– Прошу прощения, синьорина, но нам пора возвращаться. Боюсь, скоро полночь, потому наша задержка пересекает все доступные рамки приличия.

С этими словами он прошел на место гондольера и резко оттолкнулся веслом от тротуара…


Она проснулась в своей теплой постельке и, сладко зевнув, потянулась. Солнечные лучики падали на ее кровать и, судя по тому, как высоко поднялось небесное светило, спала Каролина довольно долго. Воспоминания о вчерашнем вечере вызвали на ее устах улыбку. Невзирая на то, что она уже порядком залежалась в кровати, синьорине вздумалось вновь окунуться в трогательные моменты вчерашнего вечера.

Взгляд Адриано, его ласковый баритон, прекрасные картины из плавающей вокруг них Венеции, – ах, как же ей хотелось бы вновь очутиться в этом прекрасном «вчера»! Но тот внезапный и отвратительный момент, когда появилась эта несносная куртизанка… Сенатора разозлило ее появление. Ах да, и ей, Каролине, оно было не по душе. Синьорина вспомнила вспышку ревности. А потом вино… Они пили вино… Каролина резко подскочила с кровати. Вечер закончился не так, как начинался…

Ей вспомнился прощальный момент, когда Адриано посмотрел на нее как-то задумчиво, холодно приложился устами к ее руке… и этот жест был произведен как-то равнодушно… На прощанье он произнес: «Богом молю, никому не говорите о вашем взгляде на современный брак».

Каролина присела на табурет и стала проворачивать в памяти все события, которые предшествовали их прощанию. После куртизанки он еще улыбался… потом вино… потом она много говорила… Ах, да, вероятнее всего, под действием алкоголя завершающей ноткой в этой прогулке стал ее длинный язык… И тут она вспомнила, что Адриано помрачнел, когда она сказала, что влюблена. Не в том дело, что она сказала. Вероятнее всего, его разозлила ее самонадеянность и надменность. «Если бы только мое сердце не занимал другой мужчина, я непременно предоставила бы вам возможность восседать на его троне». Боже милостивый, как ей вздумалось сказать подобную бестактность? И немудрено, что его это возмутило, хоть он и галантно промолчал… Эта горделивая фраза наверняка вызвала в нем осуждение. Теперь на смену его радушию в нем наверняка проснется пренебрежение! Пресвятая Дева, и она ведь его вполне заслуживает!

Каролина накинула на нижнее платье симару и, решив во что бы то ни стало, сию минуту извиниться перед сенатором, бросилась к дверям.

В палаццо стояла звенящая тишина. На какой-то момент ей показалось, что даже вся челядь покинула владения Фоскарини. Но тут же где-то неподалеку зашуршала юбка, очевидно, кого-то из прислуги. И правда, в вестибюле нарисовалась Урсула. Каролина слегка перегнулась через балюстраду и окликнула ее.

– Добрый день, синьорина, – поздоровалась Урсула и присела в реверансе.

– Добрый день. Урсула, где сейчас сенатор?

Та удивленно округлила глаза.

– Как? Сенатор вас не предупредил о том, что на рассвете собирается покинуть Венецию и отбыть в свое имение в Местре?

Каролина сглотнула комок невероятного сожаления. Как же так? В этот самый момент ее разочарования из парадной раздались чьи-то голоса, которые отвлекли внимание Урсулы, и Каролина хотела было вернуться в комнату, как услышала знакомый голос.

– Ох, Витторио! – радостно воскликнула она и бросилась к ступеням.

Как обычно, лекарь улыбался своей широкой улыбкой, показывая на всеобщее обозрение белые зубы.

– Здравствуйте, моя дорогая! – с улыбкой промолвил он и прильнул губами к руке синьорины.

– Урсула, приготовьте нам чай с булочками и накройте на улице в беседке, а я пока приведу себя в порядок. Прошу прощения, Витторио, я сегодня неприлично заспалась, – виновато сказала она. – Вы обождете?

– Ничего, дорогая, – произнес с улыбкой старик, по-отцовски сжимая в своих руках ее миниатюрную ручку. – Вам положен о отсыпаться, вы еще не совсем здоровы. А где мой друг Адриано?

– Сенатор и вас не поставил в известность? – удивилась Каролина. – Он ведь покинул Венецию…

Витторио только удивленно приподнял брови.

– Вот как? Поразительно, но обычно он извещает меня… Тем более, здесь вы…

– Ох, Витторио, мне с вами необходимо срочно кое-что обсудить, – воскликнула раздосадованно Каролина. – Боюсь, что, кроме вас, мне просто некому помочь.

Наслаждаясь общением венецианской гостьи, Витторио восторгался не только ее красотой, но и изобилием откровенно присущей ей душевности. И хотя в ее словах отражались тщетные попытки не проявлять при лекаре свой ум и образованность, все же она нередко выдавала себя, расспрашивая о политических новостях Венеции и соседних держав. Ее занимала и литература, повествующая об истории лагуны. Словом, неисчерпаемое любопытство этой дамы без стеснения стремилось к познаниям. О чем же сейчас жаждет побеседовать эта изумительная дама?

Созерцая ее красоту, Витторио зачастую задумывался о возможности отношений синьорины и сенатора. Ему казалось, эта дама, как никакая другая, не подходила для несносного упрямца Фоскарини. Такая мысль вызывала на его лице улыбку: ведь эта очаровательная Каролина уже сумела сломать в Адриано несколько его несгибаемых качеств. И это несмотря на то, что тот на последнем вздохе своей гордыни отчаянно сопротивляется воздействию синьорины на его судьбу.

Они сидели под уютным бельведером на заднем дворе имения Фоскарини, называемом венецианцами curia, и потягивали из чашек горячий чай. Каролину очень успокаивала летняя атмосфера на улице, поэтому в отсутствие сенатора она с невероятным удовольствием проводила время на свежем воздухе, балуя свою кожу ласкающей теплотой солнечных лучей. И хотя долгое препровождение под ними невероятно отрицательно влияло на цвет кожи, она все же не могла устоять перед таким маленьким с облазном.

В воздухе благоухал смешанный медовый аромат нескольких видов цветов, произраставших в оранжерее. Бельведер стоял на нескольких беленых столбиках, вокруг которых завивались стебельки вьющихся розочек белого, красного и желтого цветов. Умиротворенная атмосфера этого уголка завораживала и успокаивала… Но только не взвинченную Каролину!

– Витторио, – она с нетерпением посмотрела на него посвежевшими, но взволнованными глазами, – сдается мне, я обидела сенатора…

– О-о, милая моя, слова «обида» и «сенатор Фоскарини» не следует употреблять в одном контексте. Он раздражается, когда так о нем говорят. Предлагаю употребить слово «расстроила» или что-то в этом роде.

Каролина бросила на старика снисходительный взгляд: она очень ценила мудрую иронию, звучавшую из его уст, как обычное приветствие, но в данном случае ей жутко не хотелось ее слышать.

– Я к вам со всей серьезностью, лекарь Армази, – умоляющим тоном произнесла она.

– Прости, дорогая, продолжай, – произнес Витторио и улыбнулся.

Услышав от Каролины фразу, которую она посмела отпустить в адрес Адриано во время их прогулки, Витторио впал в замешательство: ему безумно хотелось расхохотаться, но он понимал, что этим еще больше смутит и без того расстроенную Каролину, поэтому лишь кусал губы, чтобы сдержаться. С другой стороны, эта фраза стала и впрямь убийственной для Адриано – влюбленность Каролины в «другого» наверняка заставила его отступить.

– Это и впрямь звучало слишком горделиво из ваших уст, – только и смог прокомментировать Витторио.

Каролина с нервозностью прошла вдоль беседки и потерла вспотевшие ладони. Витторио про себя отметил ее сходство в этом с Адриано: в растерянности от создавшейся ситуации он накручивает целые мили по комнате.

– Очевидно, поэтому сенатор и покинул дворец так скоропостижно, – предположила Каролина, – ему противно находиться в моем обществе.

– О-о-о, нет, моя дорогая, – отрицательно закачал головой Витторио. – В Адриано напрочь отсутствует трусость, но, по правде говоря, им может управлять растерянность. Но покидать свой дворец из-за ваших деяний, какими бы они ни были, он не станет, поверьте мне, – абсолютно уверенно говорил лекарь.

– Простите, Витторио, очевидно, и мои предположения так же самонадеянны, как и сказанные вчера слова…

Тут она остановилась и присела напротив Витторио, заметившего в ее глазах жажду поделиться какой-то тайной. «Сейчас начнется исповедь», – подумал про себя лекарь прекрасно осведомленный, что его умение разбираться в человеческой душе частенько вызывает в людях желание поделиться сокровенным.

– Мне нужно поговорить с вами, – произнесла вполголоса Каролина. – Только Богом молю, Витторио, сумейте сохранить мою тайну и не смейтесь надо мной! Ибо я никому не открывала свою душу, но то, что меня гложет, не позволяет мне нормально жить.

Витторио осознал, что речь пойдет о серьезных вещах, поэтому исключил внутреннюю иронию и настроился на весьма серьезный разговор.

– Дело в том, Витторио, что в тот момент я сказала сенатору правду и в одночасье солгала, – она заметила удивленно приподнятые брови лекаря. – Я понимаю, что это может звучать абсурдно… Не так давно я с семьей была на маскараде в Милане.

Услышав эту фразу, Армази догадливо улыбнулся, но Каролина этого не заметила, поскольку отвлеклась своим рассказом. – Там мне встретился один кавалер…

Он ясно услышал беспокойное дыхание синьорины, ее щечки покрыл свеженький румянец, а глаза засверкали каким-то необъяснимым вожделением, которое может быть знакомо лишь влюбленному человеку. Витторио слушал и о том, как они танцевали, и о том, что происходило с ней в тот момент, и прекрасно понимал, что он уже слышал эту историю от своего друга. И то, что Армази однозначно ощущал внутри себя, так это то, что сердце его ликовало и радовалось – чувства этих двоих чудаков взаимны.

Когда она закончила свой рассказ о встрече с незнакомцем на словах «и тут в моей жизни появился Адриано…», Витторио понял, что юная дама сходит с ума от чувств, которые разрывают ее сердце.

– Прошу прощения, Каролина, вы желаете мне сказать, что не можете разобраться с чувствами к каждому из этих мужчин? – спросил Витторио. Но его целью не была насмешка над ее растерянностью. Ему хотелось понять, как она разделяет чувства пополам к одному и тому же мужчине? Как она характеризует их?