Какое-то время он молчал.

–Мари.

Он произнес ее имя мягко, но в его голосе она уловила требовательные нотки. Она подняла голову и увидела его пронзительный взгляд.

–Хочешь, я расскажу, что я вижу, когда смотрю на тебя?

Она не смогла ответить, завороженная этим мерцающим взглядом.

–Я вижу свет, исходящий от тебя, – прошептал он. – Я вижу женщину умную, добрую, непредсказуемую. Женщину, которая обладает гораздо большим, нежели миловидная внешность. – Он лежал неподвижно, но она почти физически ощущала, как его слова и глаза ласкают ее лицо. -В твоих чертах есть сила и хрупкость, которые и составляют истинную женственность, Мари. Твоя кожа, прозрачна и нежна, как лепесток белой розы, а эта ямочка на подбородке говорит об упорстве. Твои глаза удивительны, Мари, они манят и притягивают. А твои губы...

Он вдруг замолчал.

А когда заговорил снова, его голос был совсем охрипшим:

–Они такие сладкие, что...

Мари лежала не дыша, обмирая от каждого его слова.

–Макс... – Она заморгала, прогоняя слезы, и улыбнулась. – А говорил, что не сможешь найти слов...

–Ради тебя стоит потрудиться, – ответил он.

Одна непослушная слеза выкатилась из ее глаза.

– Макс, с тобой я чувствую себя... какой-то особенной... и красивой.

– Ты и есть особенная и красивая. – Возможно, это опять был свет лампы, игравший в его глазах, но ей почудилось, что они увлажнились. – Когда я впервые обнял тебя, впервые заглянул в твои глаза, я понял, что женщины, равной тебе, в моей жизни уже не будет.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, в сумрачной мерцающей глубине которого таилось нечто такое, названия чему она пока не знала, а потом вдруг отодвинулся от нее Мари поймала его руку.

–Нет, – тихо взмолилась она, переплетая свои пальцы с его. – Макс, я хочу... – Нет, она решительно не находила слов, чтобы рассказать ему о своем желании. Оно было незнакомым и непонятным, но необычайно сильным.

– Мари, – закрыв глаза, проговорил он. – Прошу тебя, засыпай.

– Я не могу спать. Я... хочу... тебя. Хочу, чтобы ты трогал меня. Мне нравится, когда ты трогаешь меня, я хочу снова почувствовать это. Хочу быть с тобой. Сегодня и всегда. – Найдя наконец верные слова, она тихо вздохнула и повторила их снова. – Я хочу, чтобы ты трогал меня, Макс.

И в тот же миг почувствовала, как он задрожал. Он открыл глаза и, заглянув в них, она увидела огонь.

–Мари, если я буду трогать тебя так, как хочу я, то я причиню тебе боль.

Ее бросило в жар. Как будто огонь, пылавший в его взгляде, перекинулся на нее и, стремительно расползаясь по ее телу, лизнул своим жарким языком какое-то тайное, еще не открытое ею местечко, которое в ответ затрепетало, затем словно стало набухать, а потом нестерпимо заныло. Она не знала, что он имеет в виду, но инстинктивно поняла. Почувствовала, что это как-то связано с жарким и все усиливающимся ощущением внутри нее. С этим неведомым желанием, заставляющим ее столь сильно дрожать.

–Нет, – тихо и убежденно сказала она, – ты не сделаешь мне больно.

Он резко выдохнул:

– Ты просто не знаешь.

– Но я верю тебе, Макс. Ты не можешь сделать мне больно. Даже когда ты сегодня сердился на меня, ты не причинил мне боли. Я верю тебе.

Он не ответил, не шелохнулся, только его грудь тяжело вздымалась.

Не выпуская его руки из своей, другой рукой она потянулась к треугольному вырезу его халата и положила ладонь на его обнаженную грудь.

–Макс, – прошептала она, – разве тебе больно, когда я трогаю тебя?

В ответ она услышала мучительный стон.

Робко и осторожно, словно желая найти ответ на свой вопрос, она провела пальцами по его груди – и восторг заполонил ее. Она ощутила его плоскую широкую грудь, гладкую, туго натянутую на упругих мышцах кожу, жесткие, чуть колючие волоски. Он совсем другой, не такой, как она. Как странно это и как чудесно!

– Разве я делаю тебе больно? – снова спросила она и не узнала свой охрипший вдруг голос.

– Нет!

Его отчаянное нет привело ее в некоторое замешательство. Непонятно, к чему оно относилось: то ли к ее вопросу, то ли к чему-то иному. Но очарованная теплом его тела, биением его сердца, ощущением крепкой, мускулистой мужской груди, она скользнула по ней ниже, следуя по постепенно сужающейся тропинке темно-золотистых волос.

Казалось, он перестал дышать, и вдруг... весь задрожал.

Это наполнило ее благоговейным страхом. Она заставила его дрожать! И в тот же миг она поняла, что не злость была причиной его скованности, а она – Мари. Ей никогда не приходило в голову, что ее прикосновение может вызвать в нем ту же реакцию, какой всякий раз отвечала она сама, когда он дотрагивался до нее. Она даже не догадывалась, как может замирать его дыхание в ответ на нее – точно так же, как замирало ее в ответ на него.

Он, такой большой, сильный, твердый., дрожит от ее прикосновения.

Это маленькое открытие наполнило ее радостным восхищением и любопытством. Интересно, как далеко распространяется ее власть над ним? Вопрос требовал ответа, он толкал ее на эксперимент.

Она скользнула рукой под шелк его халата, пробежала пальцами по его ребрам, однако не успела исследовать до конца этот чудный, восхитительный мир мужских реакций, потому что Макс крепко сжал ее запястье.

– Мари.

Это было предостережение. Почти угроза. Он предупреждал ее о какой-то опасности или о чем-то таком, о чем ей знать не следовало.

Но она уже не думала об опасности. Да и ни за что не согласилась бы с тем, что между ними могут существовать какие-то запреты. Она знала только одно: каждая частица ее существа охвачена огнем и нежностью, неистребимым желанием, имя которому..

– Макс, – прошептала она, чувствуя, как замирает ее сердце. – Ну, пожалуйста, скажи да.

Он сжимал ее руку, и она не могла шевельнуть ею, но пальцами она гладила его горячую кожу.

Звук, вырвавшийся из его груди, заставил ее обмереть. Он отпустил ее руку и перекатился.

Не от нее, а к ней.

Это да было последним, что успела она произнести, прежде чем его тело накрыло ее, и вся она была охвачена пламенем.

Навалившись на нее, он впечатал ее в простыни, и она ощутила каждый дюйм его тела – горячего, твердого, напряженного мужского тела. Запустив руку в ее волосы, он мял пальцами ее шею, а другая его рука, проскользнув ей за спину, настойчиво подтягивала ее. Его уста накрыли ее рот и поглотили их горячо и жадно.

Сейчас его поцелуй не был ни медленным, ни нежным, а внезапным и глубоким, и она с удивлением обнаружила, что ответила на него без колебаний, – открыла губы и запуталась пальцами в его волосах. Его тяжесть, ощущение его сильного, мускулистого тела, прижимавшегося к ней, удовлетворив то неведомое, тайное желание, что билось внутри нее, одновременно разожгло мучительный, невыносимый огонь – словно кровь, бегущая по ее сосудам, запульсировала ярким пламенем.

Таи вот чего она хочет. Она по-прежнему не могла найти этому слов, но теперь она поняла точно, поняла сердцем и кожей. Она хочет этого.

Хочет ощущать на себе его тяжесть, чувствовать, как сжимают ее эти руки, как его дыхание, вкус его рта сливаются с ее дыханием, становятся частью ее – ее чувств, ее души. Обнимать его и быть в его объятиях. Быть рядом с ним, совсем близко и еще ближе, слиться с этим мужчиной, который оберегает ее и раздражает, заботится о ней и смеется над ней, с этим ангелом, с этим разбойником, с мужем, который сделал ее необыкновенной, красивой, желанной.

Слиться с ним. С Максом, который перестал быть ей чужим. Его широкая грудь вдавливала ее хрупкое тело в перину, и она почувствовала, как наливается ее грудь под ночной сорочкой, о которую терся тонкий шелк его халата, как от ритмичных движений его тела твердеют ее соски, а откуда-то из глубины, из самого низа живота, поднимается мелкая дрожь, наполняя ее странным, удивительным возбуждением и... предчувствием.

Его объятия и поцелуи вдруг показались ей недостаточными. Желание поразительной, ошеломляющей глубины вспыхнуло в ней. Ей хотелось большего.

Всего его. Оно нарастало, дрожа и пульсируя. Нетерпеливое и беспокойное. И Мари тихо заскулила, не зная, чего хочет, но точно зная, что большего и поскорее. Когда его губы требовательно обхватили ее рот, она тут же -открыла его и почувствовала, как Макс задрожал.

Его язык вошел в ее рот, она ощутила его горячие шелковистые ласки, его гладкое ритмичное скольжение, когда он снова и снова входил в нее. Это сладостное вторжение усилило странное, дикое возбуждение в низу живота – казалось, там занялся пожар.

Его поцелуи были точь-в-точь такими же, какие снились ей прошлой ночью – и она поняла, что то был не сон. Она вспомнила их. Вспомнила это слияние уст, вкус его рта, вспомнила вкус вина, которое они с такой изощренностью делили друг с другом, хотя вкус, который она чувствовала сейчас, был другим, более крепким, ароматным и горько-сладким, и это был его вкус.

Его рука обвивала ее спину все крепче и крепче, словно навек связывая их друг с другом. Ее ощущения, просыпаясь одно за другим и обостряясь, тонули в необузданной мужской силе, атакующей ее. Она чувствовала каждый выступ этого чуть худощавого впечатавшегося в нее тела, чувствовала его запах, запах мыла и мускуса, движения языка, вторгающегося в ее рот, каждый толчок которого доводил ее до исступления, заставляя желать чего-то... большего.

Он оторвался от ее уст, и его поцелуи сместились ниже. Он целовал ее подбородок, шею, водил по ним языком, прихватывал губами кожу, легонько покусывая ее, – и огненный дождь осыпал ее тело. Он накрыл ладонью ее грудь – и Мари едва не задохнулась от наслаждения. Глотая ртом воздух, она задышала громко и часто, чувствуя, как расплющилась под его ладонью вершинка ее груди. Он перекатывал пальцем этот чувствительный комок плоти, и все ее тело нестерпимо заныло в ответ на эту ласку.