Симона Вилар - Обрученная с Розой

В этот миг он ощутил легкое колебание воздуха. Жаровня зачадила, и Филип понял, что позади него отодвинули занавесь на двери. Он оглянулся.

Придерживая одной рукой тяжелый полог, в дверном проеме возникла фигура, с головы до ног закутанная в широкий белый плащ.

– Ты не ждал меня? – мягко прозвучал знакомый голос.

Филип медленно поднялся. Сердце прыгало прямо в горле. Перед ним стояла королева.

Видя, что рыцарь в замешательстве, она переступила порог и огляделась.

– У тебя хороший дом. Леди Меган прекрасная хозяйка, и ты должен быть благодарен мне, Филип.

Рыцарь молча придвинул Элизабет кресло. Королева села и откинула капюшон. Ее прекрасные волосы были уложены в некое подобие короны и покрыты золотой сеткой. Блестящие глаза в полумраке казались огромными, а кожа при слабом свечении углей отливала перламутром.

Не спеша, по обыкновению чуть растягивая слова, королева заговорила:

– Я возвращалась из монастыря святой Елизаветы, моей покровительницы. Его величество уже примирился с тем, что оттуда я приезжаю поздно. Дорога ведет мимо твоего дома, и я заметила старого Бена у ворот. Он сказал мне, что ты еще не ложился, и провел в эту комнату.

Она умолкла, выжидая, но Филип никак не реагировал на ее слова. Стояла удивительная тишина, лишь где-то далеко протяжно выла собака.

Не выдержав молчания, Элизабет спросила:

– Отчего ты не спросишь, что привело меня сюда?

– Государей не спрашивают. На все их воля.

Элизабет едва заметно кивнула:

– Ты прав.

И опять повисла тишина. Элизабет сжала подлокотники кресла так, что заныли пальцы. Она ожидала совсем иной встречи. Ведь она, королева Англии, презрев все на свете, ночью, тайно пришла к простому рыцарю!

Она указала на ларь, где он прежде сидел:

– Присядь. Мне нужно поговорить с тобой.

– Благодарю, но вассал не должен сидеть в присутствии своей королевы.

Он остался стоять. Элизабет вздохнула.

– Мне стало известно, что ты получил тайное поручение от короля, которое тебе передал герцог Глостер. Поручение почетное, но крайне опасное. Филип, ты ведь везешь послание графу Уорвику?

Филип молча поклонился.

– Ты должен отказаться от этого поручения, – твердо сказала королева.

Майсгрейв развел руками.

– Ваше величество лучше меня знает, что это невозможно.

– Бывают случаи, когда невозможное становится возможным. Придумай что-нибудь, Филип. Сошлись на волнения на границе, на ослабленный гарнизон Нейуорта, на близость родов у супруги, на плохое здоровье, наконец.

Он смотрел в сторону.

– Это исключено, ваше величество. Я уже дал согласие. Через три дня я уезжаю, и для этого все готово.

– Через три дня… – медленно повторила королева. Она встала и прошлась по комнате.

– Ты везешь послание, за которое отвечаешь головой. Но ты должен знать, что король неспроста не воспользовался обычным гонцом. Мне неведомо, что в письме, но с тех пор, как оно запечатано, король сам не свой. Они писали его вместе с братом, а Ричард способен на все. – Она повернулась к Филипу. – Я должна узнать, что в этом письме!

Рыцарь чуть улыбнулся.

– Если король предложит вам прочесть…

– О нет! В том-то и дело, что Эдуард, всегда советующийся со мной, держит его в секрете. Мне ничего не удается добиться. Единственное, что я знаю, – это то, что человеку, везущему письмо, грозит опасность. Филип! Только ты можешь мне помочь. Я должна разобраться во всем, поэтому ты должен встретиться со мной, когда письмо будет у тебя. Назови время, укажи дорогу, и я буду ждать тебя в миле от Йорка.

– Боже упаси, ваше величество! Я не могу сделать то, о чем вы меня просите. Это страшный грех… К тому же письмо запечатано королевской печатью.

– Это не важно. Печать короля часто бывает у меня в руках, так что я смогу, сломав старую, наложить новую.

Филип не ответил. Склонившись над угасающей жаровней, он раздул угли, а затем, не поднимая головы, проронил:

– Я никогда не сделаю этого. Это бесчестно по отношению к моему государю, которому я присягнул на верность. Я слишком недолго состою при дворе, чтобы оказаться способным на такие сделки. – Он выпрямился, но по-прежнему стоял к королеве спиной. – Я ошибался, когда думал, что вам, ваше величество, чужда страсть к интригам.

Королева стремительно шагнула к нему.

– Богом клянусь, что делаю это только ради тебя! Мне страшно… Ты в большой беде.

– Надеюсь, вам известно, что Майсгрейв способен постоять за себя?

– Но не в борьбе против сильных мира сего.

Филип пожал плечами.

– С тех пор как я ношу рыцарскую цепь и шпоры, я не совершил ничего, что могло бы запятнать мою честь. Не сделаю этого и сейчас.

– Даже если…

– Нет, я не нарушу слова.

Королева вздохнула со всхлипом, как обиженный ребенок. Затем, сняв перстень с голубым алмазом, протянула его Майсгрейву.

– Возьми. Когда окажешься в Лондоне, у тебя могут возникнуть трудности с кораблем. Сейчас пора бурь, и не всякий кормчий согласится выйти в море. Но если ты покажешь этот перстень капитану Джефрису по кличке Пес – его легко найти в таверне «Золотая чаша» на Лондонском мосту, – тебя отправят незамедлительно. Джефрис командует каравеллой «Летучий», которую подарил мне король.

– Благодарю вас, ваше величество.

– Прощай.

Королева направилась к выходу. Филип придержал полог, открывая ей путь. Однако Элизабет медлила. Ей хотелось, чтобы Майсгрейв хоть на мгновение удержал ее, но он молчал, и тогда, поддавшись какому-то безотчетному порыву, она изо всех сил обняла его. На какой-то миг счастье прошлых дней снова нахлынуло на нее. Но лишь на миг. Она почувствовала, как Майсгрейв крепко сжал ее запястья и развел обнимавшие его руки.

– Ваше величество, опомнитесь!

Она подняла к нему залитое слезами лицо, но Майсгрейв остался безучастным.

– Ты больше не любишь меня, Фил?

Рыцарь не ответил, и это вселило в нее надежду.

– Мне порой так плохо без тебя. Я тоскую по твоим рукам, прикосновениям, поцелуям… Ах, Филип, иногда я просто жажду чувствовать тебя рядом!..

Не отвечая, Филип отошел от нее. Отвернулся. Но королева, давясь от слез, сгибаясь от истомы, приблизилась и прижалась лбом к его плечу, нежно и робко провела ладонью по его груди.

Тогда он глухо проговорил:

– Уходите, ваше величество. Вы сами все погубили. Я… Я никогда не смогу вас простить!

В его голосе слышалась ярость.

– Филип…

– Уходите!

Она медленно надела капюшон и скользнула в дверь. Что ж, прошлого не воротишь, и этот покорный, молчаливый рыцарь победил…

Назначенный для отъезда день выдался по-весеннему солнечным и ясным. Отворив узкое окошко, Филип Майсгрейв глядел на улицу. В комнату врывались веселый гомон птиц, вопли водоноса, скрип колес, звон металла в соседней кузне. Рядом с рыцарем за прялкой сидела Меган. Недавняя ссора супругов была забыта, и леди Майсгрейв беззаботно щебетала. Филип изредка рассеянно отвечал, но мысли его были далеко.

На усыпанный свежим аиром пол ложились блики света. Леди Меган, не прекращая сучить нить, говорила о том, как она не любит отлучек мужа и лучше бы он пореже ездил в Нейуорт, потому что там всегда неспокойно. Она и мысли не допускала, что супруг собирается совсем в иное место, а он не счел необходимым ее разубеждать.

В доме все знали, что хозяин со своими воинами скоро покинет Йорк, но Филип ни одной живой душе не обмолвился, куда лежит его путь. Герцог Глостер потребовал, чтобы отъезд на юг совершился без лишнего шума, и в этом, несомненно, был резон.

Филип снова выглянул в окно. Солнечные часы на фасаде противоположного дома показывали девять – время, когда велено было явиться протеже епископа.

«Что-то парень не торопится», – отметил рыцарь и, оставив жену, спустился во двор. Но едва он вышел из дома, как в открытые ворота въехал Алан Деббич на прекрасной золотисто-рыжей кобыле в сопровождении верхового слуги, ведущего на поводу вьючного мула. Оказавшись во дворе, Алан осмотрелся. Он не заметил Майсгрейва, который, заслонившись рукой от солнечных бликов, разглядывал его.

При свете дня паренек показался ему чересчур хрупким. И хотя из-за плеч у него выглядывал арбалет, а седельные колчаны были полны тяжелых стрел, Алан выглядел не слишком воинственно, однако в седле держался ловко и привычно.

На нем был костюм для верховой езды из темно-коричневой замши с суконным наплечьем, на ногах – сапоги с голенищами выше колен. На голове мальчика красовалась серая войлочная шляпа с длинным козырьком и загнутыми сзади полями, лихо украшенная петушиным пером. Одной рукой он держал поводья, а конем правил коленями, причем в движениях не чувствовалось ни малейшего напряжения. Лошадь как будто шла сама по себе. А лошадка-то была чистопородная андалузская кобыла с гибкой шеей, сухой изящной головой и стройными, как тростник, ногами. Ее холеная светло-рыжая шерсть переливалась на солнце, словно атлас.

«Такая красавица стоит немалых денег, – отметил про себя Филип. – Должно быть, бедному сироте пришлось растрясти мошну. Если, конечно, епископ не поскупился и здесь». Филип усмехнулся. Мысль о том, что значит для Джорджа Невиля этот Алан Деббич, не давала ему покоя.

Кто-то из толпившихся во дворе ратников Майсгрейва подошел к мальчику и стал довольно бесцеремонно разглядывать его. Но Алан не смутился, а, склонившись с седла, заговорил первым. Было похоже, что он не новичок в солдатской среде, когда же острый на язык Гарри попытался подшутить над ним, мальчик парировал так, что воины взорвались громовым хохотом, а Гарри смущенно надвинул на глаза шапку.

Филип направился к ним. Солдаты тотчас расступились. Алан соскочил с седла и учтиво поклонился.

– Я прибыл, как вы и велели, сэр, к девяти.

– Вижу.

Филип кивнул в сторону слуги с навьюченным мулом: