– И здесь много таких узких каналов? – спросила она. – Если нам встретится еще одна гондола, мы можем не разойтись.

– Десятки, сотни. Я велел свернуть сюда, чтобы немного отдохнуть. Здесь царит поразительная тишина.

Но сенатор Фоскарини старался сохранять внешнее спокойствие, хоть и чувствовал, что, чем дальше он направляет гондолу в темноту узкой улочки, тем чаще и глуше билось его сердце. Он услышал, как синьорина томно вздохнула и устроилась поудобней на мягких подушечках.

– А каково нынешнее положение Венеции? – нетерпеливо и как-то быстро спросила Каролина, все это время старавшаяся сдерживать в себе порывы любопытства.

Сенатор улыбнулся и посмотрел в ожидающие ответа глазки.

– Экономическое, политическое, социальное… что вы имеете в виду, синьорина?

Каролина только растерянно посмотрела на Адриано.

– Вы же ведаете не хуже меня о некоторых фактах из венецианской жизни. И о том, какие книги стоят на полках в моей библиотеке, и что они в себе содержат, толком не знаю даже я, – в его голосе звучал сарказм и едва сдерживаемый смех. – Зачем же в моем обществе вы прикидываетесь глупенькой и необразованной особой?

Каролина удивленно смотрела на сенатора, чувствуя, как горят ее щеки от стыда за свое самовольство в его доме. Но Адриано улыбался и смотрел на спутницу с искренним восхищением, отчего она ощутила спадающее напряжение, прокручивая в мыслях, что не зря не доверяла Урсуле.

Адриано наблюдал за ее опущенными длинными ресничками, и его настолько забавляло ее волнение, что безумно хотелось прикоснуться к ней и успокоить в своих объятиях.

– Невзирая на предрассудки общества, не вижу ничего порицательного в том, что девушка стремится к образованию, – сказал Адриано и увидел вспыхнувшие радостью искорки в ее глазах. – По современным догмам умная девушка – это безнравственная особа, не стремящаяся сохранить таинство души будущей жены и матери.

– Почему так? – с недоумением осмелилась спросить Каролина. – Мне никогда не объясняли…

И только сейчас она ясно осознала, что в обществе Адриано у нее напрочь пропадает стеснение откровенности.

– Духовенство не следит за грехопадением современных мужчин и отдает больше предпочтений сильной половине человечества, поскольку на женщине лежит ответственность за первородный грех – ведь кто как не Ева стала соблазнительницей Адама на деяние, из-за которого в наказании оказалось все человечество? – Адриано рассказывал об этом настолько интересно, что Каролина невольно приоткрыла губки. – Многие полагают, что именно женщина является причиной мужских неудач и падений: она – соблазнительница на грехи, влекущая за собой повседневный ущерб и непрерывные ссоры.

– А вы? – с нетерпеливым волнением спросила Каролина, надеясь услышать от Адриано желанное для своего сердца. – А что думаете о женщинах вы?

Он посмотрел в ее требующие ответа глазки и на какое-то время смолк. В этот самый момент взор Каролины отвлекла поразительно безнравственная картина, от которой она должна была тут же стыдливо отвести глаза. Момент разгорающейся страсти куртизанки, с плеч которой едва ли не спадало пурпурного цвета платье, и некоего кавалера, руки которого неудержимо блуждали по ее телу, намереваясь раздеть ее прямо у мола. Взгляд Каролины невольно приковался к этому зрелищу, и, незаметно для себя, она буквально раскрыла рот от изумления. Адриано ощущал подавляющую растерянность: его глаза блуждали между всем происходящим в незнании, как поскорей прервать этот вопиющий момент. И хуже всего, что развернуть гондолу в этом месте было физически невозможно.

– Они так открыто предаются любви, – пораженно пролепетала Каролина.

В ответ на эти слова Адриано тихо рассмеялся.

– О, синьорина, поверьте, ими движет отнюдь не любовь, – иронично произнес он, глядя, как бесстыдно она рассматривает каждую деталь картины. – Это наваждение плоти! К тому же, по всей вероятности, они одурманены недавней пьянкой.

Адриано продолжал негодовать: Каролина не отвернулась даже тогда, когда мужчина нахально поднял юбку куртизанке, пытаясь провести по ее обнаженным ногам своими руками. За уши сенатор оттащить ее не мог, поэтому вышел из положения иначе.

– Синьорина, будьте добры, накройте плечики шалью. Она лежит подле вас. Уже холодает.

Она не спешила исполнять его волю, а перевела свой взгляд, полный огня и вожделения, на своего спутника. Адриано почувствовал нарастающее напряжение у себя в паху,… но его возбудила не пошлая картина бесцеремонной страсти! А взгляд… взгляд синьорины, словно отражающий раскрытие чего-то запретного и пьянящего. Ее щечки слегка порозовели, а алые уста издавали едва заметное, но учащенное дыхание. Он намеревался избежать этого совершенно лишнего мгновенья – мгновенья устремления собственного взгляда на ее грудь, но это произошло невольно, и ему казалось, что он сам ощутил внутри себя ее учащенное сердцебиение и разыгравшуюся невинную кровь.

Адриано хотел было сам выполнить адресованную ей просьбу, но понимал, что ему лучше оставаться неподвижным. Поразительно, но в этой ситуации он чувствовал себя куда более смущенным, чем его девственная спутница. Наконец она пришла в себя, игриво взмахнула шалью и накинула ее на свои плечи.

– Сенатор Фоскарини, вы оставили мой вопрос без ответа, – пропела она, словно мгновение назад ничего особенного не произошло.

– Простите? – Адриано уже вовсе забыл, о чем они говорили, что само по себе неудивительно.

– Как вы полагаете: женщина – причина грехопадения мужчины или же вдохновительница на подвиги и чувства?

Этот вопрос позволил Адриано немного расслабиться, но он ощутил неминуемую связь темы их беседы с увиденной только что картиной. Теперь ему хотелось расхохотаться.

– Полагаю, что это зависит от самой женщины.

– А я посмею предположить, – произнесла деловито Каролина, – что это зависит от самого мужчины.

Адриано слышал в ее голосе протест не только ему самому, но и современным традициям, что заставило его заинтересованно сощурить глаза.

– Когда мужчина жаждет от женщины любви, ценит ее, оберегает, осыпает своими чувствами, словно алмазами, – это истинная духовная ценность. И ни одна дама не позволит себе обмануть такого мужчину. Или же осквернить его. Или же лишить дорогих его сердцу вещей. А ведь сейчас, находясь под властью и давлением мужчин, когда женщине непозволительно даже любить, как может она желать добра и счастья сильной половине человечества? Ведь именно мужчина издает законы, которые делают женщину душевно прокаженной, не говоря о ее несчастном сердце.

Адриано даже оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не слышит. Но на нее он посмотрел с одобрением и пониманием.

– Ваши слова способны вывернуть сердце даже самому бесчувственному мерзавцу, – легкая усмешка изумления исходила из его уст.

– Вы согласны с их правдой? – Каролина лукаво приподняла правую бровь.

– Несомненно, – улыбнулся Адриано. – Именно поэтому, когда я узнал о ваших стремлениях к образованию, мне стало ясно, что женщину невозможно лишить врожденного ума или жажды к наукам, если она сама того не желает. А судя по тому количеству книг, которые вы уже одолели в моем дворце, читаете вы с наслаждением, что осмелюсь назвать настолько же безнравственным, насколько восхитительным. А в Генуе вы читали?

– Да, – мягко улыбнулась Каролина, – воровала книжки из библиотеки отца.

Безудержный смех Адриано разнесся эхом по поверхности Большого канала, на который за время занимательной беседы их успел вернуть гондольер.

– И он об этом не знал? – спросил сенатор.

– Узнал в тот день, когда случился мятеж крестьян. Он закрыл меня в башне, где раньше держали рабов и непокорных крестьян перед казнью, – она говорила задумчиво, переживая на себе ощущения в той страшной комнате.

Адриано сердито сжал кулаки и подумал о жестокости герцога. Как можно эту прелесть заставить просидеть в таком ужасном месте? Он видел, что лицо Каролины помрачнело при воспоминании о родных, поэтому тут же постарался о чем-то заговорить.

– Вы обязаны непременно посмотреть на карнавальное шествие на Большом канале, которое устраивается в честь следующих событий. Когда в 998 году хорватскими пиратами были украдены местные девушки-невесты, молодые юноши венецианцы бросились в погоню и сумели отвоевать свое сокровище. В честь этого в Венеции был устроен огромный праздник, который мы ежегодно отмечаем в начале февраля. Полагаю, что об этом вы не читали.

Каролина и впрямь отвлеклась красноречивым рассказом сенатора от раздумий о родителях и подняла голову.

– Нет, этого я не слышала. Но я знаю о многих других, не менее интересных вещах. Например, что Венеция славится своими куртизанками.

«Боже милостивый, неужто она это намеренно?» – в отчаянии подумал Адриано, пытающийся уйти от этой темы.

– Недавно я видела, как мужчины буквально закидывали их цветами на глазах у всего города, – ее тихий смех заставил Фоскарини тоже улыбнуться. – Это забавляющее зрелище. Из-за этих девушек мужчины готовы броситься в дьявольский омут.

– Их не называют «девушками», они всего лишь куртизанки, хотя, признаться, многие мужчины пойдут на все ради них. В Венеции девушки – это дамы с чистой душой и непорочным телом.

– Не совсем понятно… – сказала тихо Каролина, опасаясь, что их кто-то может услышать.

– Прошу прощения? Вы одобряете их? – с легким возмущением произнес Адриано.

– Нет, не совсем. Вот, например, в Генуе я читала… – она запнулась и посмотрела на заинтересованный взгляд Адриано. – В Генуе я читала, – более смело произнесла синьорина, – что одна венецианская куртизанка Оливия сводила с ума своим телом мужчин для того, чтобы прокормить своего ребенка-калеку. Получается, что правительство Венеции приветствует развитие проституции в республике, если не может решить подобные социальные проблемы в стране, не так ли, сенатор?