Симона Вилар - Обрученная с Розой

Анна слушала его словно сквозь туман. Выпитое вино кружило ей голову. Внезапно, повернувшись в сторону, где сидел Майсгрейв, она с силой стукнула кулаком по столу. Танцовщица уже сидела на коленях у рыцаря, ее длинные смоляные волосы смешались с кудрями Филипа, они целовались, не обращая внимания на окружающих.

– Она же шлюха, шлюха! – почти простонала Анна.

Шепелявый Джек весело взглянул на нее.

– О, да мастер Алан уже пьян! Иди-ка сюда, паренек. Здесь медвежонок. Глянь-ка, какая занятная зверюга!

Вокруг царило лихорадочное веселье. По просьбе ратников актеры заиграли какую-то разудалую мелодию. Невесть откуда появилось с десяток бойких румяных девиц, и вскоре прямо между столами завертелись пары. Хохот, визг и стук деревянных подошв смешались со звуками свирели и виолы. На огне адски трещала сковорода с готовым вспыхнуть салом. Почти все ратники, за исключением Бена, оставшегося рядом с Анной, пустились в пляс.

От толпы отделились Гарри и одна из служанок. Анна слышала, как он упрашивал ее:

– Ну не упрямься, моя ягодка, пойдем же…

Девушка слегка упиралась:

– Да нет, нет, ничего не выйдет. Хозяин послал меня в погреб. Я должна нацедить вина.

– И прекрасно, земляничка. Я спущусь с тобой. Вот возьму и помогу бедной девушке.

– Но там же темно…

– Великолепно, вишенка, нечего больше и желать.

Анна пребывала в трансе. Она видела, как Майсгрейв поднялся и, увлекая за собой плясунью, направился куда-то наверх по лестнице. Анна вдруг выругалась по-солдатски, а затем, плеснув вина в огромную кружку, стала пить, пока не осушила ее до дна.

Ей хотелось уйти, забыться, утопить в вине обиду и боль. И вино – слава ему! – подействовало: вскоре в ушах зазвенели колокольчики, ей стало бездумно весело и все безразлично.

Потом Анна распевала песни, обняв одной рукой Малого Тома, а другой – Фрэнка Баттса. Она хохотала как сумасшедшая, весело отплясывала с какими-то девицами, даже полезла было драться с Шепелявым Джеком. А поскольку Джек тоже был изрядно навеселе, то и он начал засучивать рукава.

Вмешался Бен. Отправив Оливера успокоить Джека, он подхватил Анну на руки и, несмотря на ее отчаянное сопротивление, отнес девушку в отведенную им для ночлега комнату. Там она вдруг расплакалась, как дитя, и стала бранить Майсгрейва. Но едва только голова Анны коснулась подушки, она тут же провалилась в глубокий сон.

Именно в это время, когда первые звезды зажглись на небе, а на улицах стал смолкать шум, мимо гостиницы, бряцая железом, проехал довольно большой отряд всадников. Впереди на покрытом попоной в шахматную клетку коне ехал рыцарь в полном боевом вооружении. Это был их преследователь – Джон Дайтон.

Анна не поняла, что ее разбудило. Грохот, толчок, все завертелось…

Она сидела на полу и мотала головой, не соображая, что происходит. Раздавались частые удары колокола, какие-то крики.

Ей понадобилось несколько минут, чтобы до нее дошло, что она скатилась с перевернутой лежанки. В комнате, кроме нее, никого не было.

Набат не умолкал… Кажется, она стала понимать. Взглянув в окно, Анна увидела колышущиеся розовые блики на переплете рамы. Так и есть – где-то горит.

Ползая по полу, Анна разыскала сапоги, которые заботливо стащил с нее Бен, и, с усилием натянув их, пошатываясь, направилась к выходу.

В зале для гостей было пусто, в очаге чадили угли. Дверь была отворена настежь, во дворе собралась толпа постояльцев. Оглушительно гудел набат, а мимо двора с ведрами и бадьями в одном направлении бежали люди. Над островерхими крышами домов небо багровело заревом.

Всклокоченный хозяин гостиницы объяснял постояльцам:

– Горит у северных ворот. Там дома сплошь деревянные, и огонь может добраться до жилища епископа, но, думаю, далее не пойдет. Даст Бог и Пресвятая Дева, все обойдется.

Анна заметила в стороне Майсгрейва. Он был в рубахе с распущенной шнуровкой, так что открывались его шея и мускулистая грудь. За его широким поясом девушка заметила цилиндрический кожаный футляр. Но не задержала на нем взгляда, засмотревшись на льнувшую к Филипу взволнованную плясунью.

Рядом с Анной появился Бен, протянул кружку прохладного сидра.

– Вот, выпейте. Сразу полегчает.

И, глядя, как она пьет, смущенно добавил:

– Вы, наверно, ушиблись? Большой Том неуклюж. Это он опрокинул вашу лежанку, когда выбегал.

В это время раздался голос Майсгрейва:

– Не годится сидеть сложа руки в такую минуту, надо помочь.

Он быстро зашагал в сторону зарева. И хотя он обращался только к своим людям, почти все постояльцы потянулись следом. Анна, вернув кружку Бену, тоже кинулась за ним, успев краем глаза заметить, что плясунья осталась стоять возле хозяина гостиницы.

Линкольн был торговым речным городом, и в широкой заводи реки Уитем хватало воды для борьбы с огнем. Однако пожар разгорелся на северной окраине города, далеко от реки, так что приходилось таскать воду ведрами, загружать в бочки, которые устанавливали на телеги и везли в сторону объятых пламенем домов.

Анна, торопясь за своими спутниками, оказалась подле охваченного огнем дома, за которым пылали и другие постройки; было светло, как днем. В лицо ей пахнуло жаром. Вокруг суетились люди, куда-то бежали, толкались, кто-то рыдал, грозно гудело пламя.

Анна вдруг потеряла своих. Ее грубо потеснили, когда мимо пронесли носилки с обгоревшим человеком. До Анны долетел тошнотворный запах горелой плоти. Пробежали люди с мешками песка, который они высыпали прямо на огонь. Из соседнего дома с криками и плачем выносили какие-то пожитки. Анна кинулась помогать им. Потом она оказалась в цепочке людей, которые, выстроившись от самой реки, передавали ведра с водой. Она увидела на одной из занимавшихся пожаром покатых кровель смельчаков, пытавшихся сбить пламя, и узнала среди них Гарри Баттса.

– Гарри! – закричала девушка. – Гарри, спусти вниз веревку.

Он не сразу ее услышал, но, заметив, быстро понял, что она задумала. И когда Баттс спустил сверху длинный конец веревки, девушка стала привязывать к ней ведра, которые тут же поднимали наверх. Гарри что-то крикнул ей сверху и жестом показал – она молодец. И что странно: надменная принцесса из дома Невилей радостно засмеялась этой простой похвале.

Однако особенно долго веселиться повода не было. Гудел набат, выло пламя. Анна увидела, как высокая изможденная монахиня тащит под уздцы упирающуюся лошадь, запряженную в возок, на котором стояли бочки с водой. Большой Том и Маленький Том, как всегда неразлучные, толкали телегу, помогая лошади втащить на крутой подъем поклажу. В толпе часто виднелись фигуры монахов. Они тушили пожар, помогали пострадавшим, носили воду. Порой над толпой появлялся на коне сам епископ Линкольнский. Был он простоволос, его крест сбился за спину, но он зорко следил за всем, давал четкие указания.

Анна носилась как одержимая. Иногда ей казалось, что от жара у нее лопнет кожа. Одежда ее была прожжена в нескольких местах, она кашляла от гари, но продолжала таскать какие-то тюки, передавать ведра с водой. Пару раз она замечала в толпе Майсгрейва. Один раз он оказался совсем близко от девушки – вел под уздцы испуганно бьющуюся лошадь, запряженную в повозку, на которой сидели, сбившись в кучу, плачущие дети. Рядом шли две монахини, успокаивая их. Анна бросилась было за своим рыцарем, но в этот миг откуда-то выскочила с отчаянным визгом свинья, кинулась прямо под ноги. Девушка кубарем перелетела через нее, шлепнулась на землю, ушиблась и скатилась по короткому крутому склону.

Ее обдало жаром. Рядом полыхал нависающий над улицей дом. Анна стала приподниматься, но… Замерев, она глядела, как прямо над ней кренится и ползет огромная, объятая пламенем балка. Анна смотрела на нее, застыв, не в силах двинуться, словно во сне. Она закричала… Или ей это только показалось?

Спасло Анну лишь то, что в последнюю секунду балка зацепилась за стропила и, перевернувшись, отскочила в сторону, обрушившись на землю в каких-то двух шагах от девушки. На нее дождем посыпались искры. Послышались испуганные крики, и кто-то с силой схватил ее за ворот, почти отшвырнув прочь. Она оглянулась, не веря, что спасена. Над ней склонился Майсгрейв.

– Ты в рубашке родился, парень, – улыбаясь, сказал он. – Клянусь небом, еще минуту назад я считал тебя уже мертвым.

На Анне дымилась одежда. Она хотела что-то сказать, но вдруг, глядя на место, где только что лежала, зашлась беззвучным трясущимся смехом. А через миг уже рыдала, размазывая слезы и сажу по лицу. Майсгрейв пытался ее успокоить, сначала просто что-то говорил, потом довольно грубо встряхнул. У Анны даже клацнули зубы.

– Смотри на меня, Алан! Ты меня слышишь?!

Она заморгала, напуганная его грубостью. Видела в отблесках пожара его лицо – ровный нос, резкую линию скул, растрепанные длинные кудри. И глаза, которые глядели остро и внимательно.

– Тебе нечего бояться, малыш. Ты мне веришь?

Он улыбнулся, и она тоже улыбнулась в ответ, даже чуть качнулась к нему, едва не зажмурившись, когда он чуть потрепал ее по щеке.

– С вами я ничего не страшусь, мой рыцарь!

– Вот и славно. А теперь…

Он огляделся.

– Эй, Бен! Сюда. Я поручаю тебе мальчишку. В конце концов, я дал слово епископу Йоркскому довезти его в целости и сохранности, а этот пострел того и гляди сиганет от избытка лихости в огонь.

Филип пошел прочь, не ведая, какими глазами глядит на него «пострел». Да он уже и забыл о пареньке. Вокруг ревело пламя, в небо взмывали жгучие вихри искр, когда рушились здания. Слышались крики, плач. Воздух пропитался гарью, дым выедал глаза.

Мимо рыцаря прошел высокий сутулый мужчина с длинными сильными руками. Его кожаная куртка была прожжена во многих местах, стриженная квадратом борода опалена. Это был Джон Дайтон.

Когда начался пожар, человек Глостера также принял участие в его тушении. Во время сутолоки он не раз оказывался рядом с Майсгрейвом, но в сумятице не узнал его. И сейчас он прошел почти вплотную, даже не взглянув на рыцаря. Его внимание привлекла пронесшаяся мимо лошадь, волочившая за собой обломанное дышло. Дайтон свернул за угол и увидел зацепившуюся за выступ каменного дома повозку с бочками, полными воды. Рядом никого не было – видимо, возница побежал звать подмогу.