Аня Сетон - Очаг и орел

Эспер потеряла ритм и несколько раз чувствовала, что весла ее ударяют в пустоту. Брызги летели в лодку со всех сторон. Вода проникала под штормовку. Чернокожая рабыня начала тихо плакать, причитая: «Боже, Боже, спаси нас!»

Ребенок на ее руках жалобно пищал.

— Держись, Хэсс! — крикнул Джонни. — Налегай на левый борт, чтобы нас не унесло.

Эспер повиновалась. Обеими руками взявшись за левое весло, она старалась ударять им в такт мерным ударам Джонни. Ее лицо, шея, грудь покрылись потом, руки и плечи начали болеть. Сжав зубы, девушка продолжала грести. Она слышала постанывание Джонни, вкладывавшего все свои силы в управление Лодкой. Нет, этого мне не выдержать, подумала Эспер. У нее было такое ощущение, словно ее ударили ножом между лопаток. Но она продолжала грести, вцепившись в весло, — вниз-вверх, вниз-вверх, не думая ни о страхе, ни о жалости к несчастной женщине, сидящей на корме. Она сосредоточилась на тяжкой борьбе за выживание. Девушка забыла даже о Джонни и не сразу услышала его торжествующий крик:

— Остров! Ты молодчина, Хэсс. Можешь отдохнуть немного.

Повернув голову, Эспер увидела, что перед ними возвышается знакомая темная гора. Здесь, у берега, море снова стало спокойным. Эспер сгорбилась, тяжело дыша. Джонни протянул к ней руку и похлопал ее по колену:

— Передохни, Хэсси. Лучшей помощи я и не ожидал. Обратно приливом будет возвращаться легко, малышка.

Эспер ничего не ответила, но услышала в голосе Джонни что-то новое, может быть, восхищение, и ей стало немного легче.

Джонни почти бесшумно вел лодку вдоль берега. Он знал, что на острове в это время обычно пусто, летняя гостиница еще не скоро будет открыта, но там мог быть сторож.

— Вот он, бриг! — ликующе крикнул Джонни. — Ну, беглянка, радуйся, скоро все будет в порядке.

Темнокожая женщина подняла голову, и все трое в молчании уставились на выделявшуюся на фоне серого неба темную громаду корабля, стоявшего на якоре ярдах в двухстах от берега.

Подведя лодку ближе к кораблю, Джонни сложил ладони у рта и крикнул:

— Эй, на бриге!

Чья-то голова показалась над перилами судна, но ответа не было. И тут впервые заговорила негритянка.

— Они хочут знак, масса[6], — тихо сказала она. — Им надо «кошка».

— Эй, на бриге! — снова крикнул Джонни. — Кошка! Мы привезли вам кошку распугать ваших крыс. Кошку с котенком.

Это подействовало. Над перилами вновь появилась чья-то голова, и тусклый свет фонаря осветил лодку.

— Эй, на лодке! — крикнул моряк. — Вы слишком долго везли вашу кошку. Мы уже собирались сниматься с якоря.

— У нас были трудности, — жизнерадостно ответил Джонни. — Так вы берете ее к себе? Нам с приятелем надо домой.

— Ждите лестницы, — ответили сверху, и голова исчезла.

Негритянка вдруг наклонилась вперед и горячо заговорила:

— Я так много благодарить всем за такую большую доброту. Можно теперь пропасть в Галифакс, там мой муж, уже год меня ждал.

— Что вы, — успокаивающе сказал Джонни, — не нужно нас благодарить.

Но женщина не слушала его, видимо, желая выговориться:

— Масса всегда меня хотел бить, бил кнутом. Я не хотела сказать, где Като. Тогда масса увидеть меня, что я ничего девушка, больше меня не стал бить, стал спать, — она замолчала.

На палубе послышались голоса, потом наверху появилась лестница. Эспер, почувствовав острую жалость к молоденькой негритянке, сказала первое, что пришло ей в голову:

— Как рад будет ваш муж видеть вас с ребенком!

— Не знаю, — ответила та печально. — Я думаю так. Но Като может не знать, или Като ребенок, или — масса.

Эспер вздрогнула. Что это значит? Она не понимала, но чувствовала в этом что-то уродливое и пугающее.

— Давай, Хэсс, — крикнул ей Джонни. Он стоял, держа одной рукой конец лестницы, а другой помогая встать негритянке.

Эспер быстро уравновесила лодку, женщина, закутав ребенка в шаль, стала подниматься по лестнице, навстречу людям, готовым ей помочь Ее подняли на борт, и Джонни взялся за весла.

— До свиданья! Спасай вас Бог! — крикнула рабыня.

— Счастливо! — прокричал Джонни.

Отплывая от брига, они услышали команду: «Поднять якорь!»

«Удалось!» — с облегчением подумала Эспер. Она даже забыла об усталости из-за радостного волнения. Глядя, как удаляется бриг, она поняла, что участвовала в деле, в котором не было никакой личной выгоды. Все они подвергали себя реальной опасности ради чьих-то идей. Может быть, эта рабыня не сможет быть счастлива, обретя свободу, может быть, все плохое, что она перенесла, помешает ей быть по-настоящему свободной. Но это не так важно для тех, кто помог ей. Важно не прошлое и будущее этого человека, а сам акт освобождения.

— Что, Хэсс, тебе плохо? — спросил Джонни, заметив, что девушка сидит неподвижно.

— Нет, мне хорошо, — Эспер взялась за весла. — Знаешь, как бывает во время общей молитвы.

Ей было все равно, будет он смеяться или нет. Даже боль в спине и в руках сейчас не беспокоила ее.

Но Джонни не смеялся.

— Понятно, — задумчиво сказал он.

Они вновь вышли в открытое море, но ветер ослаб и волны были маленькими. Их теперь несло к берегу. Город спал и в темноте был едва различим, только иногда где-то вспыхивал свет в окошке. Когда они снова проплыли мимо острова Джерри, церковный колокол пробил два раза.

Теперь Джонни поставил лодку на ее обычном месте, у тропы, которая вела к его дому. Но когда Эспер, положившая весла, попыталась вслед за ним выпрыгнуть на берег, то почувствовала, что затекшие ноги не слушаются ее.

— Черт возьми! — смущенно засмеялась она. — Я похожа на мороженую селедку.

— Это скоро пройдет, — ответил Джонни, и голос его был необычно нежным. Он вошел в воду, помог девушке вылезти из лодки и вывел ее на берег. Эспер покачнулась, и Джонни обнял ее, чтобы поддержать.

— Хэсс, — сказал он и замолчал. Эспер почувствовала, что Джонни проглотил комок в горле. — Ты бы хотела, чтобы я назвал лодку твоим именем?

Сердце ее забилось сильнее, чем в самые страшные минуты этой ночью. Если лодку называли именем женщины, это значило только одно.

Эспер молча кивнула. Джонни обнял ее крепче.

— Ждать придется долго. Только через два-три года я смогу назвать тебя не только милой.

— Я знаю, — прошептала девушка.

Деньги, которые он заработает, уходя в завтрашнее плавание, нужны будут его матери, чтобы прокормить всю ораву ребятишек. Сапожное дело мало что дает. О Господи! Он уходит в море уже сегодня!

— Джонни, будь осторожен там, на Отмелях.

Эспер ожидала, что он улыбнется, но ответ был резким:

— Ну, Хэсс, ты прямо как те курицы в шелках и кружевах с экскурсионного судна: «О, Гарольд будь осторожен, не промочи ноги!» Море — это работа, а работа есть работа…

Эспер смотрела на Джонни, впервые чувствуя тревогу, знакомую женам моряков.

— Я буду ждать тебя на берегу, когда ты вернешься, — она попыталась улыбнуться. — Я приготовлю тебе на ужин самую вкусную свинину, лучшую в Марблхеде.

Джонни засмеялся:

— Я буду мечтать об этом, качаясь на баке и хлебая жидкую похлебку. Да, это будет хороший подарок к возвращению.

Он привлек девушку к себе и прижал свои губы к ее губам. Эспер робко ответила ему, и тем их поцелуй закончился. В большем сейчас оба не нуждались. Они понимали друг друга и были довольны.

В полном согласии они побрели к дому Эспер.

В день своего девятнадцатилетия, пятнадцатого апреля 1861 года, Эспер встала поздно. В такой день, раз в году, мама разрешала ей поваляться подольше. Утро было солнечным. День обещал быть хорошим. Эспер посмотрела на колечко, которое три дня назад подарил ей Джонни: две золотые ниточки, сплетенные в «узел любви», и в центре — маленький алмазик. «Слеза Амура дрожала в чаше золотой», — прошептала она. Интересно, папе понравилась бы такая фраза? Ну, Джонни-то счел ее глупой. Эспер улыбнулась, с нежностью глядя на колечко. Джонни, чтобы купить в Линне это кольцо, потратил деньги, накопленные на новую лодку. Он решил обходиться старой. Впрочем, дела у него и так шли хорошо. Не зря он считался самым умелым рыбаком в Марблхеде.

Капитан Трифри говорил, что в прошлый осенний лов Джонни добыл рыбы больше всех. Его доля в добыче была большой, около ста долларов. Он одинаково хорошо добывал и треску, и скумбрию. Работал он на совесть, не пропуская ни одного выхода в море. Правда, это только за последний год дела его пошли успешно.

После той ночи их сговора пошла долгая полоса невезения. «Диана» в тот год промышляла рыбу до ноября, но дела шли плохо. Добыть удалось не больше четырех сотен квинталов[7] трески. А в следующую путину было еще хуже: «Диана» дала течь и пошла ко дну во время шторма. Правда, вся команда была спасена экипажем «Цереры» и доставлена на пароходе из Галифакса в Бостон, но весь летний улов потонул вместе с «Дианой».

Да, то были тяжелые времена. Они с Джонни виделись редко, время от времени, когда он несколько дней проводил на берегу. Но в следующий раз Джонни должен выйти в море как капитан собственной шхуны. Он приметил подходящую в Салеме и, как только получит вознаграждение, сможет ее купить. После их свадьбы в июне.

Эспер села в кровати и посмотрела на свою подушку. Только представить себе — на этой подушке будет лежать голова Джонни! А что будет потом? Она почувствовала, как кровь прилила к ее лицу, и спрыгнула на пол. Мама сказала бы, что ужасно представлять себе это до свадьбы, подумала Эспер. Впрочем, что бы ни происходило между мужчиной и женщиной, ей с Джонни будет здорово.

Эспер сняла фланелевую ночную рубашку и умылась. В комнате было прохладно, но в такой день полагалось мыться полностью. Важно хорошо начать год, как скажет мама. Надо также переодеться в чистое красивое белье. Надевая панталоны, нижнюю юбку с кружевами, белые чулки, приготовленные со вчерашнего вечера, Эспер весело напевала песенку, которую любил Джонни: