– Чем же не угодила барону его новая супруга? – спросила девушка у Адама, пока Фрэнк облачался.

– Сэр Мармадьюк поначалу был даже почтителен с ней – настолько, насколько он может быть почтителен с дамой. А потом… Словом, леди Дебора слишком хороша собой, и барона обуяла ревность. Потому-то он и заточил ее в Фарнеме, но и здесь ей не было покоя – беспрерывная слежка и подозрения. Она находила утешение лишь в беседах с капелланом замка отцом Бонифацием. Разумеется, сэр Мармадьюк решил, что у них какие-то шашни. Как-то их застали наедине, и с тех пор хозяин словно с цепи сорвался. Он приказал вырвать у отца Бонифация язык, ослепить и искалечить его. Вы, наверное, видели его – на цепи перед въездом в третий двор. А леди Дебора с тех пор обречена. Она томится в одном из каменных мешков замка, ее никогда оттуда не выпускают и почти не кормят. Она настолько слаба, что тает прямо на глазах. В случае ее смерти всех оповестят, что она скончалась от тяжкого недуга.

Они вышли в коридор. Было тихо. Держа лампу, Адам уверенно продвигался по извилистым переходам. Время от времени он замирал, прислушиваясь, а затем продолжал свой путь. За ним, всматриваясь в сумрак, следовал Майсгрейв; его рука лежала на рукояти меча, он был готов к любым неожиданностям.

Анна понимала, какой опасности они подвергаются, пробираясь ночью по этому зловещему лабиринту, и что их ждет, если барон поймет, что его преступление раскрыто. Вряд ли сэр Мармадьюк пожелает просто посадить их в подземелье и потребовать выкуп. Нет, без крови не обойдется. Она оглянулась на шедшего позади Фрэнка. Тот был, как обычно, невозмутим. Его кольчуга негромко позвякивала при каждом шаге, но Анне казалось, что этот звук проникает во все закоулки замка.

Они поднялись по узкой винтовой лестнице, вырубленной в толще стены.

– Это здесь, – шепнул старый слуга, останавливаясь перед глубокой дверной нишей.

Взяв у него лампу, Филип подошел к двери. Трехдюймовые доски из мореного дуба, к тому же обитые коваными железными полосами. Дверь запиралась тремя крепкими засовами, которые выдвигались из стены и входили в специальные гнезда на противоположной стене.

«За такой дверью можно держать дракона, а не слабую, измученную женщину», – подумалось Филипу.

– И давно она находится здесь? – спросил он.

– С праздника Богоявления. Месяца три, не меньше. Прежде два раза в день ей приносили хлеб и воду, потом – только раз. Ну а сегодня ее лишили и этого. Несчастная леди Дебора! Такой холод, а у нее нет огня!

Он подошел к двери и негромко окликнул:

– Миледи! Леди Дебора! Это я, старый Адам. Ответьте ради Христа!

Тишина. Тонко подвывал ветер в трубе, да филин по-прежнему неистовствовал в башне. Слуга растерянно взглянул на рыцаря. Тогда Филип наклонился к двери и воззвал:

– Леди Дебора! Вы слышите нас? Отзовитесь!

Ни звука.

– Силы небесные, неужели она умерла? – воскликнула Анна.

Тогда Филип стал отодвигать один засов за другим.

– О, ради Бога, осторожно! – встрепенулся старый слуга. – Дверь скрипит…

В тот же миг раздался пронзительный визг петель, и этот звук показался оглушительным. Подняв выше лампу, Филип осветил узкую сырую келью, в которой стоял пронизывающий холод. Посреди кельи на полу без движения была распростерта женщина с разметавшимися светлыми волосами.

– Иисусе!

Анна невольно рванулась к ней.

– Она дышит, сэр, она жива!

Девушка приподняла голову несчастной и положила ее к себе на колени. При этом раздался негромкий металлический лязг. Адам наклонился и скорбно покачал головой.

– Взгляните, сэр.

От кольца в стене тянулась цепь, оканчивавшаяся у лодыжки женщины. Железный, отполированный до блеска браслет протер чулок, и под ним виднелась багровая кровоточащая полоса.

– Неужели он приковал ее потому, что боялся, как бы она не сбежала? – возмутилась Анна.

Филип покачал головой:

– Увы, это только жестокость.

Он повернулся к Фрэнку:

– Твоя фляга с тобой?

– Она всегда со мной, – ответил Фрэнк, вытаскивая из-за пояса небольшую кожаную бутыль с вином.

Разомкнув губы узницы, Майсгрейв стал по капле лить ей в рот вино. Поначалу она не подавала никаких признаков жизни, но затем с ее уст сорвался слабый стон и она стала жадно глотать жидкость. Анна придерживала ее голову, с жалостью разглядывая леди Шенли. Хотя баронесса была крайне истощена, Анна нашла ее красивой. У нее были длинные ресницы, высокий лоб, мертвенно бледный профиль светился, словно изваянный из мрамора.

Леди Шенли вздохнула и открыла прозрачные глаза. Анна встретилась с ней взглядом.

– Кто ты, девочка? – слабо проговорила несчастная женщина.

Анна вздрогнула.

– Я не девочка. Мое имя Алан Деббич. Я состою в свите сэра Филипа Майсгрейва.

Дебора Шенли повернула голову и взглянула на мужчин:

– Я услышала звуки рога у замка и стала звать на помощь. Кричала до тех пор, пока не лишилась сознания.

– Да, миледи, мы услышали ваш зов. А этот достойный человек указал нам путь.

Только теперь баронесса заметила Адама и слабо улыбнулась ему.

– Молю Бога и Пречистую Матерь наградить вас, храбрые мужи, за то, что вы откликнулись…

Она вздрогнула и приподнялась на локтях.

– А где барон? – Глаза ее расширились. – Он хочет моей гибели. Он медленно, мучительно убивает меня. Барон приревновал меня к достойному отцу Бонифацию, хотя наш капеллан годится мне в отцы. Отец Бонифаций имел неосторожность с добротой относиться ко мне. Где он? Что с ним сталось? Я ничего не знаю о нем с тех пор, как Мармадьюк Шенли заточил меня здесь.

– Он жив, – коротко ответил Майсгрейв. – Но должен заметить, миледи, что вы избрали себе довольно странного мужа.

– Избрала!.. Я осталась сиротой, и мои опекуны сами решили, кому меня отдать. Но лучше бы я умерла в день свадьбы, чем пережить все, что выпало на мою долю.

Она попыталась еще что-то сказать, но внезапно отчаянно вскрикнула и лишилась чувств. Дверь распахнулась – на пороге стоял барон Мармадьюк Шенли. В его руке, потрескивая, пылал факел, а за стеной толпились вооруженные до зубов ратники. Блеснул волчий оскал улыбки барона.

– Клянусь когтями дьявола, я вижу, что гости распоряжаются в Фарнеме как полноправные хозяева!

Майсгрейв поднялся на ноги.

– Вы ответите за это злодеяние, милорд!

– Вы полагаете? – усмехнулся барон. – Я так не считаю. Мой замок умеет хранить тайны и служит отличным склепом для тех, кто мне не по нраву. Так уже бывало, так случится и теперь. Никто из вас не выйдет отсюда. Я велю замуровать эту дверь, и ни одна живая душа не узнает, куда подевались благородный сэр Майсгрейв и его спутники.

Он поднял факел, чтобы осветить сжавшегося в дальнем углу прислужника. Тот был бледен как труп. Улыбка сползла с лица барона, и черты его исказились звериной злобой.

– Значит, это ты, старый пес, столько лет евший мой хлеб, ты, которому я так доверял?..

Тот медленно осел на колени.

– Молю о милосердии, милорд! Пощадите!

Он дрожал точно в лихорадке, не сводя глаз с лица хозяина. Но сэр Мармадьюк лишь ощерился. И, прежде чем кто-либо успел опомниться, он выхватил кинжал и молниеносным движением перерезал слуге горло. Кровь потоком хлынула из страшной раны, и несчастный, хрипя, выкатив глаза, ничком рухнул на пол. В тот же миг Филип оказался рядом с Шенли, неуловимо точным движением заломил ему руку с кинжалом за спину и, когда барон от боли и неожиданности разжал пальцы, перехватил еще дымящийся от крови кинжал и приставил его к шее барона.

Все это произошло в мгновение ока. Люди сэра Мармадьюка рванулись было на помощь хозяину, но Фрэнк, обнажив меч, загородил проход.

– Ни с места, грязные скоты! – вскричал Майсгрейв. – Ни с места, или я отрежу голову вашему господину.

Барон Шенли окаменело стоял, бешено вращая глазами. Он не мог выдавить ни слова.

– Теперь здесь приказываю я, – сказал Филип. – Прежде всего унесите леди Дебору. Она слаба и не может оставаться в этом склепе. Живее!

Никто не шелохнулся. Тогда Майсгрейв нагнулся к уху барона:

– Вам пойдет на пользу, если они подчинятся.

– Делайте, что он приказывает! – прошипел сэр Мармадьюк.

От его надменности не осталось и следа. Он опасливо косился на Филипа.

Ратники барона повиновались. Двое из них подошли ближе к лежавшей без чувств баронессе и нерешительно затоптались на месте.

– Сэр, только наш господин знает, где находится ключ от замка на цепи.

Филип задумался. Освободить Шенли хоть на миг было опасно. Он взглянул на Фрэнка Баттса.

– Фрэнк, ну-ка попробуй.

Ратник вложил меч в ножны и склонился над цепью. Какое-то время он рассматривал ее, а затем, набрав побольше воздуху, с силой рванул. Цепь не поддалась. Фрэнк виновато покосился на Майсгрейва и, сцепив зубы, стал еще и еще раз пытаться разорвать цепь.

Анна и ратники барона с удивлением наблюдали за ним. Наконец звенья с лязгом разъединились. По лбу Фрэнка струился пот, руки дрожали от напряжения. Люди сэра Мармадьюка невольно отступили, пораженные такой силой, двое из них подхватили леди Дебору и мигом унесли.

– А теперь убирайтесь, дайте нам с бароном пройти! – приказал Майсгрейв. – И помните: никаких лишних движений, ибо в противном случае я не пощажу ни его жизни, ни своей, ни ваших грешных душонок.

Солдаты отступили к выходу. За ними двинулся Майсгрейв, все так же удерживая руку барона и щекоча его горло лезвием кинжала. За ним последовали Анна и Фрэнк.

В таком порядке они и двигались. Филип ни на миг не ослаблял бдительности и, когда Шенли сделал попытку вырваться, так крепко прижал острие к его горлу, что кожа лопнула и тонкой струйкой брызнула кровь.

Стук собственного сердца отдавался у Анны в ушах. Она следила за мельчайшими движениями окружавших их ратников барона и смогла чуть расслабиться, только когда они, миновав ошалевшего Малого Тома, оказались у себя в башне. Фрэнк Баттс и Малый Том перекрыли двери.