– Я не трону тебя, моя птичка, – от его горячего дыхания по телу озноб и дрожь. – Ты же знаешь, ты моя сладкая птичка, моя куколка. Но если ты, тварь, еще, хоть раз меня обманешь, я закопаю тебя живьем во дворе дома и посажу там розы.

Сильные руки сжимаются на шее, я смотрю в глаза своего мужа, а там нет ничего. Только холод. Он пробирает до костей и выбивает дыхание из легких. По щекам текут слезы, кислорода не хватает, инстинктивно цепляюсь за его руку, пытаюсь оторвать от себя.

– Я вижу, ты поняла меня.

Мерзкая улыбка, хватка на шее слабеет, его губы впиваются в мои болезненным поцелуем. Кусает, пожирает, сминая до крови, насилуя рот языком. Это так мерзко, так противно и унизительно, слезы продолжают бежать потоками, слезы боли и обиды.

Меня так же резко отпускают, не могу устоять на ногах, падаю на пол, усыпанный стеклом, царапая руки, осколки впиваются в кожу.

– Выброси все, что я нашел, это в твоих интересах, – разворачивается и уходит.

Мне страшно, мне не было так страшно, когда меня выдавали замуж, мне не было страшно, когда меня лишали девственности, а сейчас мне реально страшно.

После первой брачной ночи, охрана, которая теперь будет около меня постоянно, отвезла в женскую консультацию. Милая женщина-гинеколог, осмотрев, сказала, что все в порядке, порекомендовала оральные контрацептивы. Я и не думала, что Анатолий может захотеть детей, да и сама не горела желанием, какая из меня мать.

Накупив в ближайших пяти аптеках кучу стандартов таблеток, которых хватит не на один год, методично пересыпав и смешав с витаминами в баночке, я успокоилась. Речь о детях началась примерно через год. Вначале я просто пожимала плечами и делала вид, что не понимала, почему ничего не выходит.

Я не знала, как мне жить самой в этой клетке со зверем, я не знала, какой ребенок может родиться, с какими патологиями и болезнями, зная о том, что Анатолий употребляет наркотики. Я мечтала вырваться из этого плена под названием брак, но все никак не решалась. Куда идти? Что делать? Найдут, приведут, и будет еще хуже.

Как он узнал о таблетках, я не знаю, да уже и не важно. Вон они, все валяются, разбросанные по полу, в луже духов и алкоголя. Собирай и жри, но это уже бесполезно.

Если до этого момента мне казалось, что моя жизнь ужасна, то после начался сущий ад. Толя с одержимостью маньяка вколачивался в меня каждый день, кончал глубоко и держал так какое-то время. Я плакала, умоляла остановиться, перестать быть животным, покрывающим самку. Но все было бесполезно.

Я выла от своей безысходности и обречённости. Я вспоминала свою мать, не любившую меня всю свою жизнь. Неужели я тоже так буду не любить своего ребенка? Ребенка от нелюбимого и ненавистного мне человека. Я кричала в голос ночами, от того, что не вынесу этого, я не смогу так жить, если во мне будет ненависть, а не любовь.

Возникало желание убить Толю, пока он спит, просто воткнуть ему в горло что-то острое, я представляла все это так живо и в красках. Как багровая кровь заливает белоснежную постель, из горла вырывается хрип, и душа покидает бездыханное тело. Но понимала, не смогу взять грех на душу.

Так продолжалось четыре месяца, в начале осени я поняла, что беременна. Меня выворачивало каждое утро, от любого запаха и вида еды. Толя воспринял все как должное, сам отвез меня к частному доктору в дорогую клинику, выслушал все рекомендации и больше с сексом ко мне не лез.

Мне было двадцать три, когда я поняла, что уже не одна в этом мире. Услышав биение сердца, я уже любила больше жизни своего ребенка. Меня словно отпустило, все страхи и сомнения ушли. Накрыло чистое блаженство и абсолютное равнодушие к тому, что происходит вокруг. Толя как-то странно изменился, стал смотреть иначе, ходил со мной на каждый прием и волновался о здоровье.

Через два месяца он мне сделал подарок – цветочный салон. Не знаю, почему именно он, но мне безумно понравилось. Я ничего особо не понимала, но был толковый управляющий, грамотные флористы, а еще море цветов. Они были повсюду вокруг меня, разных сортов и безумных ароматов, странно, от них меня не тошнило.

Глава 25

Егор

– Мне снова придется нести тебя на руках. Зачем ты сидишь на полу?

Егор подходит, он не один, за ним парнишка в черном костюме, в кармане трещит рация, пиджак отчетливо выдает, что за ним кобура с оружием. Он несет объемный пакет, а Егор – мое пальто.

– Давай, Вер, вставай, ты снова вся ледяная.

Кутает меня в одежду, снова наматывает шарф, старается на меня не смотреть, поднимает на руки и несет куда-то по темным коридорам. Черный вход, железная дверь громко хлопает за нами. Холодный ветер с колючими снежинками обжигает лицо, прячу его в открытой ключице Егора.

Теплая кожа на контрасте с моими холодными губами. Прижимаюсь, пытаясь согреться, жадно вдыхаю его аромат. Цепляюсь, как за последнюю соломинку, обхватываю рукой сильную шею. Мышцы напряжены, он сам весь, словно натянутая струна. Машина стоит далеко, на центральной парковке, под яркими огнями ресторана.

Едем молча. Мне кажется, что вся моя жизнь – сплошное молчание и тишина. От нее закладывает уши, хочется кричать, громко, срывая голос, но я снова молчу.

– Мы едем ко мне на квартиру, возвращаться в особняк слишком поздно, да и дороги замело.

– Хорошо.

Высотка в центре, консьерж, лифт, мы не смотрим друг на друга. Егору скоро надоест возиться со своей непутевой экономкой, и меня, наконец, выкинут, как собачонку, на мороз. А может, он уже что-то знает, один звонок, и Глебушка расскажет историю глупой девчонки.

– Проходи, – Егор открывает двери, пропуская меня вперед, в просторную прихожую. – Впереди кухня и гостиная, дальше, левее ванна.

Я киваю, мужчина смотрит, что я буду делать. Снимаю пальто и теплый шарф, скидываю сапоги, иду в сторону ванны, чтобы наконец-то согреться, меня колотит, как долбаную наркоманку. С трудом справляюсь с узким платьем, стягиваю его рывками, путаюсь, задыхаюсь. Наконец, скидываю все на пол, черный кафель, белая душевая, как на контрасте, и я тут, грязным пятном, в этой стерильной, сверкающей чистоте.

Сажусь на дно душевой, настраиваю воду погорячее, растворяюсь в этом теплом потоке, кончики пальцев покалывает, начинает подташнивать, давление скачет, пульс бьет в висках.

Не знаю, сколько так сижу, меня окутывает пар, чувствую, что кто-то рядом, вода становится не такой горячей.


– Ну, что опять с тобой, малыш?


Егор поднимает меня с пола, прижимает к себе, гладит по лицу, убирая воду с глаз и заправляя волосы. В нем нет напора, только нежность и забота, он даже не пытается меня поцеловать, только проводит пальцами по губам.


–Ты словно девочка, что сбежала из дома и заблудилась в дремучем лесу, не знаешь куда идти, но все равно идешь, даже дорогу не спросишь.

– Кто же тогда ты?

– А я пацан, который идет за этой девочкой, смотрит издали, чтобы не попала в беду. Ведь помощи она не попросит все равно. Гордая или глупая, не пойму.

– Глупая.

– Меня так кроет рядом с тобой, сам не пойму, что это. Так много всего. Ты безумно красивая, и такая горячая, когда настоящая, хочется целовать и брать до смерти. А потом ты молчишь, ледяная, отстранённая от всего и закрытая. Расскажи мне, какая ты?

Мы стоим, совершенно обнаженные, я чувствую его возбужденный член, Егор гладит меня по мокрым волосам, спине, начинает невесомо целовать лицо и губы. Я не отвечаю, не хочу ничего говорить и портить такой момент.

– Пойдем, ты еле стоишь на ногах.

Обернув в махровый халат, ведет на кухню, и накрывает дежа-вю, мы так уже ели ночью. Большая кухня, серые тона, мрамор, хром и стекло, этот мужчина определенно поклонник современных стилей, и такой же дорогой, как и все, что его окружает.

– Давай, ешь, а то на тебя смотреть страшно, того и гляди, в обморок хлопнешься. У меня на тебя этой ночью грандиозные планы.

– Это какие такие планы? – с аппетитом, которого до этого не было, набрасываюсь на еду. – А чай есть, зеленый?

– Будет тебе чай, а планы сто процентов интимного характера, так что набирайся сил.

Это звучит так мило и по-семейному, что ли. Интересно, каково это, вот так поздно ужинать или завтракать, иногда дурачиться, ходить в кино со своим мужем или парнем. Жить вместе, встречать его с работы, готовить обеды, а по выходным приглашать в гости друзей. Скорее всего, у Егора просто нет на это времени, как и не было его у моего мужа. Может быть, веди себя Толя по-другому, все могло сложиться иначе.

– Скажи, та девушка, в офисе, вы встречаетесь?

– Нет, уже нет, – ответ слишком резкий, видимо, ему не хочется говорить на эту тему.

– Ты был с ней слишком груб, не считаешь?

– Не считаю, она задела тебя. Единственное, не надо было ее трогать, тем более на твоих глазах. Не хочу быть монстром, способным поднять на женщину руку.

Он говорил отрывисто, сжимая в кулаке салфетку, смотрел куда-то в пол. Накрываю его руку своей, поглаживаю пальцы.

– Ты не монстр. Поверь мне, монстры не такие.

Долго смотрит на наши руки. Медленно притягивает за локоть, усаживая себе на колени. Гладит по влажным волосам, пальцы касаются лица. Я трогаю его волосы в ответ, они тоже все еще мокрые.

«– Надо было высушить волосы», – говорю, заглядывая в его черные глаза, вижу там зарождающиеся огоньки пламени.

– Так высохнут.

Медленно приближается, его губы касаются моих, без напора и натиска. Целует, словно пробуя на вкус, так долго, тягуче и сладко. Отвечаю, смакуя ощущения, глажу по лицу, по колючим, небритым щекам. Наши языки так же медленно сплетаются, словно танцуя свой особый танец.

– Хочу тебя видеть.

Резко сажает на стол, посуда со звоном отлетает в сторону. Распахивает халат, моя грудь, с заостренными от возбуждения сосками, напротив его лица. Нежно берет ее в руки, чуть сжимая, гладит, целует, обводит каждый сосок языком, вбирает по очереди в рот.