Шелли Такер - Объятия незнакомца

– Т-с-с. Это был всего-навсего сон.

Ему хотелось броситься к ней, прижать ее к себе, но вместо этого он присел на корточки и начал собирать осколки.

– Я видела... видела, что начался пожар.

– Но пожара нет. Ты уронила графин. Вот если бы ты опрокинула лампу...

– Я видела огонь. Еще слышала выстрелы. И крик. Я слышала его!

Он замер. У него перехватило дыхание. Боже милостивый! Да ведь она не бредит – она вспоминает!

–К-крик! – повторяла она. Ее хрупкое тело раскачивалось, как ветка на штормовом ветру. – Какие-то люди гнались за мной, и я никак не могла оторваться от них, а потом... потом я...

–Мари, – выдохнул он, сам не зная, хочется ли ему, чтобы она вспоминала дальше.

Она повернулась к нему и заморгала, словно только сейчас заметила его.

– Все, – прошептала она, вся дрожа. – Все... Дальше темнота... Меня нет. Кругом темнота.

– Нет. – Он бросился к ней, не успев остановить себя. – Нет, Мари, ты есть. – Он притянул ее к себе. – Ты здесь, со мной, и тебе ничто не угрожает.

Она тряхнула головой, ее взгляд немного прояснился.

–Макс? – Подавшись к нему, она прижалась к его груди. – О Макс, я была одна, а кругом мрак. И я постоянно слышала это имя.

Какое имя?

– Вероника. Вероника ле Бон. Его назвала мне женщина в том магазине на улице Сент-Оноре, и с тех пор я... я так боюсь! – Она заплакала. – Макс, кто такая Вероника ле Бон?

О черт! Она вспоминает о сестре! Которой уже нет. И он не может рассказать ей о ней.

Вероника... Так звали мою мать, – выдавил он, проклиная себя за эту ложь. – Вы с ней были очень близки, особенно после смерти твоей матери. Она погибла несколько месяцев тому назад.

– Во время пожара? Да? А выстрелы и... крик?

– Это был сон. – Его рука успокаивающе гладила ее спину. – Ты всегда боялась огня и оружия. И твои страхи всплыли в ночном кошмаре. Ты, наверное, сегодня переволновалась, напугана, вот тебе и приснился дурной сон. Но ничего этого не было, Мари. Не было.

– Но это было так... реально. Кругом темнота, и я совсем одна. – Она рыдала, и ее слезы обжигали его обнаженную грудь.

– Т-с-с. Успокойся. – Оперевшись коленом о край кровати, он все крепче прижимал ее к себе, чувствуя, что начинает задыхаться от этой близости. – Ты не одна. Я с тобой.

Он зарылся лицом в ее волосы, уже отдавая себе отчет в том, что больше не играет. В эту секунду он не разыгрывал из себя мужа, он опять ощущал себя им.

–Макс, пожалуйста, – прорыдала она, – побудь со мной. Я не хочу оставаться одна. Я боюсь. Ты можешь... просто... побыть со мной, подержать меня?

Нет, сказал ему внутренний голос. Нет, нет и еще раз нет.

– Да.

Тени прошлого и ледяной страх, не отпускавшие Мари целый день, наконец ушли. Ее сердце забилось ровнее. Теперь она знала, откуда возник тот ужас, знала, кто такая Вероника. Ее сегодняшние страхи оказались вполне объяснимы.

С закрытыми глазами она лежала на боку, уткнувшись Максу в грудь. Ее голова покоилась на его правой руке, и она чувствовала щекой шелковую гладкость его рукава.

Спустя несколько минут она перестала дрожать. Его прикосновения и его присутствие, такое большое и надежное, наполнили ее чувством покоя и безопасности. И теплом, какое не могли обеспечить даже одеяла, которыми он укрыл ее.

Однако, обретя душевный покой, она неожиданно ощутила какое-то напряжение, исходившее от него. Казалось, каждый мускул его руки под шелковым рукавом халата одеревенел.

Она открыла глаза и удивленно взглянула на него:

– Макс.

– Постарайся заснуть, Мари, – не открывая глаз, сказал он. Его голос тоже показался ей напряженным.

Эти отрывистые слова напомнили ей о том, каким тоном он разговаривал с ней, пока они ехали в карете до дома, и она догадалась о причинах его скованности.

– Ты все еще сердишься на меня, да? – прошептала она.

– Нет. Спи.

– Но я хочу объяснить. Я хотела объяснить тебе сразу, но... ты был так зол и не слушал меня.

– Мари. – Он по-прежнему лежал с закрытыми глазами, а его голос опять прозвучал как-то странно. – Сейчас это уже не имеет никакого значения.

– Нет, имеет. К тому времени, когда мы доехали до дома, я... я уже так расстроилась, что мне было все равно, узнаешь ты правду или нет. Я не собиралась ничего тебе объяснять. Но... Макс, мне кажется, у нас не должно быть секретов друг от друга. Я не хочу, чтобы нас что-то разделяло.

Он открыл глаза. Взгляд этих мерцающих глаз поразил ее. В них была скорее боль, но никак не злость. Но быть может, это только игра света?

– Хорошо, – хрипло произнес он. – Что ты хочешь объяснить?

– Я хочу сказать, что я пыталась добраться до дома. Но я потерялась и никак не могла найти карету. А когда наконец нашла, то не смогла вспомнить названия улицы. И у меня опять ужасно разболелась голова... – Она вздрогнула, вспомнив ужас, охвативший ее сегодня, хотя теперь, когда она была дома, с ним, ее несчастья уже не казались такими страшными. – я отправилась в эту кондитерскую только в надежде, что ты вспомнишь о ней. Я молила Бога, чтобы ты вспомнил. Но когда ты появился, ты... ты...

–Вел себя как идиот, – подсказал он. Он лежал неподвижно. При низком свете лампы черты его лица казались угловатыми и острыми, но взгляд был мягким и теплым. – Прости меня, Мари. Я не понял. Я ужасно беспокоился о тебе. Если бы с тобой что-то случилось, я...

Он не договорил.

Секунду или две они лежали не двигаясь, молча глядя друг другу в глаза.

Его рука скользнула по ее спине и погладила ее висок.

–Голова еще болит?

Она ответила не сразу. Легкое прикосновение его пальцев – словно перышко, щекотавшее висок – мешало сосредоточиться.

–Нет. Компрессы Нанетты необыкновенно хороши...Макс, ты... все еще сердишься?

Его взгляд и прикосновение были полны нежности, но она по-прежнему чувствовала, что он скован. Ну почему так трудно иногда понять его настроение?

–Я не сержусь. А если и сержусь, то не на тебя.

И прежде чем она успела спросить, что он имеет в виду, он перевел разговор на другое.

– Я забыл поблагодарить тебя за подарок.

– Ты открыл его?

–Да. – Его пальцы, скользнув ниже, погладили ее щеку. – Ты очень внимательна, Мари, – тихо добавил он.

Улыбаясь, она чуть повернула голову и потерлась щекой о его ладонь. Она сделала это почти неосознанно, ей просто хотелось почувствовать его, ощутить его тепло.

–Я рада, что он тебе понравился. Знаешь, продавец уговаривал меня купить что-нибудь посерьезнее, но все было так дорого, а... денег у меня было мало.

– А откуда вообще взялись у тебя деньги?

Я отдала кучеру, который довез меня до магазина, жемчужное ожерелье, и он взамен дал мне несколько монет.

–Ты отдала жемчужное ожерелье... за несколько монет? – Его губы дрогнули – то ли от удивления, то ли от огорчения. – Да ты и в самом деле нисколько не думаешь о своем благополучии.

Почувствовав себя вдруг неразумной девчонкой, она опустила глаза.

– Я сделала что-то не то? Да, Макс?

– Нет. – Он мягко взял в ладонь подбородок и поднял ей голову, заглядывая в глаза. – Мне это очень нравится, милая.

Его голос, прозвучавший глухо и хрипло, заставил ее задрожать, но это была совсем не та дрожь, которую она испытывала несколько минут назад. Эта поднималась изнутри, распространяясь по всему телу горячими волнами.

И в тот же миг она поняла, как близко от нее его тело, как темно и тихо в комнате. Они были совсем одни в золотистом свете лампы – как тогда, на пикнике... но сейчас все было немного иначе.

Он был иным. Хоть и не могла она понять, что именно изменилось в нем, но чувствовала, что он другой. В его глазах, смотревших на нее, было нечто, чего она не видела в них раньше. Серые, они казались совсем темными, как будто закопченными, как эта лампа, за стеклянными стенками которой горит огонь. Он провел большим пальцем по ямочке на ее подбородке.

– Макс, – прошептала она, чувствуя, как участилось ее сердце, – ты так смущаешь меня. Временами мне начинает казаться, что я никогда не смогу понять тебя, а иногда... мне кажется, что я...

Она не знала, какими словами обозначить чувства, всколыхнувшиеся в ее душе. Она перебирала их в уме, но ни одно из них не вмещало в себя эту нежность, это желание и чувство бесконечного счастья, что переполняли ее. Не передавали они ни той боли, которую вызвала в ней их сегодняшняя ссора, ни того чувства покоя и безопасности, которое давала ей его близость. Они не объясняли ничего, даже того простого факта, что все ее мысли были заняты им.

–Мне кажется... если с тобой что-то случится, – тихо заговорила она, – какая-то часть меня умрет.

Издав тихий отрывистый стон, он уронил руку на простыню.

–Мари, ты... – Скулы выступили у него на лице. – Мы...

Она потянулась к нему, провела пальцами по его щеке, желая смягчить эти линии напряжения.

Он вздрогнул.

О Боже!

– Иногда на меня накатывает страх, что все это сон, – шептала она, зачарованно глядя на него. Ее палец скользнул по твердому выступу его подбородка, по высоким скулам, по золотистым прядям волос, спадавшим на его лоб. – Я боюсь проснуться и обнаружить, что я в лечебнице и ты только снился мне.

– Увы, я более чем реален, – сказал он. Голос его прозвучал надтреснуто.

– Макс, скажи, почему ты женился на мне? Ты ведь красивый, а я... – Она не могла подобрать слова. – Ты же мог жениться на какой-нибудь хорошенькой девушке.

Он открыл глаза. В его взгляде сквозила мука.

–Мари, ты не представляешь себе, как ты хороша. Ты так хороша, что я вряд ли смогу описать это словами.

Она почувствовала, как кровь хлынула к ее щекам.

–Не надо, Макс. Я знаю, это неправда. – Она опустила голову и убрала руку с его лица. – Сегодня продавщица в магазине посоветовала мне надевать шляпу с широкими полями. Я не сразу поняла, что она хотела этим сказать, но когда мы приехали домой, я... села за туалетный столик и... хорошенько рассмотрела себя в зеркало. – Она облизнула пересохшие губы. – И я поняла, что отличаюсь от нее. Отличаюсь от тех дам, которых видела сегодня в парке, от официантки, которая поила меня шоколадом. Я такая... гадкая.