– Да, но теперь сомневаюсь.

– Что ж, я все-таки выжил. Монахи Мелрозского аббатства выходили меня. Но я поклялся отомстить.

– Видимо, для этого ты и забрался так далеко. Надо думать, в стенах Мелроза тебе явилось откровение, что когда-нибудь попутный ветер занесет меня под своды Лувра.

Лицо Делорена исказилось гримасой ярости.

– Хватит! Я сказал, что хочу биться!

Шотландец выхватил меч. Его атака была молниеносной, и Филип едва успел уклониться.

– Ты спятил, Делорен. Мы в королевском дворце!

Его голос звучал ровно, и это окончательно взбесило шотландца.

– Защищайся, ублюдок, и пусть черти вздернут тебя на кишках твоей матери!

Теперь глаза Майсгрейва сверкнули, и, когда Делорен сделал новый выпад, он обнажил свой клинок.

Фрейлины у окна завизжали и кинулись прочь. Эти двое наверняка обезумели, если в королевских покоях схватились за мечи!

Делорен был отличным бойцом, Филип это знал. В прежние времена им не раз приходилось скрещивать мечи среди холмов и болотистых низин Пограничья. Он уважал этого шотландца как достойного противника и ненавидел как врага. Некогда он действительно имел основания считать, что убил Делорена в схватке, однако вскоре до него стали доходить слухи, что тот не только выжил, но и пытался вновь вернуться на службу к лорду Баклю. Впрочем, последний на сей раз отказался от его услуг, и с тех пор о шотландском рыцаре не было никаких известий.

Делорен беспрерывно атаковал. Удары сыпались за ударами, и Майсгрейв едва успевал парировать их. К тому же мучительно ныло раненое плечо. Он увернулся от нацеленного в его голову удара, отразил второй выпад и чуть не застонал от боли. Приходилось отступать. Отбивая неистовые атаки, он шагнул в оставленную открытой фрейлинами дверь. Он не видел того, что творилось вокруг, сосредоточив все внимание на действиях шотландца. Заметались, забегали какие-то люди. Меч Делорена с размаху перерубил пестрые драпировки. Филип, улучив момент, сделал выпад. Противник уклонился, воспользовавшись резным поставцом, который тут же был искрошен в щепы мечом Майсгрейва. Слышался звон поваленных треножников со свечами, грохот тяжелой мебели. С высоких колонн сыпались осколки мрамора. Продолжая сражаться, воины оказались в новом зале. Внезапно рядом с ними раздался громовой голос:

– Именем короля, остановитесь!

Все еще часто дыша, они опустили мечи. Их окружила вооруженная стража. Тяжело ступая, вперед вышел закованный в латы воин.

– Сэр Тристан, – шагнул к нему Делорен. – Этот человек – шпион Эдуарда Английского и бургундцев. Я сам видел, как паж в ливрее графа де Кревкера привел его во дворец через боковой вход.

– Это ложь! И вы, господин Тристан, это знаете, так как сами проводили меня вчера ночью в Бургундский отель.

Мрачное лицо Тристана Отшельника с тяжелой челюстью и сумрачными глазами оставалось безучастным.

– Мне безразлично, кто есть кто. Вы посмели обнажить оружие в Луврском замке во время королевского празднества. Взять обоих!

Королевские гвардейцы приблизились к ним. Майсгрейв, поразмыслив минуту, нехотя протянул свой меч. Сейчас ему могло помочь только вмешательство де Кревкера, и он с надеждой поискал его глазами. Привлеченные шумом в зал стеклись нарядные гости, но рослой фигуры бургундца нигде не было видно.

Между тем Делорен отступил на пару шагов и с вызывающим видом швырнул меч в ножны.

– Вы забываетесь, господин Тристан. Или вы запамятовали, что шотландцы его величества обладают особыми привилегиями и отдавать приказы об их аресте может лишь сам государь?

– Меч! – рявкнул Тристан Отшельник. – Я отведу тебя к королю, и пусть он сам судит стрелка, который, вместо того чтобы охранять своего монарха, устраивает бесчинства во дворце.

– Минуту, куманек, – раздался из-за его плеча негромкий хрипловатый голос.

Придворные расступились, и появился сам Людовик Валуа.

Заложив большие пальцы за широкий пояс, он неторопливо приблизился. Рядом с невысоким, но широким в плечах Тристаном и рослыми воинами он казался особенно тщедушным. Король уже сбросил шелковую мантию, на голове его была простая войлочная шляпа, украшенная спереди незатейливой пряжкой. Пронзительные черные глаза не мигая смотрели в лицо Майсгрейву. Какое-то время и рыцарь не отрываясь глядел на монарха, затем опомнился и отвесил глубокий поклон. Людовик повернулся к шотландцу:

– Так ты, мой славный Делорен, утверждаешь, что этот человек – шпион Эдуарда Английского?

Шотландец кивнул:

– Я хорошо его знаю. Он как собака предан Йоркам. И если он покинул Англию и прибыл в Париж, то только по их наущению.

– Что скажете на это, молодой человек?

Филип молчал. В первую минуту он растерялся. Он проник в Луврский замок, но не мог прямо ответить – зачем. Письмо Эдуарда Йорка все еще было при нем, но он не мог в присутствии короля Франции и стольких свидетелей объявить об этом. Поэтому он молчал, видя, как все ярче разгораются недобрые огоньки в глазах Людовика.

– Видимо, ты прав, Делорен. Возьмите этого человека!

Но в этот миг, пробираясь сквозь собравшихся, появился наконец граф де Кревкер.

– Одну минуту, государь! Этот человек ни в чем не виновен. Он мой гость, и мой слуга проводил его в Лувр.

– Зачем?

Кревкер взглянул на Майсгрейва. Он помнил их ночной разговор, однако король ждал ответа. И граф – не только воин, но и искушенный дипломат – нашел выход.

– Ваше величество, этот человек, сэр Филип Майсгрейв, – тот англичанин, с которым я имел честь сразиться на Йоркском турнире и который победил не только меня, но и всех тех великолепных бойцов, что прибыли со мной из Бургундии. Он редкостный мастер боя, и я хотел представить его вам, чтобы вы внесли его в список участников турнира, который вашей милостью должен состояться через несколько дней. Поверьте, сир, вы получите истинное наслаждение.

В продолжение всей этой речи Людовик не сводил подозрительного взгляда с лица Майсгрейва. Когда же граф умолк, он лишь с сомнением проворчал:

– Хороший боец… Да еще и йоркист. Однако… Мы ничего не имеем против.

И тут же, словно у него мелькнула новая идея, он повернулся к Делорену:

– Ты ведь не любишь этого человека, шотландец?

– Этот человек – мой злейший враг.

– И ты хотел бы сразиться с ним?

– О государь! – Глаза шотландца выразительно сверкнули.

– Что ж, у тебя будет такая возможность. Вас обоих внесут в список участников турнира и позволят сразиться друг с другом. Но это будет не обычная рыцарская забава. Придется биться насмерть. Это придаст остроту нашему турниру и позабавит гостей. Вы довольны, граф Кревкер? Ваш протеже будет участвовать в состязании.

– Я благодарен вам, ваше величество. Остается только посочувствовать этому шотландцу.

– Клянусь преблагой Девой Клерийской, вы можете не волноваться! Я уже имел возможность убедиться в том, на что способен мой Делорен. И я ставлю на него. Выходит, интересы Франции и Бургундии вновь не сходятся: ведь вы-то, несомненно, будете стоять за своего йоркиста?

С этими словами король удалился.

32

Граф Уорвик

В тот вечер не могло быть и речи о свидании с Ричардом Невилем. Майсгрейв сразу стал настолько заметной фигурой, что даже Кревкер не рискнул бы их свести сейчас. Однако граф уговорил Делателя Королей втайне принять английского рыцаря завтра после полудня у себя в Нельской башне.

Празднества между тем шли своим чередом. На другой день с утра у монастыря Святой Троицы разыгрывали мистерию, которую отправился смотреть чуть не весь Париж. В грандиозном представлении участвовали более двухсот профессиональных актеров, и все это встало городу в копеечку.

Хотя и знать, и простолюдины толпами стекались на представление, ни граф Уорвик, ни королева Маргарита не присутствовали на мистерии. Анна же и молодой Ланкастер повсюду появлялись вместе, радуя взоры своей юностью и красотой, а также царившим между ними согласием. Филип, находившийся теперь в свите графа Кревкера, не спускал с них глаз, и каждый взгляд, каждая улыбка, которую Анна дарила юному претенденту на престол, ранила его сердце, как лезвием.

У принца и его невесты была довольно большая свита, состоявшая из эмигрантов– ланкастерцев. Майсгрейв узнавал многих из них. Это были представители аристократических родов, феодалы древнейших фамилий, все еще надменные, однако уже лишившиеся былого лоска, неважно одетые, озлобленные и раздраженные. Эти изгои плотным кольцом окружали принца Уэльского и Анну Невиль. Грядущий союз молодых людей обнадеживал их, они видели в нем залог скорого возвращения на родину, в вотчины, коих лишил их узурпатор Эдуард Йорк.

Анна сидела на небольшом возвышении, так что шлейф ее зеленого платья волнами струился по помосту. Принц Эдуард устроился у ее ног и, посмеиваясь, обменивался с невестой репликами по поводу представления. Девушка казалась спокойной: она отвечала Эдуарду, смеялась вместе с ним, но чаще всматривалась в толпу. Филип, находившийся в ложе бургундцев, не видел ее лица, но, когда ветер относил в сторону легкое белое покрывало Анны, он мог разглядеть ее поникшие плечи, открытую спину, тонкую склоненную шею. Ему пришло в голову, что, несмотря на окружающее величие, Анна кажется хрупкой, одинокой и беззащитной.

Словно почувствовав его взгляд, Анна оглянулась. На секунду Филипу показалось, что она заметила его, но взгляд ее скользнул мимо, она что-то сказала, склонившись к Эдуарду, а через минуту уже хохотала, и ее звонкий мальчишеский смех долетал до рыцаря.

Филип вздохнул. Ему хотелось, чтобы она вновь оглянулась и он смог бы подать ей знак. Но девушка, похоже, вся ушла в созерцание мистерии и не отводила глаз от гигантского помоста, на котором были представлены сцены из произведений Гомера, ставших в то время при дворе необычайно популярными.

Перед восхищенными зрителями разыгрывалось похищение Елены Прекрасной. Прямо по площади плыл корабль Париса, на помосте вырастали стены Трои, актеры в странных костюмах – именно в таких, по мнению постановщиков пятнадцатого столетия, должны были щеголять древние греки, – яростно сражались, обагряясь клюквенным соком; из ворот монастыря выкатывался огромный, величиной с дом, троянский конь, откуда высыпали воины-ахейцы. Зрители восторженно рукоплескали.