Гарри Баттс весело воскликнул:

– О сэр! Клянусь брюхом Господним, это те же самые фигляры, за которых вы так великодушно заплатили у переправы через Уз. А девчонка-то, черт побери, настоящая красотка! Взгляните, сэр, эта малютка с вас глаз не сводит!

Действительно, едва заметив рыцаря, девушка что-то сказала своим товарищам, и те заулыбались Майсгрейву, возвышавшемуся над толпой на коне.

Теперь пришла пора выступать девушке. Передав виолу одному из фигляров, она взяла пару кастаньет и стремительно закружилась. Ее цветастое, расшитое мишурой платье вспорхнуло, стали видны изящные, ловкие ножки. К протяжным звукам виолы и звону бубна присоединилось задорное щелканье кастаньет.

Девушка плясала, и ее округлые смуглые руки, как гибкие змеи, взлетали над головой, полная грудь соблазнительно двигалась за вырезом корсажа, бедра маняще покачивались. Зрители взирали с восхищением, в особенности их мужская половина. Ибо было в этой гибкой черноволосой девушке нечто, что горячило кровь и очаровывало. В ней не было и следа той чопорности и важности, которую предписывалось хранить добропорядочным горожанкам. Однако танцевала она явно для одного зрителя – для синеглазого рыцаря, который, облокотясь о луку седла, с улыбкой смотрел на нее.

Анна Невиль, оставаясь в стороне, кусала от досады губы. Она с полувзгляда узнала эту плясунью и теперь хмуро глядела, как Филип Майсгрейв улыбается той.

Наконец кастаньеты умолкли. Пестрая юбка опала мягкими складками до самой земли. Еще тяжело дыша и улыбаясь, плясунья во все глаза смотрела на Майсгрейва. Он поманил девушку пальцем, и она приблизилась.

Анна сквозь зубы процедила:

– Не годится рыцарю, носящему цепь и шпоры, якшаться с первой попавшейся девкой.

Возле нее на короткогривом вороном сидел Патрик Лейден. Скинув шлем, он тряхнул длинными, почти до лопаток, соломенными волосами.

– Ты не прав, Алан. Эти веселые податливые девицы словно созданы для того, чтобы скрашивать нашу жизнь. У меня, например, во владениях сэра Филипа есть прелестная возлюбленная – пухленькая молодая вдовушка. Я ночую у нее, когда свободен от службы, и даже прижил с ней дочь. Э-э, да что с тобой говорить, ты сам еще дитя…

И он наклонился, чтобы бросить монетку фигляру, обходившему зрителей со шляпой. Анна же, злясь на весь свет, с надменным видом отвернулась от актера.

Сэр Филип опустил в шляпу монету, продолжая о чем-то беседовать с танцовщицей. Вскоре и остальные актеры столпились вокруг них, весело болтая и подшучивая. Затем путники отправились на постоялый двор, и Анна обнаружила, что и бродячие актеры решили остановиться там же. Когда они вошли внутрь, Майсгрейв задержался, чтобы дождаться эту уличную плясунью.

В зале для гостей – довольно просторном помещении с низкими полукруглыми арками – было людно. В громадном очаге весело пылали толстые поленья, языки пламени лизали днище большого закопченного котла. Пахло рыбой, людским потом и свежей смолой от потрескивающих факелов. За длинными деревянными столами сидели за трапезой постояльцы. В глубине помещения две лестницы вели наверх, под самую крышу.

Рыцарь и его свита расселись за стоящим у окна столом. Возмущенная Анна увидела, что и актеры по приглашению Филипа присоединились к ним, а рыцарь заказал щедрое угощение и вдоволь эля. Он снял шлем и доспехи, на его кожаном жилете отпечатались следы панциря. Рядом с ним восседала смеющаяся плясунья, и рыцарь небрежно обнимал ее одной рукой.

– Наш господин сегодня весел, – лукаво подмигнув, заметил Гарри. – Видимо, и нам удастся передохнуть и повеселиться как следует.

И он ущипнул румяную служанку, водрузившую на стол большой кувшин с элем.

– И слава Богу! – вмешался Бен Симел, сидевший по правую руку от Анны. – Лишившись Элизабет Грэй, хозяин ходил словно в воду опущенный.

Достав из дорожной сумки небольшую свирель, он принялся негромко наигрывать.

Анна растерянно взглянула на него.

– Элизабет Грэй? Вы говорите о королеве?

Бен лишь покосился на нее, продолжая наигрывать нехитрый мотив. Кое-кто из ратников стал напевать:

Священник под вечер заехал в село,

Отведал перцовой и тминной

И к полночи еле забрался в седло

Спиной к голове лошадиной.

«Куда подевалась твоя голова?..

Чтоб черт подцепил тебя вилкой!..

И как без нее ты осталась жива,

Пока я сидел за бутылкой,

Которая булькает: буль, буль, буль,

Которая булькает: буль, буль, буль…»

Сидевший по другую сторону от Анны Патрик Лейден щедро плеснул ей в кружку эля.

– Ты что, малыш, ничего не слыхал о сэре Филипе и леди Грэй? Об этом же шумела вся Англия.

– Нет. Я ведь долго жил в монастыре, куда редко доходят вести из внешнего мира.

Патрик осушил кружку и вкратце изложил историю любви Филипа Майсгрейва и Элизабет.

– Пожалуй, мы как никто знаем, каково ему пришлось. Сэра Филипа и прежде нельзя было назвать весельчаком, а тут он и вовсе замкнулся. Грешным делом, мы осуждали его за то, что он, будто телок на привязи, кружит у трона.

– Неужели он так любил ее? – медленно спросила Анна. – Ну а супруга сэра Филипа?

Патрик допил вторую кружку и отер губы тыльной стороной ладони.

– Она ему как чужая. И нам не госпожа – всего один раз побывала в Нейуорте, да и то второпях, чтобы скорее вернуться назад в Йорк. Я очень ценю сэра Майсгрейва и как воина, и как господина, но стоит ли так изводить себя из-за женщины, даже такой прекрасной, как Элизабет Грэй! Поэтому хорошо, что ему глянулась эта милашка, пусть хоть она попробует утолить его тоску.

Анна молчала. Ей казалось непостижимым переплетение их судеб. Она утратила корону Англии из-за некоей Элизабет Грэй, которую внезапно полюбил король, а Филип потерял во все той же Элизабет возлюбленную. И вот теперь судьба свела их, отвергнутых…

Анна подняла глаза и едва не вскрикнула. Щеки ее зарделись от стыда и гнева. Она неотрывно смотрела, как Филип Майсгрейв, притянув к себе плясунью, властно и ласково оглаживал ее плечи, прикасался к груди. Та же не имела ничего против, льнула к рыцарю, смеялась, и глаза ее поблескивали.

Подали еду. В деревянные миски разлили рыбную похлебку. Посреди стола появились глубокое блюдо с горячей ячменной кашей, плошка тертого чеснока и теплые пироги в придачу.

И ратники, и фигляры набросились на еду с жадностью. Слышались лишь перестук деревянных ложек да дружное чавканье. Анна не сводила глаз с танцовщицы. Та ела, словно голодный зверек, хватая все подряд без разбору и запивая элем. По ее подбородку стекали темные струйки.

Анна выпрямила спину и стала жевать с изысканной, изящной медлительностью, хотя здесь, среди этих весело набивающих животы и балагурящих солдат, под закоптелым потолком харчевни, такая церемонность казалась совсем неуместной.

Утолив голод, никто не хотел расходиться. Смеялись, хором горланили под аккомпанемент свирели Бена песенку о пьяном монахе. Весельчак Гарри, сидя подле своего невозмутимого брата, сыпал шутками. Он усадил с собой двух разбитных служанок и, обняв, веселил их так, что сдобные груди девушек под холщовыми платьями прыгали, грозя прорвать застиранную ткань.

Одна Анна сидела с сумрачным лицом. Она смотрела на другой конец стола, видела, как сильная рука рыцаря, на которой блистал перстень с алмазом, покоилась на гладком плече плясуньи. Они не обращали внимания на стоящий вокруг гомон, всецело поглощенные друг другом.

«Я его ненавижу! – вдруг подумала Анна, не сводя глаз с Майсгрейва. – Если бы я знала, что так будет, я скорее бросилась бы в объятия горбуна Глостера».

Она не отдавала себе отчета в том, что сгорает от желания оказаться на месте актерки, чтобы Филип так же, как эту девушку, обнимал ее, чтобы его дыхание касалось ее щек. Но это было где-то в глубине. Впрочем, если бы ей сказали об этом, она совершенно искренне возмутилась бы, вспомнив о своем происхождении, о фамильной гордости Невилей. Однако сейчас Анна оставалась слабой, сгорающей от ревности девчонкой, которая еще не понимает, что влюблена по уши.

– Э-э, мастер Алан, ты что-то совсем скис!

Уже изрядно подвыпивший Патрик Лейден вновь налил ей полную кружку эля.

– Пей, малыш. Этот эль хорош, хотя и не так, как в погребах Нейуорта. А хочешь, я закажу тебе вина?

Анна сначала думала отказаться, но, еще раз взглянув в сторону увлеченного плясуньей рыцаря, согласно кивнула. Патрик тут же сделал заказ, и, когда вино принесли, Анна с каким-то вызовом взяла кружку обеими руками и выпила залпом почти всю. Едва не задохнулась, ставя кружку на стол.

– Да ты молодец! – вскричал Патрик. – Эй, Гарри, Бен, Джек! Вы только посмотрите на мастера Алана! Он и это умеет! А ну-ка, еще разок!

На коленях у Гарри Баттса уже примостилась одна из служанок. Другую у него переманил Патрик. Глядя, как Лейден наливает вино Алану, она хихикнула:

– Какой красивый мальчик! Ручки – как у девушки. По ним одним видать благородную кровь.

Анна метнула в ее сторону свирепый взгляд. Сейчас она ненавидела всех женщин, сколько бы их ни было на свете.

Неожиданно вмешался Бен:

– Хватит ему, Патрик.

– А я хочу! – упрямо сказала Анна, беря кружку. В отчаянии она была готова на любую выходку.

– Нет! – остановил ее руку Бен. И уже тише добавил: – Не стоит, мисс… или, простите, леди.

Анна, замерев, пристально посмотрела на него. Спорить было бессмысленно, она это сразу поняла. Видно, этот коротко стриженный солдат оказался самым проницательным. Но ведь он молчит и, видимо, никому еще не успел обмолвиться о том, что узнал.

– Когда вы догадались? – вполголоса спросила девушка.

– Не сразу. Вы хорошо держитесь, да и штаны носите так, словно вас никогда не хлестала по щиколоткам юбка.

Бен положил на стол свои крупные сильные руки.

– Помните постоялый двор тех людоедов? Когда мы туда только прибыли, вы были так утомлены, что, не притронувшись к ужину, повалились на солому. Я тогда пытался растормошить вас, но услышал в ответ: «Оставьте меня! Я устала». Вот я и заподозрил тогда… Потом стал приглядываться. Ну и понял, что вы – женщина, притом дама благородных кровей. Как сказала девка, что сидит возле Патрика, у вас слишком маленькие, нежные руки. Пореже снимайте перчатки. В остальном можете положиться на меня. Я не знаю, кто вы, могу лишь догадываться, но, клянусь Богоматерью, не многие люди вызывали у меня такое уважение, как вы, девушка.