– Необходимо срочно послать за Адриано, – задумчиво буркнул он сам себе под нос.

Немудрено, что возмущению Витторио не было предела и он готов был накинуться на Адриано с кулаками при первой же встрече. «Сколько уже можно избегать ответственности за свои деяния, словно он – пятнадцатилетний мальчишка?! – возмущенно говорил сам себе Витторио, отчаянно сжимая письмо в руках. – Что же он вытворяет? Хочет совсем с ума свести бедную девушку? Ох, Адриано…»

А приезд Адриано не заставил себя долго ждать. Все это время он вел дела из виллы в Местре, что располагалась в Терраферме. Эта коммуна служила республике важной торговой точкой, связывающей сушу с Венецианской лагуной.

И все время, решая правительственные вопросы, Адриано Фоскарини старался углубиться в дела, дабы вечером его, измотанного тяжелым днем, крепкий сон настигал скорее обычного. И все это по одной причине, сияющей перед его взором поразительной красотой.

Время от времени в его памяти, словно по велению сердца, вставал дивный взор, полный надежды на любовь и понимание. В подобные мгновения вожделение настигало Адриано, и он едва сдерживал в себе порывы бросить все и вернуться назад в лагуну. Да и путь его по морю займет всего-то несколько часов. Но сразу после такого решительного намерения сенатором овладевала трусость.

И хотя Адриано не желал признаваться самому себе, но, по сути, под крышей своего палаццо он откровенно боялся личных встреч с глазу на глаз с ее обаянием: такие мгновенья вынуждали сенатора ощущать свою беспомощность перед собственными чувствами, что невероятно подавляло его. Глубоко в душе он осознавал, что переоценил свою способность совладать с собой, находясь в обществе с синьориной. А уж тем более живя с ней под одной крышей.

И, невзирая на ту нахальность, которая прозвучала из ее уст в последний вечер, его по-прежнему восторгали ее храбрые порывы отстоять свое мнение о справедливости. Казалось бы, ее слова обязаны были заставить его сойти с пути, который он избрал. Но сейчас, находясь вдали от нее и имея возможность разобраться в себе, Адриано снова и снова признавал, что жизнь без нее теряет всякий смысл. Он засыпал свой разум вопросами, тщетно разыскивая на них ответы внутри себя. Все это время он терзался смятением по поводу будущего их отношений. И существует ли вообще это будущее?

Адриано твердыми шагами направился к своему палаццо, бросая косой взгляд на открытое окно Каролины. Ее он не видел, но поднимать голову не решался, допуская, что она может наблюдать за ним. А ее взгляд способен обжечь даже сквозь стекло.

Он прошел во дворец и недовольно заметил, что, кроме одной служанки Анны и двух стражников, у парадных дверей его никто не встречает, а в доме царит поразительная тишина. Куда-то запропастился Бернардо, исчезла сведущая во всех вопросах Урсула и прочая челядь. Однако более всего сенатора занимало отсутствие его гостьи, которую он так жаждал лицезреть.

В недоумении он смотрел на мавританку Анну, встречавшую его с радостным и в то же время взволнованным лицом, что объяснялось неожиданным визитом сенатора, к которому обитатели палаццо не были готовы. Впрочем, для синьора Фоскарини данный момент был вполне привычен.

– А почему так тихо? – спросил Адриано, чувствуя усилившееся беспокойство, посетившее его еще в тот момент, когда он прочел письмо Витторио.

– Синьорина Каролина и Урсула ушли за покупками, – каким-то визгливым голосом ответила служанка и склонила голову в неуклюжем реверансе перед сенатором.

Адриано облегченно вздохнул и направился в свой кабинет. После того, как он получил просьбу в письме Витторио немедленно явиться в лагуну, он просто терзался в догадках: что здесь могло произойти без него. Он достал из большого конверта документы об опекунстве Каролины, подготовленные для него юристом. Совсем скоро он решится на важный шаг в отношении нее. Но этому будет предшествовать тяжелый разговор о герцогской семье, да и вообще обо всем, о чем так беспокоится ее сердце. Однако откладывать печальные известия из Генуи он более не имеет права.

Услышав звонкий смех, доносящийся из вестибюля, Адриано с любопытством прислушался.

– О, Урсула, это платье сведет с ума любого мужчину, – произнесла со смехом Каролина, только что побывавшая у портного.

Ей приносило невыносимое женское удовольствие обновлять свой гардероб. Ее сдерживали лишь рамки приличия: сенатор и так позволял ей многое в своем доме, а растрачиваться на дорогие наряды было уж слишком нахально. Поэтому она позволяла себе лишь раз в две недели пошить что-нибудь свеженькое.

Урсула заметила выросший из тени коридора силуэт Адриано.

– Вы не находите, синьорина, что цвет чрезмерно яркий? – с упреком спросила горничная. – Как бы распутно оно не выглядело…

Каролина рассерженно устремилась на горничную, которая несколько мгновений назад восхищенно хлопала ресницам и и восклицала: «Оно так идет вам, госпожа!» А сейчас выставляет ее распутницей.

– Урсула, в моду входит бордово-вишневый цвет, – кокетливо произнесла Каролина. – Но это платье тщательно размыто коричневыми тонами, что и скрывает его яркость. Не смей сравнивать меня с распутницей!

Горничная со страхом смотрела на синьорину, боясь что-то произнести в свое оправдание. Из напряженного положения ее вывел сенатор, к которому она бесцеремонно бросилась едва ли не с объятиями.

– О-о-о! Господин Фоскарини! – воскликнула радостно она и присела в поспешном реверансе. – Ваш визит несколько внезапен… Я немедля распоряжусь об обеде.

Урсула исчезла, оставив их с глазу на глаз. Взгляд Каролины наполнился бликами неимоверной радости, которая настигла ее сердце врасплох. Она с почтением склонила свою золотистую головку и присела перед Адриано в легком реверансе, в котором прослеживалось некое кокетство. Взволнованный неугасающим блеском ее ослепительной красоты, сенатор прижался устами к ее нежным белым пальчикам. Она пронзала его ликующим взором, таящим в себе некую загадочность. Взглянув в эти два топаза, так загадочно таящих в себе ликование, Адриано сдержал свои эмоции, выражая собой лишь почтение и легкую улыбку.

– Вы не балуете нас своим присутствием, – промолвила Каролина так серьезно, что у Фоскарини создалось впечатление, что мгновенье назад в вестибюле звучал не ее смех.

– Меня отвлекли от вашего общества срочные дела в Местре, – сухо произнес он. – Прошу простить, синьорина, что покинул вас без предупреждения.

Каролина с неимоверным сожалением ощущала от него некий холод, незнакомый ее сердцу. Ей хотелось содрогнуться от этого ощущения, будто от зимней стужи, настигшей среди расцветающей весны. Но нет… в его глазах еще присутствует блеск восхищения. Но до этого мгновенья Каролина не могла решить: стоит ли просить прощения за свою двусмысленную речь в вечер их свидания или не нужно более обращаться к прошлому.

– Синьорина, нам необходимо поговорить, – изрек решительно Адриано. – Но сначала я вынужден отправиться в дом Витторио…

– Вам что-то известно о герцоге и герцогине? – бесцеремонно перебила его Каролина и, осознав свою бестактность, тут же виновато склонила голову.

Его это отнюдь не разозлило, поэтому он спокойно ответил на ее вопрос:

– Вероятнее всего, только сегодня я и смогу встретиться с человеком, который сведущ в этом вопросе гораздо больше моего, – он говорил на удивление невнятно, и Каролина поняла, что он что-то скрывает. – Я не мог этого сделать раньше.

– Они живы? – второпях спросила она, настраиваясь на самое ужасное.

– Я не могу говорить об этом наверняка, Каролина, – твердо произнес сенатор. – Лишь когда мне станет известно – слухи или же правду донесли мне мои люди. Поймите меня, милейшая синьорина, я не желаю вводить вас в заблуждение…

– Я понимаю и ценю это, любезный Адриано, – она пролепетала это растерянно и отвела взгляд.

За это длительное время Каролина готовилась услышать любые сведения – она понимала, что, чем дольше ничего не слышно из Генуи, тем хуже содержимое вестей ее ожидает.

– Как только будет что-то известно, будьте добры, известите меня, сенатор.

Он смотрел, как, приподняв платье, чтобы не оступиться, она поднималась по ступенькам. Удивительно искусно она сумела совладать сейчас с беспокоившими ее эмоциями. И сенатору стали очевидны все перемены, случившиеся за столь короткий час. Перемены и в нем, и в ней. Ее изменила болезнь и невольные обстоятельства, его – возникающее чувство к ней.


«Моя дорогая сестра Изольда! Искренне надеюсь, что ты не рассердишься, увидев письмо от своей непокорной сестры. Я нахожусь сейчас в Венеции в гостях у одного благородного человека. К сожалению, мне ничего не известно о матушке и отце, что меня очень гложет. Если ты владеешь информацией, молю, напиши пару слов о них! Пребывание в Венеции дается мне нелегко, я чувствую себя здесь чужеземкой, несмотря на то, что обходятся здесь со мной почтительно. Сенатор Фоскарини весьма благородный молодой человек, однако, моя дорогая, знала бы ты, как безумно я соскучилась по Генуе и по нашей с емье. У моляю тебя, не оставляй эти строки без ответа! Твоя сестра Каролина».

И каким только чудом это письмо не попало в Милан, Адриано просто поражался. Даже подумать страшно, что могло бы случиться, если бы его вручили адресату. Мало того, что она осталась бы под прицелом смерти, так еще и его, Адриано, обвинили бы в предательстве.

– Ты понимаешь, что ты терзаешь ее сердце? – спросил возмущенно Витторио. – Тебе неведомы ее переживания, которыми она живет все это время. Поверь мне, Адриано, если бы ты заглянул ей в душу и понял, как ей тяжко, то ужаснулся бы этой картине.

– Я уже оформил документы об опекунстве, – промолвил задумчиво Адриано. – Другого выхода я не вижу.

Витторио молчал, понимая, что тот не хочет признаваться самому себе в том, что безнадежно влюбился. Он лишь пытается скрыться от своих чувств и попусту теряет время.

– Скажи мне, Адриано, а отчего ты так скоропостижно покинул свои владения и отправился в Местре, словно там у тебя куча неотложных дел?