— Нет, не будут! — всхлипывала Ирина, отпихивая от себя мать. — Я хочу танцевать с ним! Все бы обзавидовались, увидев, что он выделил меня среди других! А теперь я должна буду терпеть этого Свирягина или вообще стоять у стены. И все из-за тебя, потому что ты не сумела устроить мне его приглашение!

— Но вы не будете стоять у стены, — несколько шокированный разыгравшейся перед ним сценой заметил Вольдемар. — Вы танцуете с этим капитаном, со мной… Я с удовольствием приглашу вас и еще на какой-нибудь танец, хотя должен признаться, некоторые па мазурки у меня получаются не так ловко, как у более молодых кавалеров.

Представив себе Ламбурга, с изяществом медведя отплясывающего мазурку, Докки изо всей силы попыталась удержаться от смеха, а у Ирины в глазах появилась паника.

— Нет, — простонала она, — никто, никто не сможет заменить Палевского! Если только князь Рогозин, но он — не генерал, и у него нет ни орденов, ни славы графа.

— Зато он — князь, — поспешно сказала Мари. — Титул у него выше. И он тоже очень красив.

— Но Рогозин наверняка будет танцевать с Докки, — капризно протянула Ирина. — Она все время уводит у меня лучших кавалеров!

Вольдемар растерянно затоптался на месте, а Докки, утомленная глупостью Ирины, резко сказала:

— Уверена, эти лучшие кавалеры на дух не выносят истеричных и себялюбивых барышень. К тому же, насколько мне известно, они никогда не входили в число твоих поклонников.

Мари ахнула, Ирина поперхнулась и перестала плакать, а Ламбург умиротворяющим покашливанием позволил себе напомнить дамам о своем присутствии.

— Извините, мне нужно написать еще несколько писем, а затем собираться на прием к князю Вольскому, — Докки выразительно посмотрела на часы, всем видом показывая, что визит вежливости, оказавшийся верхом невежливости, несколько затянулся.

— Пойдем, дорогая, — Мари потянула к выходу Ирину, бросив на Докки укоризненный взгляд и пообещав на днях к ней заехать, чтобы всласть поболтать, как добрым подругам.

Ламбург произнес несколько цветистых комплиментов и поспешил за своими спутницами, а Докки в изнеможении опустилась в кресло, ощущая себя бескрайним сжатым полем, по которому нещадно прошлись тупыми и ржавыми серпами.

Глава X

Весь остаток дня она ждала Палевского — они не успели условиться о новой встрече, и Докки не знала, когда и где сможет увидеть его. Она не хотела выходить из дома, боясь разминуться с ним, но он так и не появился и не прислал записки, и Докки в конце концов все же решилась отправиться в гости, втайне надеясь застать Палевского у князя Вольского.

Но там его не было, хотя присутствовали его родители и сестра. Были и графини Сербины. Надин вновь в белоснежном платье, к которому не хватало только крыльев и нимба над головой.

— Чистый ангел, — усмехнулась Ольга, глядя на юную графиню. — Ей-богу, ни разу не слышала от нее хоть слова. Только молчит, улыбается и краснеет — мечта холостяка.

— Зачем ей говорить, если рядом ее матушка, которая всегда скажет все, что нужно, и даже более того? — Докки покосилась на старшую Сербину, втолковывавшую что-то княгине Думской. — Как ваша бабушка? Оправилась после именин?

— Провалялась в постели полдня, а потом бодренько собралась в гости. Их поколение отличается удивительной активностью — вчера разве что мазурку не танцевала, — сообщила Ольга. — А вы немного бледноваты. Вас так и не отпустила головная боль?

— Головная боль отпустила, но появилась другая, — поморщилась Докки. — Сегодня мне целый день наносили визиты родственники.

Ольга с пониманием кивнула, приблизительно представляя себе сложные взаимоотношения в семье подруги.

— Катрин пишет, что ее мужу уже легче, — сказала Докки, получившая сегодня письмо от Кедриной. — Он еще не ходит, но рана затягивается на глазах.

— Катрин вовремя забрала его из госпиталя, — ответила Ольга. — Все говорят, они ужасны. А граф Поль вообще удивительно быстро поправился, хотя вчера, как ни пытался скрыть свое недомогание, было заметно, что он еще слаб. Он тоже рано покинул бабушкины именины: польский как-то выдержал, но тур вальса — явно был лишним.

— Палевский танцевал вальс? — переспросила Докки. Хотя она и видела, как он приглашал Надин на танец, после всех последних событий позабыла о том.

— Да, с молодой Сербиной. Бабушка была крайне возмущена, поскольку графиня чуть не за руку поймала его и навязала ему свою дочь. Ему было неловко отказываться.

«Неловко!» — фыркнула про себя Докки. Палевский не знает такого слова и всегда делает только то, что хочет сам. Если он и танцевал с этой девицей, то исключительно по собственному желанию. Но что это было за желание? Заключить в объятия прелестное ангелоподобное существо? Отдать дань внимания предполагаемой невесте? Вызвать ревность у строптивой Ледяной Баронессы? Докки терялась с ответами на эти вопросы, надеясь только, что Палевский не настолько циничен, чтобы, имея невесту, проводить время с любовницей.

— Вы случайно не знаете, какие у него взаимоотношения с бароном Швайгеном? — вдруг услышала она.

— С бароном? — Докки заволновалась. — Боюсь, я не совсем понимаю…

— Дело в том, — Ольга несколько смутилась, — вчера я имела неосторожность заговорить с Палевским о Швайгене. Ведь барон служит под началом генерала, и я решила, что они друзья… Но граф Поль был весьма недоволен упоминанием имени Александра Карловича… Его лицо стало сердитым, а глаза блеснули таким нехорошим светом… Будто само существование барона его крайне раздражает.

— Хм, — Докки не знала, как ей объяснить сложившиеся отношения между Палевским и Швайгеном.

«Не описывать же себя в роли роковой женщины?» — растерялась она.

— Э-э… Они, кажется, повздорили в Вильне, — поразмыслив, осторожно сказала Докки. Ведь Швайген может рассказать Ольге эту историю во всех подробностях, хотя, возможно, сообразит, что той будет неприятно узнать, как он ухаживал за ее подругой.

— Да? — удивилась Ольга. — Странно. Барон такой спокойный и доброжелательный человек, да и граф обычно со всеми ладит.

«Потому что с Палевским никто не осмеливается ссориться», — подумала Докки. Ей было любопытно узнать, о чем же они говорили, но было неловко расспрашивать Ольгу. К счастью, той самой хотелось поделиться происшедшим.

— Граф заявил, что Швайген сладкоречив, чуть ли не коварен и имеет привычку волочиться за всеми дамами в округе.

— Ничего подобного! — Докки поспешила заступиться за барона. — Я наблюдала за Швайгеном в Вильне. У него общительный характер, он может выглядеть беспечным, но при этом в нем нет легкомыслия. Барон ведет себя достойно и вовсе не волочится за дамами. Мне он представляется цельным и благородным человеком.

— О, мне хочется вам верить, — Ольга немного успокоилась. — Примерно так я и ответила вчера Палевскому, в сердцах проговорившись, что часто общалась со Швайгеном, пока он находился в Петербурге на излечении, и нахожусь с ним в переписке. Можете себе вообразить, граф тут же переменил свою точку зрения о бароне, назвал его храбрым и образцовым офицером и чуть ли не пожелал мне с ним счастья… Я ничего не поняла, признаться.

— Палевского порой трудно понять, — пробормотала Докки, втайне радуясь, что генерал благодаря этому разговору с Ольгой наконец избавился от ревности к Швайгену.

Ей показалось, что она нашла причину, хоть и шаткую, по которой Палевский, плохо себя чувствуя, все же с бала отправился к ней в дом, откуда он незадолго до того был изгнан.


Когда Докки собралась ехать домой, к ней неожиданно подошел отец Палевского — граф Петр.

— Хотел поблагодарить вас за приглашение на вечер путешественников, — сказал он. — Нам сказывали, они проходят весьма интересно.

Докки отвечала вежливой улыбкой, хотя насторожилась.

Знает ли он, где и с кем провел эту ночь его сын? — заволновалась она, надеясь, что Палевский не счел нужным отчитываться перед родителями за свое отсутствие или придумал на то свою причину.

— Моя дочь сегодня даже приобрела какие-то карты и заставила нас вспоминать географические названия, на них нанесенные, чтобы мы не опростоволосились перед заядлыми путешественниками, — со смешком продолжил он. — Оказалось, мы с женой подзабыли, где находятся озеро Лача[29] и город Мурсия[30], за что были заклеймены позором.

— О, думаю, вам не придется извлекать из памяти столь глубокие познания, — шутливо заверила она графа. — Скорее, этим займутся завсегдатаи вечеров, отдающие предпочтение подробному рассказу о тех местах, которые можно сыскать далеко не на каждой карте, чтобы никто другой не мог воскликнуть: «Я знаю!»

— Мы только на это и надеемся, иначе рискуем попасть впросак и прослыть неучами, о чем и заявила нам наша дочь, — заговорщицким шепотом поведал он.

— Но вы подали мне чудесную идею: экзаменовать своих гостей на детальное знание карт. Мурсию, думаю, можно будет поставить первым пунктом.

— И не забудьте о деревне Песье Болото в Вологодской губернии, — глаза графа Петра лукаво блеснули. — В ней всего восемь дворов, но, уверяю вас, она весьма живописна и стоит упоминания.

«Какой славный у него отец», — Докки была им очарована.

Граф стал рассказывать, как его сын внес свою лепту в семейное изучение географии, назвав какой-то город в Британии, который они битых полчаса искали на карте Англии, а потом нашли в Шотландии.

— Он задал нам задачу, а сам уехал, мы же отчаялись найти этот загадочный город, пока графиня случайно не взглянула на острова у берегов Шотландии, где мы его и обнаружили.

Докки представила такое чудесное семейное времяпрепровождение и подумала, что Палевский, верно, был поражен поведением ее родственников, столь разительно отличающимся от ему привычного. Но ее сейчас куда больше интересовало, где он, и она осторожно поинтересовалась: