* * *

С того дня шустрая сестренка повсюду сопровождала меня, щебеча почти без умолку. Не скажу, что был недоволен: Эрика не скрытничала (или искусно делала вид), отличалась легким нравом и приятной внешностью.

Для начала перезнакомила меня с кучей подруг, молоденьких айриц с разноцветными бровями. Я было начал опасаться за свою неприкосновенность, потому как взоры девчонки бросали очень даже заинтересованные, но быстро понял, что интерес тут совершенно умозрительный. Им был любопытен полукровка, редкая травка в Зеленях. Я, к тому же, до не столь давнего времени считал себя человеком и, соответственно, заметно отличался от прочих потомков человеческих матерей взглядами на жизнь и поведением.

Ну, положим, вести-то я вел себя прилично (во всяком случае, очень старался), а вот со взглядами на жизнь выходили промашки. Жителям Зеленей, к примеру, совершенно непонятны были сказки о хитроумных жуликах, которыми я пару раз пробовал развлечь родичей и подруг Эрики. Айров они не забавляли, а служили очередным подтверждением порочности человечьего племени, чем-то вроде нравоучительной проповеди. У людей есть подобные занудные рассказики с глубоким смыслом, которыми терзают уши слушателей напыщенные старцы. А я их всегда терпеть не мог. Рассказики, в смысле. Хотя и высокодуховных старцев, пожалуй, тоже.

Айры действительно отличались невероятной по человеческим меркам правильностью, чем так кичился Корешок. Денег они не знали (и что там друг болтал о заработках в людских землях? Зачем ему золото, если тут, в Зеленях, его пускают лишь на безделушки?), каждый занимался тем, к чему больше душа лежала, а плоды трудов обменивал на то, чего в хозяйстве не хватало.

В Озёрищах, к примеру, часть семей обрабатывала землю: кто злаки в полях выращивал, кто — огороды возделывал, кто — сады. Другие занимались разведением скотины, третьи — рыболовством, благо озер кругом хватало. Охотников среди озёрищенцев не было, зато частенько захаживали пришлые, меняли дичь на лишнюю рыбу. Творящие оказывали помощь всем нуждающимся, в любом деле: сорняки в поле-огороде извести, рыбу в сеть загнать, дом построить, айра занемогшего вылечить или больную животину. Как ни странно, никто этим не злоупотреблял, более того, лишенные дара с удовольствием работали своими руками и очень гордились, когда результаты трудов оказывались не хуже, а иной раз и лучше, чем у владевших волшебством. В обязанности творящих входило обучение детворы грамоте, ведение летописей и, как поведал Клевер, поддержание в порядке пограничного леса, именуемого Изгородью.

Граница тянулась на многие лиги, не только по травяным холмам, но и по горам да выжженным солнцем пустыням. В Зеленях брали начало две крупные реки, в нижнем течении протекавшие через человечьи земли, и людские поселения медленно, но неуклонно подбирались к истокам. Творящие уже сейчас поставили в руслах хитрый заслон из плотоядных водорослей, но все эти шустрые растения требовали постоянного присмотра и подпитки волшебством, так что работенки у Клевера и сотоварищей хватало.

Причины айровой скрытности и нежелания иметь дел с людьми стали понятны после первых же дней в Зеленях. Айрам чужды большинство человеческих пороков: они лишены зависти, жадности, жестокости, лени, не умеют обманывать, не стремятся подмять под себя слабого. Творящие по каким-то своим неписаным (а может, как раз записанным) правилам не должны отказывать в помощи. Веселая была б жизнь у этого племени в человечьих землях: горбатились бы с утра до ночи на ушлых людишек, а мужикам еще и доставалось за то, что чужие бабенки липнут.

Догадки подтвердил дед, когда я спросил, не имеют ли древляне, народ Пущи, одного из Цветущих островов, каких-то связей с айрами. Уж очень странным казался их обычай украшать щеку татуировкой листа или цветка, название которого обычно совпадало с именем носящего.

— У древлян есть малая толика айровой крови, сейчас уже, пожалуй, только капля, многократно разбавленная, — ответил дед. — Теперь они ничем не отличаются от обычных людей. Позель не является на их лицах, а Зель-творящая не удостаивает даром, и у народа Пущи рождаются только человеческие колдуны. Но память, хоть и страшно искаженная, оказалась крепка, поэтому они накалывают на щеках изображения растений, да поклоняются деревьям. Дикие обычаи… — вздохнул Клевер. — Лучше б старались придерживаться духовных заветов предков…

— Получается, раньше айры жили среди людей?

— Не среди, а по соседству, как живут сейчас человечьи народы. Да, когда-то так и было, но быстро закончилось. Люди оказались чересчур подвержены страстям, и старейшины решили увести народ айров, дабы избежать столкновений с недобрым племенем…

Оказалось, изначально айры обитали на Цветущих и Огненных островах, потом, когда с материка приплыли освоившие мореходство люди, какое-то время сосуществовали с пришельцами, ну, а дальше, ведомые старейшинами, перебрались (или были в одночасье перенесены, я так и не понял, а расспрашивать постеснялся — в разговорах о волшебстве дед был очень осторожен) в дикую местность, подальше от человечьих поселений. В нынешние Зеленя она превратилась не скоро: землю долго меняли творящие и трудолюбивые руки простых айров, зато теперь в этот прекрасный край не было хода не только людям, но и иссушающим ветрам да палящему солнцу Гранитного Брега.

Дети Клевера давно выросли и жили своими домами не только в Озёрищах, но и в других селениях. Кое-с-кем из дядюшек-тетушек я познакомился, они, в отличие от деда с бабкой, не проявили недружелюбия, но и особого желания общаться со мной я не заметил. Двоюродные братья-сестры оказались кто заметно старше, кто, наоборот — сильно моложе, поэтому тоже не стремились проводить время с пришлым родичем, так что по-настоящему родственные отношения сложились у меня лишь с Эрикой, да еще, пожалуй, с Рамондой. Вторая жена деда с разрешения Клевера поколдовала надо мной, после чего я с легкостью освоил айрову азбуку и довольно быстро научился читать и даже писать (буквы, правда, выходили корявые, но разобрать можно было). Тогда названная бабушка подсунула мне книжку не то со сказками, не то со старинными преданиями, я не очень понял, но прочел с интересом.

Именно оттуда я узнал, почему у айров разноцветные брови.

Зель-творящая, создав небо и землю, светила и воды, принялась разбрасывать семена, дабы населить новый мир. Первыми проклюнулись деревья и травы, затянули голые пространства коврами лугов и шкурами лесов. Чуть позже вылезли из земли белые кожистые пузыри, похожие на грибы-дождевики, а когда созрели и лопнули, выбрались из них звери бегучие, птицы летучие, гады ползучие, рыбы плавучие и всякая мелочь вроде мошкары да бабочек. Самыми последними проклюнулись шесть невиданных ростков, мощных и толстых, напоминающих гладкие бледно-зеленые птичьи яйца. Они росли, не выпуская листьев, не вытягиваясь в стройный стебель, оставаясь плотными, овальными, тугими. На заре шестого дня нового мира ростки раскрылись, будто огромные почки, развернули по два листа-покрывала, а внутри оказались двуногие существа — первые айры, трое мужчин и трое женщин.

Они не видели друг друга, ибо находились в густых зарослях, цветущих, благоухающих, плодоносящих, звенящих птичьими трелями. Айрам захотелось украсить себя чем-нибудь — ведь кусты, деревья и травы были такими нарядными. Им не уступали птицы и бабочки, перепархивающие с ветки на ветку и с цветка на цветок. Каждый айр взял то, что больше пришлось по сердцу. Один заправил за ухо веточку остролиста — колется, но уж больно красивы ярко-красные ягоды в обрамлении темно-зеленых блестящих листьев. Другой наклонился, сорвал лиловую веточку вереска и воткнул в волосы. Третьему, появившемуся на свет у озера, приглянулась черно-фиолетовая, текучая, будто шелк, метелка тростника. Женщины убрали себя рябиной, яблоневым цветом и нежной травой-полевицей. Когда прародители встретились, то увидели, что правая бровь у каждого окрашена в свой цвет, и подивились. Если б знали раньше, не стали бы искать другие украшения, хотя кто ведает, может, брови изменилсь в тот миг, когда каждый выбрал себе позель?

После выбрали и пары, мирно да хорошо. И пошли рождаться детишки, наследуя цвет брови одного из родителей. Так и идет по сей день: с самого рождения видно, к какой ветви принадлежит айр — к отцовской или материнской.

Ветвей было шесть, по числу прародителей: Зеленая — отпрыски Остролиста, Лиловая — Вереска, Синяя — Тростника, Алая — Рябины, Желтая — Полевицы, Белая — Яблони. Айры из разных ветвей отличались не только цветом брови, но и склонностью к тем или иным занятиям.

Синяя ветвь славилась искусными ремесленниками, Белая — земледельцами, желтобровые айры испокон века любили возиться с животными. Имеющие дар рождались в каждой ветви, но Зеленая могла похвастаться самыми сильными и многочисленными творящими.

Решить, повезло мне в этом или нет, никак не получалось. Даром пользоваться не умею, зато сочинять люблю. Что мне было не родиться в Лиловой ветви, среди лекарей, мудрецов, книжников и сказителей? Не, на мудреца, ясен хрен, не тяну, но мог бы выучиться врачеванию. Говорил же Клевер, что моя позель исцеляет едва ли не лучше всех прочих. Да-а, Лиловая ветвь… Может, с Мятликом оказался бы в родстве, он-то старик невредный, жена его и вовсе милая старушка. А к Веронике я пока так и не зашел, не мог набраться смелости, хотя Эрика, оказавшаяся ее родной внучкой, меня чуть ли не каждый день зазывала.

Впрочем, пустыми сожалениями о цвете брови я терзался недолго, вовремя вспомнив Корешка и его едва ли не зависть к моим способностям. А ведь сам-то, как оказалось, один из лучших в Алой ветви, среди прирожденных воинов и охотников.

Расспрашивать Эрику или кого бы то ни было о творящих дед запретил («Все вопросы о даре только ко мне!»), я не стремился хитрить, видя настороженность Клевера. Старый айр, помимо прочего, соизволил поведать, что владеющие даром накрепко связаны с позелью: восполняет истраченные силы, бодрит и лечит не только взвар, но даже запах. Целебное действие хранительница оказывает и на обычных айров, причем оно значительно усиливается, если снадобье готовит творящий.