Симона Вилар - Обрученная с Розой

Она глядела ему прямо в глаза, продолжая улыбаться, лишь рука, когда она брала ладанку, предательски дрогнула.

Затем торопливо, словно убегая от чего-то, Анна ушла…

Майсгрейв вернулся в Бургундский отель и начал усиленно готовиться к предстоящему поединку. Кревкер советовал ему немного повременить, пока не затянется рана на плече, однако Майсгрейв не придал значения словам бургундца. Ему необходимо было полностью заполнить свое время, чтобы избавиться от неотвязных мыслей об Анне Невиль. Его помыслы были только о назначенном поединке, весть о котором всколыхнула весь Париж.

Впереди у Филипа оставалось несколько дней, и все это время он проводил в фехтовальном зале. Он знал, что король и двор на стороне шотландца, ему же приходилось теперь отстаивать честь Бургундии – недаром граф Кревкер взялся снабдить его всем необходимым для турнира.

Бургундец тоже собирался принять участие в пышных рыцарских игрищах, но немало времени уделял и своему английскому гостю. Он-то и сообщил ему, какой ажиотаж вызвала в Париже новость о смертельном поединке на турнире. Заключались бесчисленные пари, велись нескончаемые споры. В сущности, парижанам было безразлично, кто возьмет верх, ведь оба бойца иноземцы, – все упиралось в вопрос, на кого поставить. Делорен был заметной фигурой в гвардии, и многие знали, что сам король выделял его среди других за редкостное воинское мастерство. Англичанин же, говорили, победил на турнире в Йорке самого Кревкера, притом он хорош собой. Немало дам и девиц хотели встретиться с ним и засыпали его записками, которые этот английский варвар даже не удостаивал ответом. Он будто даже всячески стремился подчеркнуть свое безразличие к прекрасной половине человечества, но это еще более интриговало и возбуждало любопытство. Нет, безусловно, французские красавицы желали победы английскому рыцарю, а не пьянице и бахвалу Делорену.

За два дня до турнира Майсгрейва навестил Уорвик со своим будущим зятем. Филип как раз обсуждал с Кревкером некий хитроумный удар боевым цепом. Граф пояснял:

– Вам будет предоставлено три вида оружия – копье, меч и тяжелая тройная цепь с утыканными шипами ядрами. В Англии пользуются цепью не так часто, как здесь, на континенте. Делорен же отлично научился управляться с нею…

Он неожиданно умолк, глядя куда-то в сторону. Филип обернулся – к ним приближались Делатель Королей с юным Эдуардом Уэльским.

Сегодня Уорвик казался менее суровым и держался дружелюбно. Он приветствовал графа Кревкера, а затем обратился к Филипу со словами, что, хотя Майсгрейв и выступает как сторонник Бургундии, они с принцем желают ему победы, ибо он, так или иначе, остается англичанином, сражающимся против шотландца. Затем Уорвик напомнил, что по-прежнему в долгу у рыцаря и поэтому просит последнего принять от него небольшой знак признательности.

Он хлопнул в ладоши, и слуги внесли роскошные боевые доспехи. Это была миланская броня, сияющая светлой сталью и украшенная золотой насечкой. В центре нагрудного панциря парил золотой орел с рубиновыми глазами.

– Милорд, – вскричал Филип, – это же целое состояние! Я не могу принять от врага моего короля такое сокровище!

– Не стоит быть столь щепетильным, сэр рыцарь. Напомню вам, что, оставаясь моим врагом, вы сделали для меня то, на что решился бы не всякий друг.

Слышавшие эту беседу граф Кревкер и Эдуард Ланкастер недоуменно переглянулись. Для них оставалось тайной, о чем идет речь, да и роскошь подарка поражала. Однако минуту спустя Кревкер, придя в восторг от новшеств в доспехах, потребовал, чтобы Майсгрейв немедленно облачился в них и продемонстрировал их достоинства. Принц Эдуард заявил, что наслышан о доблести английского рыцаря и хотел бы немного пофехтовать с ним прямо сейчас, в надежде перенять какой-нибудь особый прием. Филип скупо усмехнулся.

– Для меня большая честь скрестить меч с принцем крови.

– Но ведь вы йоркист, и для вас я всего лишь один из противников. Забудьте на миг, что Ланкастеры были на троне, и сразитесь со мной.

Когда Эдуард улыбался, на его щеках играли детские ямочки, глаза, осененные длинными ресницами, глядели весело и доброжелательно. Филип почувствовал, что невольно поддается обаянию юного Ланкастера. Что же тогда говорить об Анне, которая все время проводит в его обществе, видит это красивое лицо, эти изысканные манеры, ощущает очарование принца и сознает, что в Париже нет ни одной дамы или девицы, которая не позавидовала бы ей? Может ли он, простой воин, соперничать с этим высокородным, утонченным вельможей, который в состоянии сделать Анну королевой Англии?

Филип откинул волосы со лба.

– Мне трудно отказать вам, ваше высочество.

И Эдуард отправился облачаться в предложенный ему Кревкером панцирь. Слуга помог Филипу затянуть ремни доспехов, и рыцарь испытал странное чувство – удовлетворение, смешанное со злостью. Советовался ли Уорвик с дочерью, собираясь сделать сей королевский подарок? По крайней мере, Анна знала, как он неравнодушен к хорошему вооружению.

Вскоре в зал вступил Эдуард Уэльский. Филип оглядел его: на левом налокотнике принца развевался легкий шарф, зеленый с золотом – цвета Анны!

«Мальчишка! – мрачно подумал Майсгрейв. – Это же не турнир, чтобы во всеуслышание заявлять о благосклонности дамы!»

Им обоим вручили тяжелые двуручные мечи, и Филип сразу же потеснил Эдуарда, но вскоре ему неожиданно пришлось отступить под градом искусных ударов принца. Рыцарь был поражен мастерством и силой юного Ланкастера. Он парировал его удары и не спешил атаковать, выжидая, пока юноша выдохнется.

Краем глаза он видел Кревкера и Уорвика, наблюдавших за ними. На устах Делателя Королей играла ироническая улыбка. И это вдруг задело Майсгрейва. Едва сдерживаемая, его неприязнь к Эдуарду прорвалась наружу. Он резко уклонился от очередного выпада принца, так что тот потерял равновесие, и, подождав, пока Эдуард повернется в его сторону, сам накинулся на него. Он решил, что не стоит больше церемониться с соперником.

«Ты полагал, что прекрасно фехтуешь? Ведь ты хотел похвастать своим умением перед лучшим воином Йорков? А это придется тебе по вкусу?»

Он ударил с такой силой, что пригвоздил меч Эдуарда к земле и несколько мгновений не позволял ему высвободить оружие из-под своего клинка.

«Ты берешь уроки воинского искусства у самого Уорвика? Ты мечтаешь завладеть Англией и разбить Эдуарда Йорка? Отведай вот этого!»

Принц теперь едва успевал отражать градом сыпавшиеся на него стремительные удары.

«Ты заполучил лучшую девушку Англии и теперь похваляешься этим? Что ж, получай!..»

Филип так яростно атаковал принца, что тот испугался и начал отступать, едва успевая отражать бесчисленные удары рыцаря. Он утратил всякое представление о том, учебная это схватка или настоящий бой. Он только пятился от этого неукротимого воина в сверкающих латах.

Неожиданно меж ними встал Уорвик. Схватив со стены фехтовального зала меч, он парировал один из ударов Майсгрейва. Филип увидел перед собой смеющееся лицо отца Анны и тут же опомнился. Ему стало стыдно за свою вспышку.

Уорвик смеялся.

– Вы страшный человек, сэр Майсгрейв. Во время схватки вы впадаете в бешенство, не так ли? Говорят, среди викингов были воины-берсерки, которые теряли разум в разгар боя, и я готов поклясться, что в ваших жилах течет и кровь этих свирепых бойцов.

Филип внезапно заметил, что граф пьян. Лицо его было бледно, от него пахло вином, глаза неестественно блестели. Это настолько поразило Майсгрейва, что он растерялся. Граф же казался безумно веселым и язвительно подтрунивал над Эдуардом. Юноша уже освободился от шлема. Его взмокшие светлые волосы прилипли ко лбу, он все еще тяжело дышал, странно поглядывая на Майсгрейва.

Филипу пришлось принести извинения. Его голос глухо прозвучал из-под забрала. Принц промолчал в ответ и, передав слуге шлем, направился прочь. Уорвик, подмигнув Майсгрейву и посмеиваясь, зашагал следом.

Наступил день турнира. Расцвеченное флагами и вымпелами ристалище было устроено за воротами Сент-Антуан. Высокие помосты для зрителей располагались по обеим его сторонам, а вокруг бурлила ярмарка.

Прибывший на турнир король Людовик выглядел озабоченным. Он косился на пестрые гербы и полотнища, сверкающие золотыми королевскими лилиями, неодобрительно рассматривал замысловатую резьбу на галереях для дам, расшитые серебром плащи гвардейцев, стоявших с копьями вокруг арены, на ковры, устилавшие лестницы, но ни разу не взглянул в сторону блиставших вооружением рыцарей. Губы короля беззвучно шевелились. Со стороны казалось, что Людовик молится, однако на самом деле он прикидывал расходы, на которые ему пришлось пойти:

– Сукно золотое для королевской ложи – двадцать пять ливров, сукно голубое для шатра – двенадцать ливров, золотой галун – пятнадцать… Нет, решительно я разорен. Боком вышла вся эта пустая затея…

Сутулый, невзрачный, с брюзгливым лицом, он поднялся в ложу, огляделся – и взгляд его невольно потеплел. Этот ослепительный солнечный день, это море голов, эти тысячи глаз, с восторгом глядевших на него, и тысячи глоток, орущих: «Слава королю Людовику!» – все это было как целительный бальзам для королевского сердца. Он соблаговолил слегка улыбнуться и подал сигнал к открытию парада.

Турнирные ристалища на континенте немногим отличались от тех же забав в Англии. Филип Майсгрейв стоял неподалеку от ворот, через которые на арену выезжали рыцари, и не мог не сравнивать. Те же тяжелые турнирные доспехи, богато убранные кони, колышущиеся на ветру вымпелы и перья, те же громкие девизы.

Филип не спешил облачиться в латы, так как было объявлено, что их схватка с шотландцем состоится в заключение рыцарских состязаний, когда острое зрелище сможет вновь подогреть интерес толпы. На несколько минут к нему подошел граф Уорвик. От него снова пахло вином, но он не был так пьян, как в их прошлую встречу. Не глядя рыцарю в глаза, граф отпустил пару вежливых замечаний и дал несколько советов по поводу предстоящего поединка. Держался он вполне дружелюбно, но Филип уловил в нем некоторую нервозность. И вскоре понял ее причину, когда заметил, куда поглядывает коронатор. Прямо напротив них, в одной из роскошных лож, вся в черном, расположилась Маргарита Анжуйская. Она не сводила с Делателя Королей пристального взгляда. Бог весть, о чем думала эта женщина, глядя, как приветлив и обходителен Уорвик с этим йоркистом. Так или иначе, но вскоре граф поспешил удалиться, а Филип еще долго ощущал на себе взгляд королевы-изгнанницы.