Пожертвовать свои потерявшие для него самого всяческую ценность богатства Святой Матери Церкви? Увы, ему, все еще таящему в себе безумную надежду на ее возвращение, хотелось сделать так, чтобы она никогда не испытывала нужду в чем-либо!

Но что же тогда? Что он может с щедростью дать, а сам Всевышний благочестиво принять для того, чтобы иметь отчаянную возможность насладиться ее легким прикосновением? Что в состоянии сделать он, обыкновенный и никчемный человек, погрязший в грехах и собственной бесчувственности, во имя того самого высшего милосердия, ниспосылаемого Небесами и способного прощать за земные бездумные ошибки? Чем он должен пожертвовать во имя высшего блага? Сможет ли откупиться от своих совершенных прежде проступков, дабы ни его супруга, ни его дитя не страдали по вине мужа и отца?

И вдруг последние мысли вынудили измученного терзаниями Адриано опомниться: его душа не молится перед Распятием. Но его разум в отчаянии предлагает Богу сделку! И с прискорбием он ощутил, как комок стыда и раскаяния подошел к его горлу, и тогда к нему пришло осознание того, что на самом деле жаждет услышать от него Господь.

– Прости меня! – выдавил из себя Адриано, с ужасом заметив, как нечто внутри него пытается сдержать лавину исповедальных слов. – Прости меня, Господи, за то, что когда-то отрекся от Тебя по причине ярости на самого себя! Ибо в те времена моя неспособность помочь родным людям привела меня в отчаяние, а овладевшая сердцем духовная нищета возложила ответственность за их жизнь на Тебя. Простишь ли Ты грешника за то, что вел немыслимый образ жизни, полный лицемерия и тщеславности, и не помышлял ранее о чистых чувствах, возрождающих в душе истинное счастье? Простишь ли за то, Милостивый, что самонадеянно брал на себя смелость распоряжаться человеческими судьбами, не помышляя о том, как низко я смогу упасть перед Твоим взором? – он смолк, чувствуя как сердце сгорает от стыда и склонил голову еще ниже, словно провинившееся дитя перед своим Отцом. – Прости за то, что был жесток в отношении своей супруги, с которой ты поставил меня в состояние святого брака. Но сейчас я прошу не о себе, Господи, и Тебе это известно. Сейчас я прошу о невинной жене, претерпевшей многие испытания по моей вине. О невинном младенце, который вместе с матерью был подвержен мукам и страданиям. И пусть я не исполнял должным образом все Таинства Твои, не предоставлял время Тебе, как положено, не обращался к тебе в минуты радостей… но я всегда верил, эта женщина была дана мне Тобой не просто так. И сейчас верю, что и дитя наше – есть плод истинной любви, нерукотворно созданной Твоим Святейшеством. Я благодарен Тебе, Всевышний, за то, что позволил мне понять, что есть истинные ценности для любого человека – что есть жизненно важно, а без чего можно прожить. По Твоей великодушной Воле я научился беречь то, что есть у меня, и клянусь, что никогда и никому не позволю ввести мою душу в дьявольское заблуждение. И теперь я осмелюсь попросить Тебя смилостивиться над моей духовной слепотой, и дать мне шанс вновь испытать это высшее единение душ, что Ты позволил нам пережить когда-то. Вернуть это истинное счастье, милостиво поданное Твоей высшей щедростью. До последнего вздоха своего беспомощного тела я буду благодарить Тебя за твою милость и все, что будет сделано мною когда-либо, – все будет во благо созданной Тобой Вселенной! Только сохрани жизнь моей семье, Господи…

Какое-то время он не двигался: ему казалось, что нечто сковало его тело, не позволяя пошевелить даже пальцем. На мгновенье ему почудилось, что эти несколько минут он провел вне этого монастыря, а в месте, более возвышенном и безграничном, чем эти каменные стены.

Словно ощущая тяжесть собственных век, Адриано медленно открыл глаза. Ему казалось, что каждое слово он кричал во все горло, а на самом деле его слова звучали, как хриплый и сдавленный шепот. И так он готов был стоять до тех пор, пока ему не принесут благие вести о Каролине… но ноги сами понесли его ближе к ней…


На улице смеркалось, но малыш упорно не желал покидать утробу своей маменьки. Адриано слышал стоны Каролины, и они казались ему невыносимыми пытками.

Выйдя на улицу, он с нетерпением посмотрел на ворота, в которые совсем скоро должен въехать Витторио. Когда старик в такие тяжелые минуты находился рядом, Адриано ощущал себя куда уверенней – опыт и мастерство Армази выручало не раз Фоскарини и близких ему людей. И лекарь не заставил себя долго ждать: совсем скоро он появился во дворике верхом на лошади в компании Нери.

– Где она? – с беспокойством спросил Витторио и посмотрел в измученные глаза Адриано.

Тот повел его в келью, по дороге несвязно рассказывая что-то о произошедших событиях, но Витторио занимался лишь беспокойством о Каролине. Да и объяснения Адриано, собственно говоря, казались ему несуразицей. Внезапно лекарь остановился и уставился на Фоскарини. Он вдруг понял, что опешившего Адриано нужно сию минуту привести в чувство и с твердостью в голосе воскликнул:

– Адриано, послушай меня!

Тот устремил на него свой рассеянный взор.

– И с Каролиной, и с ребенком все будет благополучно!

Его уверенность сразила Адриано, и он застыл.

– Просто поверь мне. А если не мне, то Лауре! Роды будут нелегкими, но все закончится благополучно. Возьми себя в руки! Твердость твоего разума может пригодиться в любую минуту.

Адриано кивнул головой и присел на скамью.

С момента появления Витторио как будто кто-то ударил волшебной палочкой: роды пошли стремительней. Адриано понял это по суете, собравшейся вокруг кельи Каролины. Большинство монахинь не отходили ко сну: кто-то молился по поручению матушки, а кто-то считал нужным помочь.

Ближе к полуночи Адриано услышал напряженное затишье, и со страхом склонил голову на руки. Но затем раздался плач… Плач младенца. Его душа затрепетала одновременно счастьем и беспокойством: сейчас его сердце томилось в ожидании новостей о Каролине. Витторио явился с улыбкой, что заставило Адриано с облегчением перевести дух.

– Поздравляю тебя, мой друг, – он крепко обнял Адриано, – ты стал отцом замечательного и крепкого сынишки.

– Как…

Слова застряли комом в его горле, смешиваясь с грохотом собственного сердца и дрожью, пронзившей его тело. Витторио не нуждался в пояснении вопроса: он знал, о чем тот беспокоится больше всего.

– Она справилась, но пока очень слаба. Но могу с уверенностью сказать, что и это она преодолеет. Тебе досталась женщина, невероятно сильная духом, Адриано!

Он все еще ощущал в себе тряску: поразительную и невероятно сильную дрожь, которая буквально подкашивала его. Все чувства, захлестнувшие в одночасье его сердце, едва не сделали его безумцем. Витторио прижал его к себе, словно родного сына, готовящегося разрыдаться у него на плече.

– Это тот случай, когда слезы нужны, – промолвил лекарь с отцовской лаской в голосе.

Но Адриано упорно молчал, сдерживая в себе комом все сотрясающие его чувства.

– Немного позднее ты сможешь зайти к ним. Разумеется, если сама синьора Фоскарини соизволит тебя лицезреть.


Каролина взяла в руки маленький, кряхтящий сверток и при свете свечей посмотрела на сынишку. Она не желала сдавливать в себе выступившие на глаза слезы, и две их капельки упали в миниатюрные ладошки, которые дитя в нетерпении выставило окружающему миру. После мучительных родов непреодолимое желание провалиться в сон оказалось забытым в то самое мгновение, когда ей вручили это бесценное сокровище. Словно исчезли невыносимые боли, ее всхлипы и томящие минуты ожидания – все это затмил свет от этого маленького ангелочка.

Вошедший Адриано несмело подошел к Каролине, не дожидаясь ее позволения. Он не мог вынести более ни мига их убийственной разлуки. Прижавшись к ее щеке устами, он присел рядом в надежде рассмотреть своего сына.

– Адриано, – выдохнула она, – я никогда не думала, что держать это крохотное создание в своих руках – это такое счастье!

Он словно завороженный смотрел то на измученную, но окрыленную Каролину, со сверкающими слезами на глазах, то на дитя, тихо кряхтящее в ее руках.

– А я вот не могу осознать, что стал отцом, – в его голосе слышалось недоумение.

– Долгая разлука тому виной. Ты не знал о нем, не видел меня беременной, тебе не пришлось быть рядом, когда он рос внутри меня. Но со временем ты осознаешь.

Адриано смотрел на нее, вновь плененный ее красотой, – уставшей красотой измученной, но прекрасной женщины.

– Мой маленький упрямец, – прошептала Каролина и едва прикоснулась устами к головке малыша. – Никак не хотел покидать свое уютное гнездышко.

– Очевидно, он неплохо пригрелся внутри тебя, – дрожащим, но безмерно любящим голосом произнес Адриано.

Каролина развернула малыша поближе к мужу, чтобы тот сумел рассмотреть сынишку.

– Милая, я готовился сказать, что он похож на тебя, – будто с разочарованием произнес Адриано. – Но боюсь, что это будет ложью…

Каролина тихонько рассмеялась, заметив растерянность, посетившую ее мужественного супруга.

– А во мне не было ни капли сомнения, что он будет иметь твои черты, – сказала она и с любовью посмотрела в глаза Адриано. – Порой мне даже казалось, что я вижу его перед собой.

– Но нельзя говорить, что он ничего от тебя не унаследовал, – с безобидной иронией ответил счастливый отец. – Вот, ты правильно отметила невероятное упрямство, которое он уже проявил.

Она снисходительно на него посмотрела и улыбнулась.

– Даже не стану спорить с тобой, Адриано Фоскарини. Я слишком счастлива сейчас!

С какой-то заботливой властностью он взял ее за подбородок и, развернув к себе лицом, прикоснулся к ее устам так нежно и нетерпеливо, что она ощутила, как внутри нее прошел щекочущий холодок. Как же ей не хватало его любящих поцелуев!

– Я готов вырвать свое сердце и отдать тебе в руки, чтобы ты сама распорядилась им. И я пойму, если ты безжалостно его раздавишь.