— Непременно. Но моя честность заставляет меня уверить вас, что я наверняка буду ещё рисовать. Это моё любимое хобби — рисовать вас обнаженной.

Кэтрин простонала и закрыла лицо руками. Из-за стиснутых пальцев донёсся её голос:

— Как бы я хотела, чтобы вместо этого вы занялись коллекционированием чего-нибудь.

Она услышала хриплый смех:

— Кэт. Дорогая. Вы можете посмотреть на меня? Нет?

Она вся напряглась, но не пошевелилась, когда почувствовала, как его руки обнимают её.

— Я всего лишь дразнил вас. Я не буду больше рисовать вас в таком виде, — Лео не отпускал её, осторожно склоняя её лицо к своему здоровому плечу. — Вы сердитесь?

Она покачала головой.

— Боитесь?

— Нет, — она судорожно вздохнула. — Только удивилась, что вы меня видите... такой.

— Почему?

— Потому что это на меня не похоже.

Он понял, что она имела в виду.

— Никто никогда не видит себя с совершенной точностью.

— Я уверена, что никогда не разгуливаю абсолютно голой!

— И это, — сказал Лео, — просто позор! — Прерывисто вздохнув, он продолжил: — Вы должны знать, что я всегда хотел вас, Кэт. У меня были такие грешные фантазии! Мы отправимся прямиком в ад, если я расскажу о них вам. И то, как я вас хочу, не имеет ничего общего с цветом волос или ужасными нарядами, которые вы носите, — он нежно погладил её по голове. — Кэтрин Маркс, или кем бы вы не были… Меня гложет самое земное желание быть с вами в постели в течение… о, недель, по крайней мере… совершая все смертные грехи, известные человечеству. Я бы хотел не только рисовать вас обнажённой. Я хочу рисовать прямо на вашем теле пером и чернилами… цветы вокруг грудей, млечный путь, спускающийся по бёдрам, — его губы легко коснулись краешка её уха. — Я хочу составить карту вашего тела, найти ваши север, юг, восток и запад. Я бы…

— Не надо, — сказала Кэтрин, едва дыша.

Горестный смех вырвался у него:

— Я же говорил. Прямиком в ад.

— Это я виновата, — она уткнулась горящим лицом ему в плечо. — Я не должна была приходить к вам прошлой ночью. Я не знаю, почему я это сделала.

— Я думаю, знаете, — его губы коснулись её макушки. — Не приходите больше ко мне ночью, Маркс. Потому что если это снова случится, я буду не в состоянии остановиться.

Он выпустил её из рук, вставая. Взяв за руку, он потянул её вверх за собой. Пачка бумаг вернулась на место, и Лео взял рисунок Кэтрин. Листок аккуратно порвали, сложили и снова порвали. Вложив обрывки бумаги ей в руку, он сжал её в кулак:

— Другие я тоже уничтожу.

Он вышел, а Кэтрин стояла, не шелохнувшись. Только пальцы сильнее сжали кусочки рисунка, превращая его во влажный комок.


Глава 12

Весь следующий месяц Лео намеренно находил себе разные дела, чтобы не встречаться с Кэтрин. Пара новых арендаторских ферм требовала проводки системы орошения. Лео был специалистом именно в этом, в то время как Кэм работал с лошадьми, а Меррипен следил за рубкой леса. Лео намеревался создать заливные луга, орошаемые мелкими ручьями и малыми распределительными каналами, питающимися от близлежащих рек. В том месте, где воды в канале будет мало, и она не сможет естественным путём поступать на поля, понадобится водяное колесо. Это колесо, снабжённое черпаками, будет поднимать необходимое количество воды и пускать её по искусственному каналу.

Без рубашки, весь в поту под нежарким солнцем Гемпшира, Лео вместе с арендаторами копал дренажные рвы и канавы, убирал камни и таскал землю. К концу дня все мышцы Лео ныли, и он так уставал, что едва не засыпал над ужином. Его тело стало мускулистым, и он так похудел, что пришлось одолжить брюки у Кэма, пока местный портной не перешьёт его собственную одежду.

— По крайней мере, работа удерживает тебя от твоих пороков, — однажды перед ужином подшутила над  ним Уин, ласково потрепав по волосам.

— Как это ни странно, но мне нравятся мои пороки, — сказал ей Лео. — Именно поэтому я ими и обзавёлся.

— Чем тебе нужно обзавестись, — нежно сказала Уин, — так это женой. И я это говорю не из корыстных побуждений, Лео.

Он улыбнулся самой нежной из своих сестёр, так много боровшейся во имя любви:

— В тебе нет ни капельки корысти, Уин. Но, несмотря на то, что твои советы обычно благоразумны, этому я не последую.

— А должен был бы. Тебе нужна собственная семья.

— Мне более чем хватает той, что уже есть. И я много что предпочёл бы женитьбе.

— Например?

— О, отрезал бы себе язык и присоединился к монахам-цистерцианцам[14], вывалялся нагишом в патоке и вздремнул на муравейнике… Продолжать?

— В этом нет необходимости, — сказала Уин, улыбаясь. — Однако, когда-нибудь ты женишься, Лео. И Кэм, и Меррипен говорят, что у тебя очень отчётливая линия брака на руке.

Лео в недоумении взглянул на ладонь.

— Это след от того, как я держу перо.

— Это — линия брака. И она такая длинная, что почти выходит за ладонь на внешнюю сторону руки. Что означает: ты обречён жениться на своей любви.

Уин приподняла брови, как бы спрашивая: «Ну что ты об этом думаешь?»

— Цыгане сами не верят в гадания по руке, — сообщил ей Лео. — Это чушь. Они занимаются этим лишь ради того только, чтоб выманить деньги у глупцов и пьяниц.

Прежде, чем Уин успела ответить, в гостиную вошёл Меррипен.

— Gadjos отлично умеют всё усложнять, — сказал он, передавая Лео письмо и присаживаясь на небольшой диванчик.

— Что это? — спросил Лео, взглянув на подпись внизу. — Ещё одно письмо от адвоката? Я думал, он старается упростить, а не усложнить наши дела.

— Чем больше он объясняет, — сказал Меррипен, — тем запутанней всё становится. Я цыган, и мне с трудом даётся само понимание права землевладения. Но поместье Рэмси… — он недовольно помотал головой. — Это гордиев узел из соглашений, передач прав собственности, пошлин, оговорок, дополнений и договоров аренды.

— Это оттого, что поместье старое, — мудро заметила Уин. — Чем древнее имение, тем больше  времени на то, чтоб всё запуталось, — она бросила взгляд на Лео. — Кстати, я только что узнала, что графиня Рэмси и ее дочь мисс Дарвин желают навестить нас. Мы получили сегодня от них письмо.

— Чёрт возьми! — Лео был в ярости. — С какой целью? Позлорадствовать? Провести опись имущества? У меня есть ещё год, прежде чем они смогут предъявить свои права на поместье.

— Возможно, они хотят объявить перемирие и найти приемлемое для всех решение, — предположила Уин.

Уин всегда была склонна видеть в людях только хорошее и верила, что добродетель является неотъемлемой чертой человеческой природы.

Лео не страдал подобным заблуждением.

— Чёрта с два перемирие, — пробормотал он. — Ей-богу, я уже склоняюсь к женитьбе, только чтобы досадить этой парочке ведьм.

— Есть кто-то на примете? — спросила Уин.

— Ни единой кандидатуры. Но если я когда-нибудь и женюсь, то это будет женщина, которую я точно никогда не полюблю.

Его внимание привлекло движение в дверном проёме — вошла Кэтрин, Лео тайком наблюдал за ней. Она неопределённо улыбнулась, приветствуя присутствующих и обходя взглядом Лео, и прошла к стулу в углу комнаты. Не без досады Лео заметил, что она похудела. Грудь стала меньше, талия — не толще тростинки, а лицо покрылось бледностью. Она намеренно плохо питается? Почему у неё пропал аппетит? Она так себя и до болезни доведёт.

— Ради бога, Маркс, — раздражённо сказал он, — вы становитесь тощей, как берёзовая ветка.

— Лео! — запротестовала Уин.

Кэтрин бросила на него разгневанный взгляд:

— Вообще-то это не мои брюки ушивают.

— Вы выглядите полуживой из-за того, что плохо питаетесь, — продолжал Лео с сердитым видом. — Что с вами происходит? Почему вы не едите?

— Рэмси, — тихо проговорил Меррипен, очевидно решив, что Лео переходит все границы.

Кэтрин быстро встала со стула и пристально посмотрела на Лео.

— Вы задира и лицемер, у вас нет никакого права критиковать мой внешний вид, так что… — она запнулась, подыскивая подходящее выражение. — Да катитесь вы к ядрёной бабушке! — И направилась к выходу, злобно шелестя юбками.

Меррипен и Уин смотрели ей вслед, разинув рты.

— Где это вы нахватались таких выражений? — спросил Лео у гувернантки, следуя прямо за ней.

— У вас, — резко бросила она через плечо.

— Вы хотя бы представляете, что это значит?

— Нет, и мне всё равно. Держитесь от меня подальше!

Пока Кэтрин неслась через дом, а Лео следовал за ней по пятам, ему пришло в голову, что он страстно желал поспорить с ней, искал хоть какого-нибудь общения.

Она выскочила на улицу, обошла почти весь дом, и вскоре они оказались в огороде. В воздухе висел пряный запах согретых солнцем трав.

— Маркс, — сказал он раздражённо. — Я последую за вами и через петрушку, если настаиваете, но мы могли бы остановиться и выяснить всё здесь.

Девушка, с пылающими щеками, резко повернулась к нему:

— Нам нечего обсуждать. За все эти дни вы и слова мне не сказали, а теперь делаете обидные замечания против меня…

— Я не имел намерения вас обидеть. Я просто сказал…

— Я не тощая, жалкий болван! Разве я меньше человек, чем вы, что вы смеете обращаться со мной с таким презрением? Вы самый…

— Простите.

Кэтрин замолчала, тяжело переводя дыхание.

— Я не должен был так разговаривать с вами, — хмуро сказал Лео. — И я не считаю, что вы в меньшей степени человек, чем я. Вы для меня — человек, о благополучии которого я беспокоюсь. Я бы разозлился на любого, кто плохо с вами обращается, а в данном случае, это вы сами. Вы не заботитесь о себе.