О, как хотелось ему, чтобы она всегда была рядом, как нуждался он в ней, как жаждал заботиться о ней, оберегать ее! Их поцелуй стал горячим и влажным: ее губы открылись, его язык, ласкающий и требовательный, проникал в ее рот. Стремление переросло в желание, когда она ответила на это вторжение сладостным, полным страсти стоном, и теплая влага ее уст соединилась с его влагой.

Дождь топил их в своих потоках, а они тонули друг в друге, два неистово бьющихся сердца, два охваченных пожаром тела. Захватывая пальцами его мокрую рубашку на спине, она, казалось, готова была разорвать ее, а он, всем телом вжимаясь в нее, целовал ее рот. И поцелуй этот устранял все вопросы, все сомнения. Пути назад уже не было. Только эта правда имела значение сейчас. Конец страхам, конец сомнениям, ничто больше не сможет разделить их. Два существа, он и она, стали одним, и эта связь была так ощутима, так крепка, что ничто не смогло бы разорвать ее.

Не переставая думать об этом, он подхватил ее на руки и понес сквозь потоки дождя, не замечая, не видя, не ощущая ничего, кроме нее. Он внес ее в сарай. Густой влажный воздух теплого убежища дохнул им в лицо, плотная мгла обступила их, отделив от мира. Оба дрожали, тела их покрылись испариной. Тяжело дыша, он поставил ее, просунул руки под плечи плаща, и тот упал на пол.

Они целовали друг друга снова и снова, быстро и жадно, словно каждый поцелуй был первым и последним. Дождь стучал о крышу сарая, рвался в их убежище, наполняя ночь запахами земли, мокрого дерева, ветра.

Его пальцы нетерпеливо сражались с крючками у нее на спине. Наконец платье было расстегнуто, и он сдернул его с ее плеч. Мокрый шелк упал ей на живот, и она громко задохнулась, когда его руки освободили ее из корсета. Он опустился на колени, увлекая ее за собой на мягкую солому.

Он не видел ее. Да ему и не нужно было видеть. Разве могла красота ее тела сравниться с ощущениями, которые дарило оно ему? Он жаждал завоевывать его и растворяться в нем. Уложив ее на спину, он склонился над ней и ощутил ее вкус. Его язык коснулся ее затвердевшего соска, и он застонал, ощущая мучительное, пульсирующее тепло в паху. Она вскрикнула, ее пальцы вцепились в его мокрые волосы, когда он начал покусывать тугой, упругий кончик ее холма. Каждое прикосновение губ, зубов к этому сладкому телу вызывало в нем обжигающую волну тепла. Ее руки скользили по его шее, плечам.

Когда он оторвался от ее соска и утопил ее уста в горячем, проникающем поцелуе, лихорадочная дрожь охватила их и ее пальцы вонзились в напряженные мускулы его спины.

Ощущая жар ее кожи, его ладони скользнули по ее спине и остановились на талии. Она сдирала с него рубашку, он стягивал ворох шелка и кружев, скрывавший ее бедра. Тихо простонав, она выгнулась под ним и пошевелила бедрами, помогая высвободить себя из остатков одежды.

Он перевел дыхание, не желая совсем потерять контроль над собой. Он не хотел быть грубым. Он очень боялся причинить ей боль. Господи, как мало знает он о девственницах и о любви!

Лежа на ней, он оттягивал неизбежное: медленно расстегивал рубашку, потом бриджи, изнемогая от ощущения ее мягкого нагого тела. Сняв с себя одежду, он лег рядом с ней, запутав пальцы в ее мягких, мокрых волосах. Она жалобно простонала, шевельнула бедрами, и теплый воздух наполнился пряным ароматом ее тела. Протяжный стон вырвался из него, когда она прижалась бедром к его копью.

Никогда прежде он не испытывал столь сильного желания, как сейчас. Сгорая от любви, он лег на нее. Поласкал пальцами треугольник жестких, шелковистых волос внизу ее живота, а потом вошел пальцем в нее, глубоко и властно. Она вскрикнула, задрожала и еще теснее прижалась к нему. Ее страстный ответ заставил его тоже задрожать. Его палец задвигался, медленно и осторожно проникая в самые тайные ее женские глубины, и остановился, вдруг почувствовав нежную пленочку. Эта преграда, тонкая и хрупкая, таила в себе мощный запрет.

Не спеши… Сколь сильным и нетерпеливым ни было бы его желание, он знал, что спешить нельзя. Она принадлежит ему. Ему и никому другому. Сегодня, завтра и на всю жизнь она его.

Он убрал руку. Она протестующе застонала, но мгновенно смолкла, как только его губы завладели ее ртом, а его мощное копье вошло в ее мягкие нетронутые глубины.

И вновь она удивила его.

Он не услышал ни жалобных протестующих восклицаний, ни испуганных всхлипываний. Она просто закричала – громко, во все горло.

И крик этот был напоен изумлением и восторгом.

Глава 16

Мари не смогла сдержать громкого, протяжного крика, когда Макс разом зажег в ней тысячи разноцветных огней. Его палец ласкал ту крошечную, невероятно чувствительную почку, спрятанную в глубине темных волос меж ее бедер, а его длинная, твердая мужская плоть медленно продвигалась вперед... раздвигала ее мягкие складки... проникая внутрь нее.

Вцепившись ему в плечи, она то дрожала, то замирала, застигнутая новыми, неведомыми ощущениями. Мысль о том, что их тела сейчас сольются, потрясла ее, наполнила ее неописуемым восторгом. Она не знала... она даже не представляла себе...

Ну конечно, конечно! Ведь это так естественно, так правильно. Сжимая ладонями его спину, она жадно отвечала на его поцелуи, изливая ему в рот тихие, протяжные стоны. Ночная мгла окутывала их. Ее мягкие женские глубины, открываясь, принимали в себя его крепкий, как сталь, мужской орган, и обхватывая его, замыкались.

Она не видела его; только слова, полные нежности и любви, шелестели во влажном воздухе, пробиваясь сквозь дождь, что стучал о крышу их убежища. Но она чувствовала его – каждый его поцелуй, каждое прикосновение... Чувствовала, как он становится частью ее. Ощущение своей открытости, своей доступности наполнило ее сердце радостью. Это Макс. Ее Макс. Ее ангел, ее разбойник, его ласки так изощренны, так нежны, а сам он меж тем дрожит от напряжения и желания. Он лелеет ее тело с той же нежностью, с которой шептал ей слова любви, когда они стояли под дождем.

Муж поцеловал ее глубоким, проникающим поцелуем, его язык скользил вдоль ее языка, он выходил и снова входил в ее уста. А потом, оторвавшись от ее рта, он жадно и лихорадочно целовал ее ухо, подбородок, шею. Застонав, он снова накрыл ее рот – и она ощутила еще один медленный и осторожный толчок его обжигающей плоти, все глубже проникающей в нее. Ее дыхание участилось, стало прерывистым, она ловила ртом каждый его выдох; сознание, сердце и душа были охвачены пожаром.

Его пальцы трогали ее набухшую почку, они ласкали, дразнили, играли с ней, вызывая тягучую, мучительную, но невыразимо сладостную боль, которая истекала из самых тайных глубин ее тела и, разливаясь, спускалась ниже, на встречу пульсирующей мужской плоти, что продвигалась вверх. Огонь пробежал по ее членам, и снова она почувствовала странную пустоту в самом низу живота, ноющую и зудящую, ту самую, которая так удивила ее прошлой ночью, когда она впервые делила с ним свою постель и свою страсть. Но сейчас она поняла, откуда в ней это ощущение пустоты. Теперь она знала, что желает именно этого. Чтобы он вошел в нее. Пронзил, заполнил и... завершил ее.

Рыдание вырвалось из ее груди. Как могла она забыть такое? Этот чудесный способ соединения двоих, растворения себя в другом, этот восхитительный способ любви потерян вместе с остальным ее прошлым.

Но тело ее помнит о нем. Оно дрожит, оно рвется вперед, навстречу ему, стремясь приблизить тот миг, когда он целиком овладеет им, сделает ее своей, так же, как он овладел ее сердцем.

Еще крепче обхватив его руками, она ответила на его поцелуй, вложив в него всю свою страсть, и всем телом вжалась в него, ощущая, как с каждым его осторожным толчком и продвижением вглубь раскрываются один за другим ее теплые, мягкие лепестки. Но он вдруг замер.

Недоумевая, она пробормотала ему в губы нечто невразумительное. Ее пальцы почувствовали, как судорожная дрожь прошла по напряженным мускулам его спины и плеч. Он оторвался от ее уст, его резкое дыхание было таким же частым, как стук дождя. Грудь его вздымалась. Чуть приподнявшись и оперевшись одной рукой о землю, он принялся целовать ее подбородок и шею.

Откинув голову, она тихо заскулила, а он, захватывая губами кожу на ее шее легонько покусывал ее. Вихри огня проносились по ее телу, сжимая свои кольца вокруг той пустоты, которую он до сих пор не заполнил собой. Теперь, зная, что ей нужно, чего желает, она уже не смогла бы жить с этой пустотой.

Он склонил голову, провел языком по ее грудям, захватил губами кончик одной и осторожно потянул его. Она едва не задохнулась от муки.

– Макс, – выдохнула она. Ее голова металась по мягкой куче сена, служившей ей подушкой. – Прошу тебя!

Он ответил глухим стоном, и снова не дал ей того, чего она просила.

Но он начал двигаться.

Ритмично и медленно. Он выходил из ее глубин и снова входил в них, проникал в нее и снова бежал из нее; его тело скользило по ее телу, твердое по мягкому; его кожа терлась о ее кожу, его пот смешивался с ее потом. Губы его ласкали ее груди, целуя и посасывая их, пальцы кружили по ее животу, спускаясь все ниже и ниже. Но каждый раз, когда ей казалось, что наступает миг слияния, он поднимал бедра.

Она закусила нижнюю губу, чтобы сдержать дикие звуки, клокотавшие в горле, и только вскрикнула, не в силах дольше выносить это пульсирующее напряжение, все туже и туже стягивавшее каждый мускул ее тела. Обезумев от желания, она выбросила вверх бедра, чтобы принять в себя как можно больше его, удержать его в себе, – но он вернул их на место. Вздрогнув, она издала слабый звук, недовольная тем, как легко он утихомирил ее.

Однако тот факт, что она сейчас целиком в его власти, что отдана на волю его желаний, наполнил ее восторгом. Никому еще она так не вверяла себя, и это доверие шло из самых заветных уголков ее сердца и души.

Желание, любовь, мольба изливались в криках, слетавших с ее губ, когда он, не давая ей шевельнуться, задвигался быстрее, и каждый его толчок отзывался в ее теле ощущением ливня. Мучительное напряжение внутри нарастало, но она уже не осознавала ни себя, ни своих ощущений. Только одно ощущение существовало сейчас для нее – ощущение его, проникающего внутрь нее...