Лиза Клейпас - Обвенчанные утром

Гемпшир, Англия

Август 1852 год

Любой, кто когда-нибудь почитывал романы, знает, что гувернантки должны быть кроткими и ненавязчивыми. Кроме того, они должны быть тихими, покладистыми, послушными, не говоря уже о почтительности по отношению к хозяину дома. Лео, лорд Рэмси, в отчаянии задавался вопросом, почему им не досталась одна из таких.  Вместо этого семья Хатауэй наняла Кэтрин Маркс, которая, по глубокому убеждению Лео, бросала незавидную тень на всех представительниц своей профессии.

Не то чтобы Лео имел претензии к способностям Маркс. Она проделала отличную работу, обучив двух его младших сестёр, Поппи и Беатрис, тонкостям светского этикета. А тем необходима была огромная помощь, потому что никто из Хатауэйев не мог и предположить, что им придётся вращаться в высших кругах британского общества. Они воспитывались в традициях среднего класса в деревне к западу от Лондона. Их отец, Эдвард Хатауэй, учёный-историк, изучавший средневековье, считался человеком из хорошей семьи, но никак не аристократом.

Однако после ряда невероятных событий Лео унаследовал титул лорда Рэмси. И, хотя учился он на архитектора, теперь стал виконтом — с земельными угодьями и арендаторами. Хатауэйи переселились в поместье Рэмси в Гемпшире, где изо всех сил старались приспособиться к требованиям их нового положения.

Одной из самых больших проблем для сестёр Хатауэй стало изучение абсурдно огромного количества правил и требований, предъявляемых к юным представительницам элиты общества. Если бы не терпеливое наставничество Кэтрин Маркс, Хатауэи появились бы в Лондоне со всем изяществом обращённого в паническое бегство стада слонов. Для всех них Маркс совершила чудо, а в особенности — для Беатрис, которая, несомненно, была самой эксцентричной представительницей и без того неординарного семейства Хатауэй. Хотя Беатрис более всего была счастлива резвиться на свободе среди лесов и лугов подобно дикому созданию природы, Маркс удалось внушить ей, что в бальном зале следует придерживаться других норм поведения. Гувернантка даже написала несколько стихотворных правил этикета для девушек, с такими литературными перлами, как:

Сдержанность юные леди должны соблюсти,

Коль с незнакомцем придётся им речи вести.

Жалобы, ссоры и флирт здесь нельзя допустить,

Чтоб своё доброе имя суметь сохранить.

Естественно, Лео не мог устоять от соблазна посмеяться над поэтическими способностями Маркс, но в глубине души признавал, что её методы срабатывали.

Поппи и Беатрис успешно провели несколько лондонских сезонов. А Поппи недавно удачно вышла замуж за хозяина отеля Гарри Ратледжа.

Теперь осталась только Беатрис. Маркс выполняла роль наставницы и компаньонки при энергичной девятнадцатилетней девице. Что касается остальных Хатауэйев, то они считали Кэтрин Маркс, в сущности, членом семьи.

Лео же, со своей стороны, не выносил эту женщину. Она при любой возможности высказывала своё мнение и осмеливалась давать ему указания. В тех редких случаях, когда он пытался быть дружелюбным, она отпускала в ответ язвительные замечания или презрительно отворачивалась. Когда же Лео высказывал вполне разумное мнение, то, ещё не дослушав его до конца, Маркс уже перечисляла причины, почему он был неправ.

Неизменно сталкиваясь с её неприязнью, Лео не мог не ответить тем же. В течение всего прошлого года он пытался убедить себя, что для него не имеет значения, что она его презирает. В Лондоне было много женщин гораздо более красивых, обаятельных и привлекательных, чем Кэтрин Маркс.

Если бы только она не очаровывала его так.

Возможно, причиной были тайны, которые она так рьяно оберегала. Маркс никогда не говорила о своём детстве, или о своей семье, или о том, почему она приняла предложение Хатауэйев. Какое-то время она преподавала в школе для девочек, но отказывалась говорить о своей преподавательской практике или объяснять, почему она покинула школу. Ходили слухи, передаваемые бывшими ученицами, что она то ли бедная родственница директрисы, то ли женщина, потерявшая репутацию и вынужденная пойти в услужение.

Маркс была настолько самодостаточной и стойкой натурой, что зачастую можно было легко забыть, что она ещё очень молода и от роду ей всего-то чуть более двадцати лет. Когда Лео встретился с ней в первый раз, она являла собой превосходный образец сухой старой девы, с этими её очками, строгим угрюмым видом и жёсткой линией рта. Её спина была так же пряма, как  каминная труба, а волосы — бледно-коричневые, цвета яблочной моли — всегда слишком туго зачесаны назад. Ходячая Смерть — прозвал её Лео, несмотря на возражения семьи.

Но прошедший год вызвал замечательные изменения во внешности гувернантки. Она поправилась, её стройное тело больше не напоминало жердь, а на щеках появился румянец. Полторы недели назад, когда Лео вернулся из Лондона, он был поражён, увидев белокурые волосы Маркс. По всей видимости, она красила волосы в течение многих лет, но после ошибки аптекаря с краской вынуждена была прекратить маскировку. Тёмно-каштановые косы выглядели слишком мрачным обрамлением для её тонких черт лица и бледной кожи, то теперь, с её собственными, белокурыми от природы волосами эффект получался ошеломляющим.

И Лео вынужден был признать, что его заклятый враг, Кэтрин Маркс, оказалась красавицей. Это не было связано с изменившимся цветом волос, так преобразившим её внешность… скорее, дело заключалось в том, что она чувствовала себя неловко. Она чувствовала себя уязвимой, и это было заметно. В результате, Лео захотелось содрать с неё всю эту шелуху — в прямом и переносном смысле. Он хотел познать её.

Лео старался держаться на расстоянии, пока обдумывал развитие событий после этого открытия. Его смущала реакция семьи на Маркс, выражавшаяся ни в чём ином, как во всеобщем недоумённом пожатии плеч. Почему никто из них не проявил и доли его любопытства по отношению к ней? Почему Маркс так долго нарочно делала себя непривлекательной? От чего, чёрт побери, она скрывалась?

Солнечным гемпширским днём, когда Лео точно знал, что большая часть семьи чем-то занята, он отправился на поиски Маркс, считая, что при разговоре наедине у него есть вероятность получить кое-какие ответы. Он нашёл её в цветнике. Она сидела на скамейке возле тропинки, посыпанной гравием.

Она была не одна.

Лео остановился ярдах в двадцати от неё, скрытый тенью раскидистого тиса.

Маркс сидела рядом с молодым мужем Поппи, Гарри Ратледжем. Они были поглощены тем, что со стороны казалось задушевным разговором.

Хотя ситуация  не выглядела компрометирующей, но она в тоже время и не смотрелась естественно.

О чём, бога ради, они могли говорить? Даже с такого расстояния было понятно, что о чём-то важном. Гарри Ратледж уважительно склонил свою темноволосую голову к Кэтрин. Как близкий друг. Как возлюбленный.

Рот Лео недоумённо приоткрылся, когда он увидел, что Маркс провела пальцами ниже очков, как-будто вытирала слёзы.

Маркс плакала. В присутствии Гарри Ратледжа.

А затем Ратледж поцеловал её в лоб.

У Лео перехватило дыхание. Замерев, он пытался разобраться в своих смешавшихся чувствах и разделить их на составляющие… изумление, беспокойство, подозрение, ярость.

Они что-то скрывали. Что-то задумали.

Ратледж когда-то содержал её как любовницу? Он её шантажировал, или она, возможно, что-то вымогала у него? Никакой… нежности между этими двумя не наблюдалось даже с такого расстояния.

Лео потёр подбородок, раздумывая, как поступить. Счастье Поппи было важнее всего. Прежде чем мчаться, чтобы превратить мужа сестры в кровавое месиво, он узнает точно, что происходит. А потом, если обстоятельства потребуют, он в кровь изобьёт Ратледжа.

 Размеренно и сдержанно дыша, Лео наблюдал за парочкой. Ратледж встал и направился к дому, в то время как Маркс осталась сидеть.

Не успев принять осознанного решения, Лео медленно направился к ней. Он не представлял, что будет делать или говорить. Это зависело от того, какие эмоции возобладают, когда он подойдёт вплотную. Весьма вероятно, что он её задушит. Он испытывал обжигающе непонятное чувство, с которым ещё не сталкивался. Ревность? Боже милостивый, так оно и было. Он ревновал тощую фурию, которая оскорбляла и ворчала на него при любой возможности.

Неужели это новый уровень развращённости? Он сделал из старой девы идола?

Возможно, всё дело было в её крайней сдержанности, которую Лео находил  такой эротичной… его очень увлекал вопрос, а что получится, если попытаться разрушить эту холодность. Кэтрин Маркс, его чёртова маленькая противница… обнажённая и стонущая под ним. Он ничего не хотел сильнее. И ведь в этом был смысл: когда женщина легкодоступна, то пропадает весь азарт вызова. Но затащить Маркс в постель, потратив уйму времени, мучая её до тех пор, пока не низведёт до мольбы, заставив завизжать… вот это было бы увлекательно.

Лео приближался к ней небрежной походкой, не упустив момент, когда она напряглась, заметив его. У гувернантки появилось недовольное, несчастное выражение, рот сурово сжался. Лео захотелось взять её лицо в ладони и целовать долго и страстно, пока она не обмякнет и не начнёт задыхаться в его объятиях.