Но недели мне не дали. Звонок в дверь раздался ещё до рассвета – в шесть часов утра.


– Почему у тебя выключен телефон?! – кричала Миша, переступив порог моего дома и вцепившись руками в мои плечи.

– Что произошло?! – испуганно выкрикнула я, почувствовав, как моё сердце, рухнув в пятку, врезалось в пол.

– Мия!.. – коротко воскликнула Миша.

На сей раз я почувствовала, как моё сердце остановило своё биение.


Отец с Генри отправились с Мией в местную больницу, откуда их на скорой помощи переправили в Лондон, в ту самую больницу, в которой находился Хьюи. Не смотря на выпавший снег, я доехала до Лондона за рекордные для меня двадцать минут. Миша была со мной.

С Генри и отцом я встретилась на коридоре третьего этажа больницы ровно в шесть пятьдесят три, после чего нас всех скопом завели в кабинет доктора, принявшего Мию и только что закончившего её осмотр.

– Она задыхается, – твёрдо констатировал седовласый мужчина в очках с серебристой оправой. – Пятно на правом лёгком неожиданно стремительно начало расти. Пока что мы не можем определить, с чем именно это связано. Если хотите избежать пересадки органа, которая может и не состояться из-за большой очереди, вам необходимо незамедлительно решаться на операцию.

– Как? – вскочил со своего места Генри. – Прямо сейчас?..

– У вас есть пару недель, от силы три недели, – продолжал невозмутимым тоном резать без ножа доктор. – Вы ведь в курсе того, что у нас подобные операции не делаются. Как только вы сообщите нам о том, что готовы внести полную стоимость за операцию, мы передадим необходимую информацию нашим коллегам в Берлин, после чего они начнут своё сотрудничество с вами. Вы должны осознавать, что только подготовка к операции, её оплата и очередь могут занять несколько недель. Вам необходимо дать согласие в ближайшее время, иначе… – доктор запнулся. – Давайте сделаем вот как – выйдете в холл, подумайте надо всем этим и вернитесь сюда, когда будете готовы дать свой ответ.

Я не помню, как именно мы оказались в холле, но спустя следующий час мы наконец смогли произвести точный подсчёт имеющихся у нас средств. На руках у нас было пятьдесят девять тысяч долларов, с учетом тех грошей, которые за последние полгода поступили на наш социально-благотворительный счёт. Дальше мы начали плюсовать приблизительную стоимость имеющихся у нас ценностей: моя новая машина, за которую можно выручить не меньше десяти тысяч, дряхлая машина Генри, за которую едва ли можно выручить больше пары тысяч, плюс машина Руперта, машина Пандоры, и даже плюс тот хрустальный шар, который Дариан с Ирмой подарили мне на Новый год и который я легкомысленно оставила у них дома. Нам всё равно не хватало, когда Миша вдруг выкрикнула:

– Квартира Пандоры! У нас есть квартира Пандоры!

– Она уже заложена под кредит, – заметил Генри. – Который мы взяли, чтобы оплатить лечение Айрис и полугодовое содержание Хьюи.

– Да, но можно погасить кредит теми деньгами, которые мы выручим с продажи машин, после чего мы сразу сможем выставить квартиру на продажу, – предложила я, и все сразу замерли. Пересчитав получившуюся сумму заново и убедившись в том, что у нас всё сходится, мы наконец вернулись в кабинет доктора.

– Мы готовы, – выразил общее мнение отец. – Мы оплатим всю сумму.

– Вы уверены? – сквозь очки посмотрел на нас уставшим взглядом доктор. – Речь идёт о четыреста пятидесяти тысячах долларов.

– О скольки?! – начал безвольно хвататься за воздух руками Генри.

– Но ведь речь шла о ста пятидесяти семи, – заворожённым голосом решила уточнить я, в надежде на то, что доктор просто перепутал цифры. Ну или неудачно пошутил…

– С учётом увеличившегося пятна на лёгком, операция осложниться, плюс ко всему вам требуется срочное вмешательство… – доктор не успел договорить, когда за моей спиной упало что-то страшно тяжелое. Обернувшись и увидев валяющуюся у моих ног Мишу, я, не убирая руки с сердца, опустилась на стоящую справа у стены кушетку. Кажется, моя душа переселилась в тело Миши и теперь, треся Мишу за плечи, отец пытался выбить её обратно в моё тело.

В момент, когда Мишу, переложив на каталку, выкатили из кабинета доктора, я перестала чувствовать свои конечности. Я не потеряла сознание и со мной не случился удар. Просто моё тело потеряло контакт с моей душой.

Глава 57.


О том, что у Миши отвратительное здоровье, мы знали и без консультации врача, который разложил для нас органы Миши по полочкам: проблемы с почками, печенью, селезёнкой и всеми вытекающими из них анализами. Только лёгкие были как у быка. Они были настолько сильными, что, не смотря на то, что они пропустили через себя тонну отравленного дыма, даже теперь они были способны вдохнуть в себя ещё три тонны и даже вдохнули бы, если бы остальные органы так не подводили. С учётом же того, что Миша пьёт всякую дрянь больше и чаще чем ест, и она продержалась в этом режиме не меньше, а даже больше семи лет, её здоровье можно было назвать отменным. Даже сейчас, не смотря на неутешительные анализы и показатели по её здоровью, доктора намекали на то, что хотя не всё, но что-то ещё определённо можно исправить. Впрочем, если она всё-таки умрёт по неведомой нам причине, так как на данный момент её организм всё ещё не собирался откидывать душу, ни один орган из её организма нельзя будет пожертвовать на трансплантацию, настолько её тело было пропитано отравой.

Мишу положили в отдельном крыле от Мии, но я не спешила её навещать. Пока Генри с отцом были у Миши, я сидела под палатой Мии в тягостном ожидании разрешения войти. Прислонившись затылком к холодной стене, я закрыла глаза, чтобы моё зрение отдохнуло от неонового освещения. Кажется я задремала, потому как не сразу отреагировала, когда моего плеча кто-то дотронулся.

– Вы мать Мии Грэхэм? – поинтересовалась у меня молодая женщина в белом халате, нависшая надо мной справа. – Вы ведь Миша Грэхэм?

По-видимому я и вправду умудрилась задремать, раз медсестра решила повторить для меня свой вопрос.

– Да… – быстро заморгав, интуитивно обманула я, позволяя медсестре принимать меня за мою сестру. – Да, я Миша Грэхэм.

– Можете войти, но только на пару минут, – полушёпотом произнесла женщина.

Резко поднявшись со своего стула, я буквально ворвалась в дверь, расположенную в шаге справа от моего места ожидания.

Увидев Мию спящей с закреплённым на лице ингалятором и с воткнутой в правое предплечье иглой от капельницы, я остановилась у самого входа, словно меня молния поразила.

– Вообще-то посещения пока запрещены, – прижимая папку с бумагами к груди, залепетала женщина, – но я сама мать трёхлетнего ребёнка, и я могу представить, что вы сейчас испытываете…

Дальше я не слушала участливую медсестру.

Я сделала один глубокий вдох, затем один глубокий выдох, затем ещё один глубокий вдох и, наконец, решилась подойти к спящей Мии поближе. Остановившись справа от неё впритык к койке, я, сжимая кулаки, всмотрелась в бледное лицо своей любимой блондиночки.

– Почему она спит? – сквозь зубы выдавила я, чтобы не сорваться на истерику или слёзы.

– Ей ввели успокоительное, чтобы остановить панику.

– А почему она дышит через ингалятор?

– К сожалению, без искусственного дыхания она уже не сможет дышать не испытывая значительных затруднений.

Совсем миниатюрная, Мия выглядела до страшного хрупкой и была пугающе бледной, но я видела, как вздымается её грудная клетка, и это определённо придавало мне сил, чтобы держаться.

– Я слышала, что операция из-за своей срочности и сложности, требует больших средств, – полушёпотом произнесла женщина, наблюдая за тем, как я сверлю Мию стеклянным взглядом. – Если позволите, я хотела бы пожертвовать…

Я снова перестала слушать. Слово “пожертвовать” зависло передо мной весом, который я должна была поднять любой ценой.

У меня ведь были все шансы до начала апреля накопить первоначально затребованную на операцию сумму. Но теперь у Мии не осталось шансов дождаться весны без непоправимого ущерба её здоровью…

Это ведь тупик. Верно?.. Я не ошибаюсь?.. А из тупиков не выходят без жертв. И не важно чем ты пожертвуешь: сбитыми в кровь пальцами или всем собой. Главное – разбить стену. Любой ценой проложить проход. Если не для себя, тогда для тех, кого ты ведёшь…

Или для тех, кто идёт за тобой добровольно.


К Мии больше никого не пускали, от Миши ушли последние посетители, и я осталась одна сидеть на коридоре под палатой Миши. Облокотившись о твёрдый подлокотник неудобного стула левым локтем, я подперла подбородок левой рукой, в правой переворачивая между пальцами монету номиналом в один фунт. Я провела под дверью сестры уже больше двух часов, но всё ещё не собиралась входить в её палату. Было пять часов вечера, за окном уже сгустились сумерки, в моей же голове развернулся настоящий хаос. Я вспоминала о словах Ирмы, случайно сказанных ею во время наших первых встреч: “…Моего отца это изрядно смешит, честное слово! Я о том, как ведут себя эти дуры из среднего класса…”. Она тогда обманывала меня, называя Дариана своим отцом. Вслед за этими словами в моей голове всплывали сказанные два месяца назад мимолётные слова Дариана, когда он уходил после ночи, проведённой у меня в постели: “…Полмиллиона того стоили…”. Диалог же с Пандорой и вовсе отбивался набатом в моём черепе:

“– Это бессмысленный разговор. Я его не люблю.

– А стоило бы полюбить.

– Чего ради?!

– Ради Мии…”.

…В пять ноль три дверь палаты Миши, расположенная справа от меня, открылась изнутри, но я не посмотрела в её сторону, продолжая упираться запястьем правой руки в подлокотник своего стула и сверлить взглядом перекатывающийся между пальцами фунт.

Ничего не сказав, Миша опустилась справа от меня. Сгорбившись, словно девяностолетняя старуха, она засунула руки в карманы своей старой вязаной кофты. Мы промолчали ещё пять минут.