– На Пьяцетту!

Поначалу Каролине не было страшно так, как было тогда, когда отец ее тащил к башенке. В какой-то момент ей стало абсолютно безразлично жесткое поведение сенатора. Но, немного опомнившись на середине пути, она осознала, что его добродушная обходительность сейчас может смениться на ледяную безжалостность, способную уничтожить ее одним только движением. Зачем они едут на Пьяцетту? Она со страхом посмотрела на Адриано, по скулам которого ходили напряженные желваки. Очевидно, он сдаст ее сейчас под стражу за попытку убийства? Ну и пусть! Даже если ее повесят – это всяко лучше, чем жизнь в заточении у проклятого венецианца…

Адриано сошел с гондолы, держа Каролину за локоть и волоча за собой. Оказавшись на Пьяцетте, он стремительно протащил синьорину через всю площадь, в самый дальний ее угол, минуя своим вниманием любопытствующие взгляды прохожих, проявлявших к нему почтение поклонами либо реверансами.

Когда они, наконец, остановились, перед глазами Каролины предстала жуткая картина: над эшафотом на виселице колыхалось тело женщины. Определить пол можно было лишь по истрепанному окровавленному платью, так как лицо было обезображено стервятниками, которые изуродовали тело до неопознанного состояния. Засохшая кровь на тошнотворных ранах, оголявших кости несчастной, приводили в ужас. Словно это был не человек, а какая-то тряпка, болтавшаяся в воздухе от сильного ветра. А кружащие в небе вороны и их беспрерывное карканье делали картину еще более жуткой.

– Ей было семнадцать лет! – сквозь зубы процедил Адриано, все еще озлобленный поведением синьорины. – Пыталась убить спящего господина, чтобы обокрасть.

Эти слова звучали с такой ненавистью, что бедная Каролина полностью ощутила себя рабыней.

– Вы все еще желаете закончить на виселице, синьорина? – спросил озлобленно Адриано, стиснув еще сильней ее руку и глядя в побледневшее лицо.

Каролина ощутила подходящую к горлу тошноту и, с невероятной силой оттолкнув от себя сенатора, бросилась назад в гондолу. Она наклонилась ближе к воде и, зачерпнув немного, умыла бледное лицо. Подошедший Адриано присел рядом с ней, с жалостью и сожалением смотрел, как она пытается сдержать в себе рвоту. На глазах девушки выступили слезы, но она только спрятала лицо от сенатора в колени, чтобы он не видел ее рыданий. Эти слезы вырывались из ее души не столько от увиденного, сколько от осознания безысходности своего положения. Отчаянные мысли приводили девушку в дикий ужас. Все, чего ей сейчас хотелось, так это выпрыгнуть из гондолы и намеренно погрузиться на дно канала, дабы навеки уснуть в его глубинах.

Адриано видел, как ее тело содрогалось в приступах истерики, однако, успокаивать ее даже не собирался. Он выгнал гондольера и занял его место, чувствуя, как гребля потихоньку успокаивает его. Его душил гнев, сердце разрывалось от боли за несправедливые и абсурдные слова, которые прозвучали в его адрес от этой импульсивной девчонки. Чем он мог заслужить такое удушающее презрение со стороны синьорины? Разумеется, правда остается для нее неведомой! Но раз уж так – следует поначалу удостовериться в своих обвинениях, прежде чем небрежно раскидываться ими, словно кинжалами по стоящей в нескольких шагах мишени.

Несмотря на кипевший внутри него гнев, Адриано продолжал безмолвствовать, не желая и словом намекать Каролине о том, насколько она ошибается в своих домыслах. Да ему вообще не хотелось видеть ее сейчас – такой гнев им овладевал! В какой-то момент он даже подумал о том, чтобы вернуть ее в Милан на съедение семье Брандини.

Ворвавшись в дом, не сказав никому ни слова, она бросилась к ступеням. Адриано быстрой походкой следовал за ней. В вестибюле он заметил столпившуюся у мебели прислугу, у которой внезапно появилась работа в очаге разгоряченного конфликта.

Тут же и выбежала Урсула, но гневный взгляд сенатора заставил ее остановиться и попятиться назад.

– Во-о-он! – заорал Адриано и, подхватив юбки, служанки бросились восвояси. – Все прочь!

Словно мыши от голодного кота, слуги тут же бросились врассыпную.

В доме воцарилась тишина, и лишь издали слышались тихие всхлипы Каролины. Поднявшись по ступеням, он остановился в дверях ее покоев. Она бессильно рыдала, уткнувшись заплаканным лицом в подушку. Адриано молчал, но теперь его сердце сжималось от сожаления. Наконец он смог усмирить в себе слепо одолевшую его ярость. Легкое просветление осенило сенатора, и он стал понимать, что в ней говорила боль… безудержная боль потери…

Она чувствовала себя неспособной сдержать лавину горящих болью слез. Ее мысли были там, в Генуе, где остались тела родителей. При мысли о родных Каролина опять зашлась диким плачем, чувствуя, что ее всхлипы уже охрипли.

– Вы отравили мне жизнь! – отчаянно воскликнула она, не глядя в его сторону.

– Вот как? – в его тоне слышалось напускное удивление. – Совсем недавно я был ее спасителем, извольте заметить. Могу лишь попросить у вашего великодушия прощения за то, что вмешался тогда в ход событий. Но даже не знаю, говорили бы мы сейчас с вами, будь все по-иному…

– Отчего вы так жестоки? – едва подавляя в себе всхлипы, спросила Каролина и обернула к нему лицо, так ясно выдающее боль, сражающуюся внутри нее со здравым смыслом.

Ох, как же тяжко давались сенатору все эти сцены с женскими слезами! Он прошел к ней ближе, чтобы продолжить столь неприятную для него беседу.

– Я жесток? – спросил с поражением он. – Я хотя бы раз обидел вас словом? Или тронул пальцем, синьорина? Или вас обижали мои подданные? Как ваш острый язычок поворачивается говорить подобные вещи? Считай бы я вас пленницей, то запер в чулане и кормил бы объедками! Но не для того я спасал вам жизнь, чтобы наслаждаться вашими страданиями.

– Я не верю вам! – воскликнула она. – Я не верю вам, что бы вы ни говорили!

Адриано лишь в гневе сомкнул губы, едва сдерживая в себе возмущение.

– Что здесь происходит? – послышался голос Витторио, заставивший их обернуться.

– Как ты здесь оказался? – изумился Адриано.

– Вы проскочили мимо меня, когда возвращались с площади Сан-Марко, – ответил разозленно Витторио, видевший неприятную сцену. – Я не поспел за вами.

Он прошел в комнату и присел рядом с Каролиной.

– Ну что же вы, милая моя…

Она поднялась и упала на плечи Витторио. Он знаком показал Адриано, чтобы тот удалился. Разумеется, Армази догадывался о том, что Каролина узнала долгожданную правду, и ее реакция была ему совершенно понятной.

– Он – бесчувственный… черствый… жестокий мужлан, – сквозь рыдания говорила Каролина. – Таким был лишь мой отец… Адриано чужды переживания о потере близких.

– О, нет, Каролина, тут я с вами не соглашусь! – недовольно, но в то же время ласково промолвил Витторио. – Вы ведь ничего не знаете об этом скрытном человеке. Поверьте мне, дорогая, ему, как никому другому, известна боль утраты. Он был мальчишкой, когда от лихорадки скончалась его матушка Эмилия, после чего отец Фоскарини так и не женился. Адриано лишь слышал в рассказах о своем деде, зверски убитом неизвестными на собственном судне. В девятнадцать Адриано женился, и спустя три года его супруга скончалась при тяжелейших родах. Тогда же умерла и его новорожденная дочь… И можете себе только представить, как его сердце разрывалось от боли, переживая одно испытание за другим. Вы можете обвинять сенатора в чем угодно, но не в бесчувственности, моя дорогая!

Немного успокоившись, Каролина посмотрела в глаза Витторио.

– Тогда чем можно объяснить его черствое поведение?

– В нем говорит растерянность от вашей боли. Он не знает, как вам помочь, чтобы облегчить вашу участь. Поверьте, Адриано помогал вам от чистого сердца.

– Нет, Витторио, он оказался на войне, потому что со своим войском помогал мятежникам.

– Нет, дорогая. Я был там, и мне лучше знать, – в голосе Витторио ощущалась настойчивая строгость. – Адриано поступали предложения об участии в заговоре, но он отказался от них. А тогда на побережье его привела обеспокоенность… Впрочем, мне непозволительно говорить о том, что он может поведать и сам.

Витторио вышел из комнаты и, окликнув Адриано, попросил его принести воды. Тут же он полез в сумку за успокоительными травами.

– Каролина, вы успокоитесь и позднее сможете яснее осознать, что произошло. Более всего вы нуждаетесь сейчас в крепком сне.

Он протянул ей лекарство и стакан воды, следя за тем, чтобы она все выпила.

– И помните одно, – сказал лекарь и, взяв ее за руки, пристально посмотрел ей в глаза. – Только здесь, подле Адриано, вы можете сейчас находиться в безопасности. Не верите ему – поверьте мне! Полагаю, что мне удалось завоевать ваше доверие за столь короткий срок нашего знакомства.


– Жажду поздравить вас, ваша светлость, с обретением титула и новых владений! – торжественно произнесла Изольда и с блеском восхищения посмотрела на своего статного супруга, награждающего ее в сию минуту довольной улыбкой. – Смею заметить, что вы, как никто другой, достойны этого, мой благородный муж!

Они сидели в трапезной палаццо да Верона и нескромно праздновали вступление Изольды в свои наследственные права. Теперь герцог и герцогиня да Верона владели этими стенами и близлежащими землями в полной мере.

Леонардо отпил из серебряного кубка и принялся за еду. Изольда, ожидающая благодарного рвения от супруга, лишь разочарованно опустила глаза. В глубине души ей было ясно, что Леонардо ожидал от нее лишь того, что доступным для него стало только сейчас, – расцвета своей власти.

– Вам не жаль родных? – внезапно спросил он, хотя ненависть Изольды к близким сыграла ему только на руку.

– О, милый муж, я столько натерпелась в палаццо своего отца, что, можете мне поверить, меня искренне радуют такие обстоятельства.

– Натерпелась? – изумился герцог. – Вас стегали палками, словно рабыню? Или отправляли ночевать в хлев?

Вопросы звучали из уст Леонардо вполне серьезно, однако Изольда, посчитав их ироничными, раскатисто и нелепо рассмеялась.