Сначала он провел пальцем по ее мягкой, влажной и пухлой нижней губе. Потом его пальцы легли на пуговицы ее корсажа. Элли не двигалась, даже не дышала и только смотрела на то, как он медленно расстегивает их одну за другой. Марк положил ладонь ей на грудь, на прозрачный шелк ее белья, и порыв влечения словно пронзил ее. Она закрыла глаза. Его губы снова нашли ее рот и стали ласкать его с еще большей страстью, чем раньше. Потом он придвинулся к ней. Его руки со сладкой для нее дикой силой, которую он едва сдерживал, стали скользить по ее груди, потом по животу, наконец, опустились на бедра. Его губы и язык сначала буйно обцеловывали ее горло, а потом стали дразнить ее тело через шелк и, наконец, с лихорадочной страстью принялись ласкать сосок. Легчайшее прикосновение его зубов заставило ее чувства вспыхнуть с новой силой. Элли не знала, когда и как Марк развязал пояс ее юбки и как он опустил юбку вниз, чтобы ткань ему не мешала. Она чувствовала только его руки — их жгучие, нежные, твердые прикосновения, когда он гладил ее бедра и ягодицы. Девушка не замечала, что сама едва не срывает с него рубашку, только увидела, что рубашка вдруг куда-то исчезла. А потом его обнаженный торс прижался к ней, и даже тонкий шелк казался ей слишком большой преградой.

Марк встал и одним движением стянул с нее сразу обе юбки — верхнюю и нижнюю. Потом снял с ног изящные ботинки. Его пальцы скользнули по ее бедрам, нащупали подвязки, медленно стянули чулки, которые опустились на пол, как легкие облачка. Элли закрыла глаза. Каким-то дальним уголком мозга она поняла, что зашла слишком далеко, но чувствовала такой радостный восторг, что ей было все равно. Когда Марк снова оказался рядом с ней, она увидела, что он был уже совершенно голый, в сияющей наготе. Его ладони взялись за подол ее сорочки, значит, сорочка тоже будет снята.

Девушка наконец открыла рот, чтобы произнести что-нибудь. Надо заговорить, запротестовать… крикнуть ему, что это была просто месть, что это не должно зайти так далеко.

Но она ничего не сказала, потому что он снова поцеловал ее. И потом целовал снова и снова, а в это время твердые мышцы его тела прижимались к ее коже. Его руки были повсюду, они гладили, держали, искали. Прикосновение его языка как будто проникло в самую глубину ее существа, а потом он оставил в покое ее рот, и случилось невероятное: его губы стали касаться ее тела везде и всюду. Элли дрожала. Ей казалось, что ее тело стало золотым и горит в огне. Она чувствовала интимные прикосновения его губ. Его рот чертил манящие круги на нижней части ее живота, потом поднялся до уровня бедер, снова опустился на прежнее место, затем еще ниже. Элли дотронулась до его тела. Сколько в нем жизни и движения! Мышцы под кожей то изгибались, то расслаблялись, переполненные жизненной силой. Его пальцы скользнули вниз по ее бедру, потом между бедрами. Марк дотронулся до нее, и она едва не задохнулась, когда его рот снова накрыл ее губы страстным поцелуем.

Элли изгибалась, ее пальцы то ныряли в его волосах, то крепко обнимали за его спину. Его рот быстро и легко двигался по ее горлу, потом по груди, по животу, по бедрам… и между бедрами. Эти прикосновения были изумительно, потрясающе интимными. Девушка вскрикнула, попыталась откатиться в сторону, чтобы ускользнуть от него… но изогнулась, желая испытать еще больше его ласки. То сладкое жжение, которое Марк пробудил в ней, словно бурлило внутри нее, достигало рук и ног, заставляло сжиматься и потом расслабляться мышцы, а затем поднималось выше, ослепляло ее ум и глаза, почти сводило ее с ума… и кончалось вспышкой острейшего наслаждения — экстаза, безумия.

Она почувствовала на себе тяжесть его тела. Он удержал ее в объятиях, его губы, яростные и твердые, нашли ее рот. А в следующее мгновение его мощные бедра оказались между ее бедрами. Она почувствовала сначала твердый кончик, а потом приятное движение чего-то округлого и плотного и давление, которое утоляло ее жажду, но резало, словно нож.

Он нежно прижимал ее к себе и двигался медленно. Она обвилась вокруг него, а он ободрил ее своим прикосновением. Элли начала кричать, но он снова заставил ее замолчать поцелуем и в следующие несколько секунд лаской своего языка облегчал ей мучительную боль. А потом мука превратилась в другую, приятную боль. Время шло, а она забыла обо всем, кроме его запаха и его прикосновений, ощущала только его твердое тело рядом с собой — и внутри себя. Она чувствовала каждый удар, прилив и отлив его страсти. Это было как гроза, и его тело было громом и молнией сразу. Прикосновение его плоти к ее голой плоти с каждым разом было все чувственней, а касания его пальцев дарили утонченное наслаждение. Каждый удар был сильней предыдущего и наполнял ее глубже, рождал влечение, заставлял рваться к завершающему удовлетворению. Элли не знала, что желание может быть таким сильным, что можно так отчаянно хотеть чего-то, нуждаться в чем-то. Ее дыхание тоже гремело как гром, а сердце словно качалось в груди из стороны в сторону, как судно в бурю, и, кажется, было готово перевернуться.

Мир словно отступил от них. Все стало нереальным. Существовало только его тело. Только его твердый и суровый контроль над этим телом. А потом оно вышло из-под контроля.

Последний рывок, сокрушительный и завершающий. Мужчина в маске напрягся…

Мир закружился вокруг нее. Ей показалось, что ее наполняют медом. Это было так тепло, и все же…

Марк расслабился и лег с ней рядом. Наслаждение ошеломило ее. Но теперь, когда любовные ласки закончились, когда она уже узнала их великолепие и экстаз, она вдруг испугалась того, что сделала. Что, если он не поверит?

Элли не смела открыть глаза и очень долго продолжала прижиматься к нему, словно прячась в его объятиях. А он приглаживал ее спутавшиеся волосы.

Потом Марк слегка шевельнулся, и она неохотно открыла глаза.

Он снимал маску.

— Нет… подожди.

Но маска уже была снята, и он пристально смотрел на Элли.

— Я знала, что это ты, — шепнула она.

— Я знаю об этом, — ответил он.

Элли была так поражена, что мгновенно села на кровати.

— Ты не знал!

— Знал, — улыбнулся Марк.

— Ты лжешь!

Элли вдруг поняла, что она совершенно голая, и натянула на себя до груди смятое одеяло.

— Это ложь. Твое самолюбие мешает тебе признать, что я могла хотеть другого мужчину.

— Значит, все это было затеяно, чтобы дать мне урок?

— Не совсем так, хотя ты действительно заслужил такой урок.

— Ты хотела помучить меня. Извини, мне жаль, но я действительно знал. Об этом легко было догадаться, раз ты вчера вечером была в конюшне и поднималась на сеновал.

— Ты не видел меня там.

— Нет, но тебя выдали собаки. А потом, когда ты вошла в дом, у тебя в волосах были соломинки. Ты подслушала мой разговор с отцом.

— Я не подслушивала! — возмутилась Элли. — Я просто застряла там.

— Ты могла бы дать нам знать, что ты рядом.

— Значит, твой отец знает про твою тайную жизнь. Он тоже преступник? — спросила она, делая вид, что не слышала его последнее замечание.

— Мой отец — преступник?

Марк пристально и строго посмотрел на нее. Никогда еще он не выглядел в такой степени сыном графа. Потом он улыбнулся, засмеялся и протянул к ней руку. Но Элли отодвинулась. Она вдруг рассердилась. Он снова ухитрился поменяться с ней ролями. Она собиралась переиграть его, но, кажется, получилось наоборот.

— В чем дело? Ты вдруг застеснялась?

— Я обнаружила, что предпочитаю разбойника!

— Почему ты сердишься? Ты хотела разозлить меня, заставить меня поверить, что была бы счастлива переспать с разбойником до свадьбы со мной.

— Я хотела заставить тебя думать. И это правда.

Марк встал. Он легко и естественно чувствовал себя без одежды. Каждый мускул его тела был мощным, и каждый был в движении. И Марка совершенно не интересовало, как его нагота действует на тело или душу Элли.

— Элли…

— Я бы хотела остаться одна.

— Элли, хватит. Шутка обернулась плохо для нас обоих.

— Это все просто шутка?

Марк вздохнул:

— Прости меня. Станет тебе легче, если я скажу, что сначала не был уверен, а ты добилась своего. Я действительно мучился, когда пытался понять, знаешь ты или нет?

Неожиданно зазвенел звонок. Элли подскочила на месте, а Марк нахмурился.

— Это телефон, — объяснил он Элли и потянулся за одеялом. — Могу я взять трубку?

— Нет!

Но не успела она произносила это слово, как одеяло уже было снято с кровати. Марк закутался в него и вышел из комнаты.

Элли вдруг стало холодно и очень страшно. Она в смятении убежала в ванную комнату и заперла за собой дверь. Затем она наполнила ванну и, вся дрожа, с наслаждением опустилась в горячую воду.

Как она ненавидит Марка! Но как она любит его…

Раздался стук в дверь.

— Элли?

— Уйди!

К ее изумлению, он послушался. Какое-то время она, сгорбившись, сидела в ванне и ждала его, уверенная, что он вернется. Она хотела остаться рассерженной.

Она хотела, чтобы Марк поговорил с ней. Она хотела понять все.

Она хотела любить его таким, какой он есть. Любить настоящего Марка так, как она полюбила странное благородство и ум разбойника.

Но Марк не вернулся. Элли почувствовала боль в теле и позволила воде расслабить утомленные мышцы. Пока вода медленно остывала, мысли Элли лихорадочно метались, сталкиваясь между собой в странном споре. Наконец Элли встала. Она не сразу решилась вернуться в спальню, но Марка там не было. Она быстро оделась, хотя пальцы плохо слушались ее, и осмелилась войти в гостиную. Марк ждал ее там. Теперь он был сыном графа — в изящном парчовом жилете и красивом твидовом пиджаке, бриджах и сапогах для верховой езды. Он стоял перед камином с ее альбомом в руках.