Однако ей необходимо отдохнуть… особенно учитывая то, что он намеревался обсудить с нею позже.

У спускающегося вниз по лестнице Лео создалось такое впечатление, что все в доме, включая слуг, пребывали в состоянии лунатизма. Бал длился до четырёх утра, и даже тогда некоторые из гостей ещё не хотели уезжать. Расположившись в комнате для завтраков, Лео наслаждался чашкой крепкого чая, наблюдая как Амелия, Уин, и Меррипен появляются друг за другом. Кэм, всегда поднимающийся позже, ещё не проснулся.

— Что произошло с Кэтрин вчера вечером? — тихо спросила Амелия. — И что относительно поспешного отъезда лорда Латимера? Сплетни поползли мгновенно.

Лео размышлял, стоит ли обсуждать секреты Кэтрин с остальными членами семьи. Но им нужно что-то сказать. И хотя он и не собирался углубляться в детали, но чувствовал, что Кэтрин было бы легче, если бы кто-то другой всё объяснил.

— Как выясняется, — произнёс он, тщательно подбирая слова, — когда Кэт была пятнадцатилетней девочкой, её так называемая семья заключила соглашение с Латимером.

— Какого рода соглашение? — спросила Амелия. И широко распахнула глаза, когда Лео послал ей многозначительный взгляд. — Боже милостивый.

— К счастью, Ратледж вмешался прежде, чем ей пришлось … — Лео прервался, удивлённый нотками ярости в собственном голосе. Он попытался смягчить свой тон, прежде чем продолжить. — Думаю, нет нужды уточнять. К тому же, совершенно очевидно, это не та часть прошлого Кэт, о которой она хотела бы распространяться. Последние восемь лет она была в бегах. Прошлым вечером Латимер узнал её и сильно расстроил. Я уверен, что этим утром она проснётся с явным намерением покинуть Гемпшир.

Черты лица Меррипена оставались жёсткими, но в тёмных глазах отражалось сострадание:

— Ей нет никакой необходимости куда-то уезжать. С нами она в безопасности.

Лео кивнул, подушечкой большого пальца очерчивая край чайной чашки:

— Я ясно дам это понять, когда буду с ней разговаривать.

— Лео, — начала Амелия, тщательно подбирая слова, — ты действительно уверен, что справишься с этим лучше, чем кто-либо из нас? С вашими бесконечными стычками…

Он наградил её жестким взглядом:

— Я уверен.

— Амелия? — раздался несмелый голос с порога.

Это была Беатрис, одетая в голубой халат из гофрированной ткани, её темные локоны пребывали в полнейшем беспорядке. Тревожные морщинки пересекали девичий лоб.

— Доброе утро, дорогая, — тепло поздоровалась Амелия, — нет необходимости вставать так рано, если не хочешь.

Беатрис ответила, неловко подбирая слова:

— Я хотела проверить, как там поживает раненая сова, которую держу в нашей конюшне. И ещё я искала Доджера, потому что не видела его со вчерашнего дня. Поэтому я приоткрыла дверь в комнату мисс Маркс, но только чуть-чуть, чтобы посмотреть, нет ли его там. Вы же знаете, как ему нравится спать в её коробке с комнатными туфлями…

— Но его там не оказалось? — подсказала Амелия.

Беатрис покачала головой.

 — Мисс Маркс там тоже не оказалось. Кровать заправлена, а её саквояж пропал. И я нашла это на туалетном столике.

Она вручила сложенный листок бумаги Амелии, которая, развернув записку, пробежала глазами по написанным строкам.

— Что там? — требовательно спросил Лео, уже вскочив на ноги.

Амелия без слов вручила ему записку.


«Прошу простить меня за то, что уехала не попрощавшись. Но другого выбора просто не было. Я никогда не сумею отблагодарить вас за ваше великодушие и доброту. Надеюсь, вы не сочтёте меня самонадеянной, если я скажу, что пусть и не по крови, но по сердцу вы — моя семья.

Я буду скучать по всем вам.

Всегда ваша,

Кэтрин Маркс»


— Господи боже, — проворчал Лео, бросая сложенный лист бумаги на стол, — драмы, разворачивающиеся в этом доме — больше чем способен вынести любой мужчина. А я-то уж было решил, что нам удастся разумно обсудить сложившуюся ситуацию в уюте стен Рэмси-Хауса, но вместо этого она сбегает под покровом ночи, оставив записку, полную сентиментальной чуши.

— И вовсе это не чушь, — бросилась на защиту Амелия.

В глазах Уин заблестели слёзы сострадания, когда она прочла записку.

— Кев, мы должны найти её.

Меррипен накрыл её руку своей.

— Она направилась в Лондон, — пробормотал Лео. Насколько он знал, Гарри Ратледж — единственный человек, к которому Кэт могла обратиться. Хотя Гарри и Поппи были приглашены на бал, но дела гостиницы задержали их в Лондоне.

Гнев, желание что-то срочно делать разрастались в Лео, появившись из ниоткуда. Он попытался не показывать своего состояния, но мысль о том, что Кэт ушла… покинула его… наполнила Лео таким яростным собственническим чувством, равного которому он ещё никогда не испытывал.

— Обычно почтовая карета покидает Стоуни-Кросс в пять тридцать, — сказал Меррипен, — значит, у тебя есть неплохой шанс перехватить её до того, как она доберется до Гилфорда. Могу поехать с тобой, если хочешь.

— Я тоже, — отозвалась Уин.

— Мы все должны ехать, — заявила Амелия.

— Нет, — мрачно отрезал Лео, — я отправляюсь один. И когда настигну Маркс, вам не захочется оказаться рядом.

— Лео, — с подозрением спросила Амелия, — что ты собираешься с ней сделать?

— Почему ты всегда с такой настойчивостью задаешь вопросы, заранее зная, что ответы на них тебе не понравятся?

— Потому что, будучи оптимисткой, — едко сказала она, — я не перестаю лелеять надежду, что могу ошибаться.


Глава 17

Почтовые кареты теперь ходили редко, поскольку для доставки почты всё чаще пользовались железными дорогами. Однако Кэтрин посчастливилось приобрести билет до Лондона.

Но она не чувствовала себя счастливой.

Кэтрин была печальна и мёрзла даже в тесном и душном пространстве кареты. Пассажиры заняли все места в экипаже — и внутри него, и снаружи, а мешки с почтой и багаж весьма непрочно закрепили на крыше. Когда колёса начинали усиленно громыхать по ухабам, возникало чувство опасной неустойчивости. Восхищаясь силой и выносливостью упряжки лошадей, тащивших массивный экипаж, один из пассажиров-джентльменов предположил, что они движутся со скоростью примерно десяти миль в час.

Кэтрин угрюмо смотрела на проносившиеся за окном луга Гемпшира, а затем — на сменившие их густые лесные заросли и шумные города-ярмарки [25] Суррея.

Среди пассажиров, находившихся внутри экипажа, была ещё только одна женщина — полная, хорошо одетая матрона, путешествующая с мужем. Тихонько похрапывая, она дремала в противоположном от Кэтрин углу. Её шляпка была украшена гроздьями искусственных вишен, плюмажем и маленьким чучелом птички. Всякий раз, когда карету потряхивало, украшения на шляпе матроны начинали дребезжать и колыхаться.

В полдень карета остановилась на постоялом дворе, чтобы сменить лошадей. Кряхтя и охая, предвкушая короткую передышку, пассажиры вывалились из экипажа и устремились в трактир.

Побоявшись оставить в карете, Кэтрин свою поклажу забрала с собой. В довольно увесистом саквояже лежали ночная сорочка, нижнее белье, чулки, набор гребней и шпилек, щётка для волос, шаль и весьма объёмистый роман с озорным посвящением от Беатрис: «Эта история беспременно развлечёт мисс Маркс, ни капельки не улучшая её! С любовью от неисправимой Б.Х.»

Придорожный трактир с виду казался вполне приличным заведением, но, конечно, его едва ли можно было счесть роскошным. Завсегдатаями этого места были конюхи и фермеры. Кэтрин бросила горестный взгляд на деревянную стену внутреннего двора трактира, обклеенную разнообразными объявлениями, и повернулась, чтобы понаблюдать за работой пары конюхов, менявших лошадей.

Она почти уже поставила саквояж на землю, как услышала внутри него какое-то шуршание. Этот звук исходил не от вещей… нет, это больше походило… на шуршание какого-то живого существа.

Сердце Кэтрин забилось быстро и беспорядочно, словно маленькие картофелины, подпрыгивающие в кипящей воде.

— О, нет, — прошептала Кэтрин.

 В отчаянной попытке скрыть происходящее от посторонних взглядов Кэтрин повернулась к стене и всего лишь на пару дюймов приоткрыла саквояж.

Лоснящаяся маленькая головка тут же высунулась наружу. Взгляду ошеломлённой Кэтрин  предстали знакомые блестящие глаза и подрагивающие усики.

— Доджер, — прошептала она.

Зверёк радостно заверещал, уголки его рта изогнулись в неизменной улыбке.

— Ах ты, озорник этакий!

Должно быть, он проскользнул в саквояж в то время, когда она упаковывала вещи.

— И что мне теперь с тобой делать? — с отчаянием произнесла Кэтрин.

Засунув его голову обратно, она успокаивающе погладила хорька. Похоже, у неё не было иного выбора, кроме как взять это проклятое создание с собой в Лондон и вверить заботам Поппи до тех пор, пока не появится возможность вернуть зверька Беатрис.

Как только один из конюхов крикнул: «Всё готово!», — Кэтрин вернулась в карету и поставила саквояж в ноги. Ещё раз приоткрыв его, она украдкой взглянула на Доджера, свернувшегося калачиком на её ночной рубашке.

— Сиди тихо, — строго сказала Кэтрин, — и не создавай неприятностей.

— Прошу прощения? — раздался голос забравшейся в экипаж матроны. Казалось, что плюмаж на её шляпке негодующе колышется.

— Ох, мадам, это я не к вам обращалась, — поспешно произнесла Кэтрин, — я выговаривала… сама себе.

— В самом деле? — плюхнувшись на сиденье напротив, женщина прищурилась.

Кэтрин замерла в ожидании предательского шуршания или иного шума из саквояжа. Однако Доджер никак не выдал своё присутствие.