не смогла облечь свои мысли в слова.

Это ее ошеломило. Она положила руки на машинку, опустила на них голову…

И заплакала.

Но плакала Элли недолго. Она выпрямилась, пригладила волосы, посмотрела на машинку и начала печатать.

«Мир меняется. Каждый день мы видим новые достижения техники. Человек всем сердцем желает остаться прежним. Но в меняющемся мире мы сами должны изменяться. Мужчины становятся солдатами и уходят на войну. Для них всегда есть новая война потому, что мы стремимся сохранить нашу империю. Но женщины, которые чувствуют, что тоже должны бороться, вынуждены бросать вызов общепринятым правилам и надевать маску, чтобы выйти на поле боя.

Где бы мы ни воевали — в Азии, Африке, Европе или на более далеких полях сражений, — с точностью можно сказать одно. Для каждого живущего сейчас человека — мужчины или женщины — однажды наступает время вести сражение внутри себя. Слишком часто мы в нашей жизни носим маски. По сути дела, мы должны их надевать потому, что именно они позволяют нам достичь того, к чему мы стремимся.

Любить — значит не изменяться в своих чувствах, если увидишь того, кого любишь, без маски».

Элли откинулась назад. Это не тот текст, который она собиралась послать в газету.

Она внимательно посмотрела на то, что напечатала, и стала вырывать лист из машинки, чтобы смять и выбросить.

Но вдруг замерла: ей внезапно пришла в голову новая мысль.

Противники монархии уверены, что в убийствах виновны монархисты.

А монархисты уверены в том, что в них виновны противники монархии. Элли сама помогла увековечить на бумаге это предположение.

Но…

Миром обычно правят чувства, а не логика. В политике царят страсти большого масштаба.

Что, если они все ошибаются?

Что, если убийства были совершены не по политическим причинам, а из-за личной страсти? Раньше она не знала, как велика может быть сила чувств или любовного вожделения. Не знала потому, что сама никогда не испытывала таких сильных чувств, пока в ее жизни не появился Марк.

Элли вдруг стала понимать, что такое ненависть и гнев, которые переплелись с любовью и тоской, и как сильна бывает боль, которую вызывают глубокие чувства.

Элли немного помедлила, а потом ее пальцы взлетели.

Может быть, она ошибается сейчас, а может быть, ошиблась в первый раз. Это не важно, она излагает свои мнения и не настаивает на том, что права. Она предлагает свои мысли на обсуждение, чтобы другие могли сами раскинуть умом.

Права она или нет, она намерена заставить людей думать.


В этот вечер лорд Ферроу вернулся домой раньше своего сына. Элли была рада этому. Она радушно поздоровалась с лордом, но сказала ему, что должна уехать домой.

— Там опасно, — запротестовал он.

Элли улыбнулась.

— Я уверена, что Марк поставил либо друга, либо полицейского сторожить наш дом по ночам, — сказала она и по выражению лица лорда поняла, что права. — И у нас есть собаки, которых вы нам дали. Они отличные защитники. Я буду в безопасности, и мои тети тоже. Я должна уехать домой.

— Но… через несколько дней ваш дом будет здесь. — Лорд нахмурился и немного помолчал. — Или вы решили не выходить замуж за моего сына?

— Я с радостью выйду за него, если он примет меня такую, какая я есть. Но сегодня мне нужно вернуться домой.

Лорд Ферроу был далеко не рад ее отъезду, и Элли было ясно, что он не понял ее.

— Мы побываем у ваших тетушек завтра.

— Я не могу оставаться здесь, — настаивала она.

— Мы поговорим об этом утром, — заявил он.

Этой ночью Элли долго ворочалась в постели. Она поняла, что лорд Ферроу твердо решил оберегать ее от опасностей и ни за что не разрешит ей жить в ее родном доме.

Утром, когда она проснулась, Марк еще не вернулся.


Дом, где жил перед своей гибелью Хадсон Портер, близкий друг и в прошлом товарищ по армии лорда Лайонела Витбурга, был примерно на милю ближе к Лондону, чем деревня. Как заверил Марка Йен, экономка по-прежнему работала в этом доме каждый день, ожидая родственников Портера, которые должны были прибыть из Бостона. Другой родни у убитого не было. Марк приехал рано утром.

— Здравствуйте, миссис Баркер, — поздоровался он со встретившей его в дверях экономкой.

Та кивнула в ответ. Она знала, кто именно должен прийти, и немного наклонилась в знак приветствия, словно не была уверена, надо или нет встречать его поклоном.

— Подать вам чаю, сэр… милорд… ваша милость?

— Нет, спасибо. Лучше просто посидим и поговорим.

Может быть, ему было бы лучше согласиться выпить чаю.

Эта женщина, такая же худая и костлявая, как Хетти, экономка Брендонов, показалась ему похожей на пчелу, готовую взлететь.

— Вы живете в этом доме? — спросил он.

Она кивнула и посмотрела в сторону окна.

— А почему вас не было здесь в ту ночь, когда Хадсон Портер был убит?

— Здесь уже были полицейские, — пробормотала экономка.

— Да, я это знаю.

— Он отпустил меня на тот вечер. — И она развела руками.

— Почему?

— Он… хотел поработать. И не желал, чтобы его беспокоили.

— И как вы провели эту ночь?

— Я… ночевала у подруги.

— И кто эта подруга?

— Линда Гуд.

— А где она живет?

— Возле деревни. — Экономка скользнула взглядом по его лицу и снова стала смотреть в сторону. — Я… сэр, ваша милость, милорд… уже очень много раз рассказывала про это. Я пришла домой и обнаружила мистера Портера наверху с перерезанным горлом. Это было ужасно. Я… у меня нет сил повторять это еще раз. Теперь он уже в могиле. Мы должны оставить его в покое.