— Chèrie cousine! — вдруг раздался голос Мари, и Докки с досадой увидела, как с боковой дорожки выходит пестрая компания, состоявшая из кузины, Алексы, Жадовой, их дочерей в сопровождении Вольдемара и еще пары господ в статских мундирах.

— С кем это ваши родственницы? — прищурилась княгиня, разглядывая Жадову.

— Одна их знакомая, некая мадам Жадова, — ответила Докки, наблюдая, как дамы, улыбаясь, подходят к ним.

— А, слыхала я о ней, — протянула Думская. — Кажется, весьма неприятная особа.

— Весьма, — согласилась Докки.

Ей была тягостна эта встреча, напоминающая Вильну и события, там происшедшие, но избежать ее уже было невозможно. После взаимных представлений девицы гурьбой обступили Швайгена, пеняя ему, что он не заглянул на какой-то вечер, где они надеялись его встретить, а дамы желали произвести впечатление на княгиню, вываливая на нее ворох последних светских новостей. Ламбург же ухватил за руку Докки, трубно выражая свою радость от встречи с ней.

— Я заезжал к вам несколько раз, ma chèrie Евдокия Васильевна, — возвестил он, — но так и не застал вас дома, как и не имел счастья увидеть вас у madame Ларионовой, где надеялся вновь насладиться вашим обществом после нашей долгой разлуки…

Докки заученно улыбалась и ссылалась на занятость, хотя сама сделала все возможное, чтобы избежать встречи с Вольдемаром. Она поглядывала на Ольгу, обескураженную количеством барышень, атакующих барона.

— Monsieur Швайген, — верещала Ирина, цепляясь за его локоть, — я все время вспоминаю, как весело мы проводили время в Вильне, пока не началась эта ужасная война!

— Monsieur le baron, — Натали подхватила его под второй локоть, — мы надеемся, что вы уже в добром здравии и сможете присоединиться к верховой прогулке, которую мы на днях собираемся устроить.

— Полковник, примете ли вы участие в бале, который состоится на будущей неделе? — интересовалась Лиза Жадова.

Ольга встретилась взглядом с подругой и обреченно завела глаза, в то время как Швайген, проявляя максимум галантности, пытался освободиться от настойчивых девиц.

— В Вильне nous avons fait des visites[27]… — на дурном французском говорила Алекса княгине Думской. — Там собралось неплохое общество…

— Madame Лапина тяжело переживает разлуку со своим… chèr ami… молодым Королевым. Он уехал в армию, и, говорят, она провожала его до Твери, хотя муж запретил ей уезжать из Петербурга, — слышался голос Жадовой.

— Chèrie, — Мари взяла Докки под руку и на несколько шагов отвела ее в сторону. — Я несколько раз заезжала к тебе, но никак не могла застать тебя дома. Оказывается, ты уже устраивала свой вечер, а я пропустила его. Вероятно, твое приглашение затерялось среди других моих бумаг.

— Я не посылала тебе приглашения, — сказала Докки.

— Как это — не посылала? — удивилась Мари.

— Ведь мои вечера всегда были тебе неинтересны, поскольку на них не праздно болтают, не флиртуют и не устраивают танцы для молодежи, — напомнила ей Докки.

Некогда она пыталась приобщить кузину к своему увлечению географией и путешествиями, но та не нашла в том ничего интересного. Мари не раз говорила Докки, что лучше устраивать обычные приемы, где можно было бы сплетничать, играть в карты, танцевать, музицировать — словом, заниматься всем тем, что, по ее мнению, привлечет публику, в том числе молодых людей. Докки не посчитала заманчивым это предложение и организовала вечера путешественников. Она всегда посылала кузине приглашения, но та заезжала на эти собрания редко, откровенно на них скучая. Теперь Докки попросту вычеркнула кузину из списка завсегдатаев своих вечеров.

— Я всегда очень любила бывать на твоих заседаниях! — с жаром возразила Мари. — И Ирина очень хочет их посещать.

«Потому что они стали модны в свете, — насмешливо подумала Докки. — И потому, что на другие вечера вас мало кто зовет без моего ходатайства».

— О, я столько слышала о ваших вечерах, — вмешалась Жадова с самой любезной улыбкой. — Говорят, они весьма занимательны.

— Надеюсь, что занимательны, — сказала Докки, которой по всем меркам этикета после выказанного интереса следовало пригласить Жадову. — Впрочем, у меня собирается несколько своеобразная и для кого-то непривычная публика, которую объединяет интерес к знаниям и путешествиям, а не скука, любовь к сплетням и желание обзавестись полезными знакомствами.

С этими словами она сухо кивнула, подхватила Думскую и повела ее дальше по парку.

— Вы увели меня бесцеремонно и на самом интересном месте, — делано возмутилась княгиня. — Ваша невестка мне как раз рассказывала, как вы оставили ее одну с ребенком в Вильне накануне войны. Не знала, что у Мишеля еще есть дети, кроме этой великовозрастной девицы Натали.

— Насколько мне известно, она у них единственный ребенок, — ответила Докки.

— А, так вы ее бросили с ребенком, который лишь на восемь лет вас моложе, — догадалась княгиня. — Как это мило звучит! Кстати, хочу вас предупредить: Алекса мне проговорилась, что они с Мишелем затеяли в доме ремонт с полной переменой обстановки. Боюсь, это в первую очередь коснется вас, и в самое ближайшее время.

Докки подняла брови — она слышала об этом в первый раз. Родственники не поставили ее в известность о своих планах, хотя расплачиваться за их траты придется именно ей. Она решила, не откладывая, разобраться со своими денежными делами, тем более что предстоящий отъезд за границу потребует немало расходов. «Завтра же приглашу к себе Петра Федоровича», — подумала она и оглянулась. Ольга и Швайген шли сзади, о чем-то оживленно беседуя.

— А этот молодой человек, — кивнула на них Думская. — Что из себя представляет?

— Очень славный, — ответила Докки. — Мы с ним познакомились в Вильне, и он зарекомендовал себя с самой лучшей стороны.

— Что между вами — что-то серьезное? Или рядом с графом Палевским он проигрывает по всем статьям? — ехидно поинтересовалась княгиня.

Докки вспыхнула.

— Они совсем разные, — сказала она. — Барон человек весьма доброжелательный, мягкий, приятный в общении.

— Хм… В отличие от самоуверенного и решительного графа. Должна признать, в Палевском есть все качества, которые притягивают женщин. Сколько их по нему с ума сходило! — княгиня причмокнула губами. — За один взгляд его прозрачных глаз многие душу готовы отдать. Это у них наследственное — я имею в виду глаза. Из поколения в поколение кто-нибудь их обязательно наследует. У его отца — Петра — такие же. Знаете ли вы, что я приятельствую с матерью Поля? Нина Палевская, урожденная княжна Гурина. Она помоложе меня — лет на… ну, неважно. В молодости влюбилась она в Петра Палевского и ужасно по нему страдала. Он же — как сейчас помню — красавец, высокий, статный. Характер у него крутой был, хотя сынок-то покруче будет. Так о чем я? Нина влюблена была отчаянно, а он ухаживал за Анной Мусиной… Была такая красавица в Москве. Хороша, ох как хороша! Глазищи черные, волосы — что вороново крыло, кожа смуглая — татарского рода.

Докки было невероятно интересно послушать о Палевских, но Думская увлеклась воспоминаниями о своей молодости и четверть часа — не меньше — рассказывала о московском обществе, об этой Мусиной, других дамах и кавалерах, в то время в Москве обитающих.

— Но Мусина-то умишком не шибко вышла, потому и потеряла Петра. Вроде его ухаживания принимала, но одновременно с другими крутила, все ревность его вызывала. Он помучился, помучился, да и женился на Нине. Анна рвала и метала, но уж поздно было локти кусать. Нина же — тихая такая, скромная, мягкостью своей Палевского и привлекла. Сначала дочь ему родила — Наталью, она замужем за князем Марьиным, а потом двух сыновей Петру подарила. Младший — шалопай редкий, еще и мямля: в Нину пошел. Что в женщине к месту — мужчине не годится! А Поль весь в отца, даже превзошел его и нравом, и статью. Считают, мужчине негоже быть красавцем, и я соглашусь. Главное, чтоб дух в нем был — ум и крепкость душевная. Но когда и собой хорош, и характер, да еще и герой — все действует, что колдовское зелье на наши слабые сердечки, — княгиня захихикала. — Не сосчитать, сколько страстей из-за него — из-за Поля — происходило. Барышни по нему тучами сохли, а о дамах и говорить не приходится. Какими только способами его завлечь да окрутить не пытались! Но он сам всегда выбирает, а уж если выбрал — тут только держись. Ни одна перед ним устоять не смогла. Девиц, правда, не соблазняет — в том ему честь и хвала. Ни намеков им, ни обещаний. Но что касается женщин… Вон Жени Луговская с мужем разводиться хотела, да не успела — он на войну в Финляндию уехал, на том и расстались. Потом в его пассиях ходила эта француженка, Тамбильониха. Говорили, якобы затяжелела она от него. Да все одно разошлись, а ребенок на свет так и не появился. То ли избавилась она от него, то ли нарочно придумала, чтобы Поля на себе женить, — никто толком не знает.


Они медленно шли по парку, и день был по-летнему светел и чудесен, и напоен ароматом трав и солнца, но Докки заметила лишь поникшую головку мраморной «Ночи», стыдливо отворачивающую от взглядов прохожих свое лицо, неловко прикрывая его рукой. От фигуры этой статуи веяло наивностью и горечью — возможно, некогда она так же простодушно и доверчиво, без оглядки поддалась своим чувствам и теперь пыталась спрятать ото всех свою печаль.

— И ведь не скажешь про него, что повеса он али распутник какой, как другие, у которых, что ни день, новые амуры: то цыганки, то актерки, да детей незаконных хвост тянется. При одной пассии на других не смотрел, нет, да и немного их у него было. Молва больше приписывает. А женится, так и вовсе угомонится, как отец его, который в жене души не чает и ни на кого другого ни разу за все эти годы и не смотрел. Нина все Полю невест подыскивает, но пока ни одна ему по душе не пришлась. Слышала, Сербина в Вильну свою дочку привозила. Застали вы ее там?