Жаль, что с нею нет Макса, – она бы расспросила его обо всем. При мысли о нем она улыбнулась и нащупала в кармане плаща сверток, В небольшой коробочке, обернутой в хрустящую цветную бумагу и перевязанной лентой, лежал купленный для него подарок.

Она собиралась пригласить его на прогулку, но у него был такой изможденный вид, когда она вошла к нему в кабинет и застала его спящим прямо за столом. Голова его лежала на книге, а очки сползли к самому кончику носа. Не желая будить его, она осторожно сняла с него очки и положила их рядом на стол, а потом, не удержавшись, провела пальцем по красной отметине на переносице, оставленной металлической дужкой.

Он так внимателен к ней. Думает о ней даже по ночам, пытается найти способ помочь ей. Вот – читал об амнезии.

И он перестал запирать ее. Он необыкновенно добр.

Задержавшись у витрины кондитерской и восхищенно разглядывая выставленные в ней торты, Мари в который уже раз пожалела, что мало помнит о вчерашнем вечере. Ей снилось, будто Макс снова поцеловал ее Во всяком случае это походило на сон. Она помнит пикник, помнит, как они сыграли несколько партий в вист, как смеялись, выдумывая всякие прозвища для нее. Помнит боль, от которой сжималось сердце, когда он рассказывал ей о своей болезни. А потом...

Что было потом, она не помнит.

Нахмурившись, она оторвалась от витрины и зашагала дальше, обещая себе, что никогда больше не прикоснется к вину. Уж следующих поцелуев мужа она не забудет.

Улица Сент-Оноре заканчивалась парком, а на углу она заметила нужную вывеску Ароматы Парижа. Восторженно и нетерпеливо она толкнула дверь.

Благоуханное облако окутало ее, когда она ступила внутрь. Драпированные шелком прилавки и многочисленные шкафчики были заполнены множеством хрустальных флаконов всевозможных форм и размеров, пудреницами, румянами и корзинами с душистым мылом.

И ничто из этого изобилия ни о чем не напоминало ей.

Разочарование вторглось в светлую безмятежность весеннего утра.

– Чем могу служить, мадемуазель? – раздался женский голос.

Мари повернулась на него и приподняла край шляпы, чтобы видеть его обладательницу. Женщина в нежно-розовом платье, стоявшая рядом и смотревшая на нее, была так же прекрасна, как эти хрупкие флакончики. Ее лицо было удивительно красиво, но густой налет пудры и яркие румяна как будто портили его. Она смотрела на Мари словно свысока, хотя они были одного роста.

– Чем могу служить?

– Простите... простите меня, но... не могли бы вы говорить чуть медленнее? Мне трудно понять вас.

Хозяйка приподняла свои превосходно изогнутые брови: – Вы хотите что-то купить? – спросила она, выделяй каждое слово и оглядывая Мари с ног до головы. – Наверное, для подруги?

– Н-нет, – ответила Мари, почувствовав вдруг неловкость и сама не понимая, что заставляет ее так робеть перед этой дамой. – Видите ли... м-м-м... наверное, это прозвучит странно, но... скажите, я заходила сюда когда-нибудь?

Женщина, усмехнувшись, сняла с Мари шляпу, отступила назад, откинула голову и принялась изучать ее лицо.

– Не думаю, мадемуазель, – наконец сказала она. – Нет, я уверена, мы вас не видели. Мы помним каждого покупателя, тем более что наши покупатели – изящные, изысканные дамы. А вы... Мне очень жаль, мадемуазель, но вы не похожи на тех дам, что посещают наш магазин.

Мари не знала, что сказать.

– А... на кого я, по-вашему, похожа?

– О, милая девушка. – Женщина подошла поближе и приподняв пальчиком подбородок Мари, снова оглядела ее лицо – Даже наши пудра и румяна вряд ли помогут тут, – произнесла она, удрученно качая головой. – Вы правильно сделали, выбрав эту шляпу. Чем шире поля, тем лучше. Я могу назвать вам хорошего шляпника на улице Марес. Может быть, он сможет помочь вам. Его вуали и сеточки способны преобразить любую...

– Но мне не нужна шляпа. Я просто подумала... Скажите, вы действительно не знаете меня?

– Да нет же, мадемуазель. – Женщина вручила ей шляпу и отступила от нее. – Как, вы говорите, ваше имя?

– Мари Николь ле Бон.

Хозяйка вздохнула и задумчиво потерла подбородок.

– Мари Николь ле Бон, – повторила она. – Нет, это имя мне незнакомо. У нас есть покупательница по имени Вероника ле Бон. Но она уже давно не заходила к нам. Может быть, это ваша родственница? Хотя вряд ли, – сказала она, еще раз скользнув взглядом по Мари. – Вряд ли. Мадемуазель Вероника чудесная, обворожительная особа...

Мари не слышала ее. Вероника.

Она не помнила этого имени, но словно всполох огня озарил ее сознание.

Кто такая Вероника?

Мари вдруг почувствовала себя разбитой. От запахов, пропитавших магазин, к горлу подступила тошнота, голова кружилась, в ушах звенело. Ей не хватало воздуха. В душу вкрался страх. Она не знала, чем он вызван, и страх тут же перерос в ужас.

Мрак надвигался на нее. Он подступал со всех сторон, сжимаясь плотным кольцом и грозя поглотить ее. Холодный, черный, душный мрак.

Бежать, лихорадочно думала она. Нужно бежать отсюда, – от этой женщины, ее духов, ее слов. Сердце бешено колотилось в груди. Мари пятилась к двери. Острая боль пронзила вдруг голову – такой боли она еще не знала, – и Мари вскрикнула. Она наткнулась на прилавок. Шляпа выскользнула из ее пальцев.

– Мадемуазель! – Голос хозяйки прозвучал где-то очень далеко от Мари. – Мадемуазель ле Бон, вы хорошо себя чувствуете?

Мари, пошатываясь и спотыкаясь, шла к выходу. Страшная темная пустота окружала ее. Мысли стали ватными, ноги не слушались. Ее охватила паника. Скорее. Нужно уйти отсюда.

– Нет, – закричала она. – Нет, нет. Нет!

Не видя ничего вокруг, она отчаянно искала дверь и, наткнувшись на нее, что есть силы толкнула и выскочила на улицу. Вокруг сновали люди, она натыкалась на них, не зная, куда ей идти, и топчась на месте. В отчаянии она схватилась за голову и сдавила ладонями виски, пытаясь унять боль. Глухое рыдание вырвалось из нее:

– Макс... помоги.

Потерянная и одинокая, она бросилась бежать.

Глава 11

– Вы уверены, что ваш муж будет искать вас здесь, мадам? – Мари отвела взгляд от окна. Пальцы дрожали, и фарфоровая чашка со звоном встала на блюдце. Мари робко улыбнулась рыжеволосой официантке кондитерской Прокопе, время с времени подходившей к ней. Она просидела здесь уже два часа.

– Д-да, Эмилин, – еле слышно ответила она. – Я надеюсь.

– Может быть, помочь вам нанять экипаж? – мягко предложила девушка.

– Нет, я... я... – Мари боялась сказать что-нибудь лишнее, но следить за своими словами ей было трудно. Голова раскалывалась. С того момента когда она выскочила из магазина на улицу Сент-Оноре, боль нисколько не стихла. С людского гомона и смеха, наполнявших кафе, стучало в висках. – Спасибо, я уже пыталась сделать это.

– Ну надо же! Вы впервые в Париже, а муж отпускает вас за покупками одну. – Девушка стояла, изящно подбоченившись, держа на бедре свой серебряный поднос. – Даже я могу заблудиться на этих улицах, а ведь минуло уже три года, как я уехала из своего Прованса. По мне, так муж должен быть внимательнее к своей жене.

– Я... думаю, он разыскивает меня.

– Когда найдет, отчитайте его хорошенько, мадам. – Кондитерская была переполнена посетителями, и они нетерпеливо сигналили Эмилин. – Я скоро вернусь, мадам.

Официантка засновала между посетителями. Эти мужчины и женщины, богато одетые, проводили полдень за сплетнями, выпивая и закусывая. Большинство из них сидели за стоявшими вдоль стен мраморными столиками, некоторые бродили по залу, переходя от одной группы к другой, – и стремительный поток слов гулко отдавался в голове Мари.

Если кого-то и следует отчитать, отвернувшись к окну, подумала она, так это прежде всего ее. Она будет счастлива выслушать любые упреки...

Только бы добраться до дома.

Приподняв тюлевую занавеску, она посмотрела в окно. Сердце стучало так сильно, что казалось, она слышит его биение. На ярком послеполуденном солнце оживленные тротуар и мостовая были прочерчены тенями, которые напоминали длинные черные пальцы. В них было что-то угрожающее, и Мари повела плечами. Ей было зябко, несмотря на плащ, окутывавший ее, – словно кто-то водил по ее коже кусочком льда.

Утром, в панике, она бежала, не разбирая дороги, а оказавищсь вне улицы Сент-Оноре, растерялась и заплуталась в лабиринте каких-то улочек и переулков. Она искала карету, чтобы доехать до дома, но как назло не видела ни одной, а когда наконец нашла экипаж, не смогла назвать кучеру адрес. Она знала только, что их особняк стоит в ряду таких же особняков с внутренними двориками. А рядом есть парк. Но как называлась улица, она не знала.

Уходя из дома поутру, она была так счастлива, так опьянена свободой, что ей даже не пришло в голову поинтересоваться, как называется их улица. Она была уверена, что вернется домой через час.

Кучер возил ее от одного парка к другому, но ни один из них она не узнала, и тогда, оцепеневшая от страха, она попросила отвезти ее в кондитерскую Прокопе, славившуюся своим шоколадом, надеясь, что Макс догадается заглянуть сюда.

Просто ничего другого ей не оставалось.

Опустив занавеску, она опять поежилась и закуталась поплотнее в плащ. Как было бы хорошо снова оказаться в объятиях Макса, ощутить тепло и покой его рук. Безнадежное отчаяние захлестнуло ее, она задрожала. Больше всего на свете ей хочется снова быть дома, быть с ним.

Но как найти его?

Она потерялась. Оказалась одна-одинешенька среди чужих людей.

Ее взгляд беспокойно блуждал по залу, по оживленным, смеющимся напудренным и нарумяненным лицам, не задерживаясь ни на одном. Она потеряла шляпу, ее лицо теперь открыто и ее могут узнать. Два часа назад, войдя в кафе и увидев здесь толпу людей, она чуть было не повернула обратно, охваченная желанием найти какой-нибудь темный угол и забиться в него. Но в таком случае Макс вряд ли найдет ее.