Оба вздрогнули, невольно оглянувшись. Припадая на одну ногу, к ним приближался горбун Глостер.

– Я в восторге, брат мой, я в неистовом восторге! Небо даровало вам лучшую супругу, какую только может пожелать смертный, а нам – добрую и мудрую королеву. Я поневоле услышал часть вашей беседы и просто не могу прийти в себя. Ваше величество, вы созданы, чтобы повелевать народами.

Ричард склонился в поклоне, ловя руку Элизабет. Эдуард с улыбкой взглянул на супругу, но королева была бледна.

– С каких это пор вы, Ричард, позволяете себе шпионить за своими государями?

– О, вы несправедливы, моя королева. Клянусь крестом, в который верю, у меня не было дурных намерений. Просто ваши величества отсутствовали за ужином, и за это время мне пришла в голову одна мысль. Вот я и отправился искать короля. Но здесь, у камина, я обнаружил вас в уединении, застал сцену семейного согласия и счастья, которого я, несчастный калека, лишен. И сердце мое затрепетало, я позволил себе несколько минут любоваться вами. Разве это грех? Однако, вняв смыслу ваших речей, о моя королева, я не удержался и зааплодировал.

Склоненный в поклоне, Ричард выглядел еще более горбатым. Тон его голоса казался самым что ни на есть простодушным, но Элизабет не верила ни единому слову и не могла скрыть гримасу презрения и гадливости. Ричард заметил это и вздохнул:

– Эдуард, любезный брат мой, твоя супруга слишком прекрасна, чтобы терпеть подле себя такого калеку, как я. А ведь я искренне ее люблю.

– В самом деле, Бетти, ты чересчур строга к Ричарду. Он наш брат, и ты должна любить его любовью сестры.

Королева молчала. Ричард воздел руки.

– Отвергнутым рыцарям всегда приходится страдать из-за холодности прекрасных дам. Особенно если у них за плечами вместо великих подвигов – горб. Однако сердцу не прикажешь. На холодность отвечают верностью и любовью. Поэтому, чтобы хоть немного расположить вас, сударыня, к несчастному горбуну, я рискну просить вас принять…

– Заранее благодарна, но я ничего не…

Слова застыли у нее на устах, когда Глостер, достав из-под камзола тисненый сафьяновый футляр, стремительным движением раскрыл его. На голубом атласе мерцало лунным отсветом ожерелье из жемчуга необычного кремового оттенка.

Элизабет замерла.

– О!..

Глостер протянул футляр.

– Я рад, что угодил моей королеве.

Элизабет взяла ожерелье. Она любовалась им, взвешивая на ладони, перебирая отборные жемчужины, и, наконец приложив к груди, взглянула на супруга.

– Вам нравится, ваше величество?

– Этот блеск гармонирует с тоном вашей кожи, дорогая. Вы прекрасны.

Он рассмеялся, тепло взглянув на брата.

– Вот видите, Бетт, как расположен к вам Дикон[12]. Даже я не смог бы так изысканно преподнести сей дар. А ведь бьюсь об заклад, что знаю этот жемчуг.

Ричард удержал на лице улыбку, лишь уголки губ слегка дрогнули. Он предпочел бы, чтобы Эдуард сохранил свое открытие при себе. Но король уже взял из рук супруги ожерелье и внимательно разглядывал.

– Клянусь Распятием, это, должно быть, тот удивительный жемчуг, который герцогиня Джоана[13] преподнесла нашей матери в день ее свадьбы. Но я слышал, что мать некогда заложила его ломбардцам. Хорошо, что ты его разыскал и выкупил, Дик. Такая роскошная вещь должна оставаться в семье.

Королева вздрогнула. Очарование ожерелья мгновенно развеялось, ибо королева разгадала коварный план Ричарда. Ее отношения со свекровью и так были на грани скандала, и нетрудно представить, как разъярится надменная Сесилия Йоркская, узнав, что ее жемчуг достался невестке не королевской крови.

Королева вздохнула, опуская жемчуг в футляр.

– Возьмите его, Ричард. Я благодарна за вашу любезность, однако прошу передать это ожерелье моей дражайшей свекрови.

– О государыня, – склонился Ричард, – наша мать – женщина в летах, она живет вне двора и не имеет причин украшать свой вдовий наряд подобным великолепием. Тогда как вы, женщина молодая и прекрасная…

– Вы меня избалуете, милорд. Ваша щедрость не знает границ. Сначала прекрасный иноходец, который, как оказалось, перекуплен вами у торговца, уже обещавшего его лорду Перси. Затем, перед самым праздником Троицы, – дивный персидский ковер, который незадолго до этого исчез из покоев епископа Линкольнского. Помнится, тогда вышел досадный инцидент, когда его преосвященство увидел ковер у меня. Поэтому, дорогой Ричард, я больше не рискую пользоваться вашим великодушием.

Но Глостер, хотя и понял, что его интрига раскрыта, продолжал настаивать, пока не вмешался король:

– Пустое, Бетт. Этот жемчуг словно создан для тебя. Доставь радость обоим Йоркам.

Элизабет со вздохом закрыла футляр. Королю она не могла перечить.

– Как скажете, ваше величество.

Про себя же решила, что ни при каких обстоятельствах не наденет это ожерелье.

Ричард был удовлетворен. Отпустив несколько любезностей, он повернулся к брату и стал серьезен.

– Мне необходимо поговорить с вами, государь.

Элизабет поднялась. Когда верный Глостер желал беседовать с братом, ей полагалось удалиться.

Какое-то время Ричард прислушивался к ее шагам, затем пересек зал и плотно прикрыл за королевой дверь, что разгневало Эдуарда.

– Это излишне, Дик. К тому же у меня от Элизабет нет тайн.

Ричард, зябко потирая руки, направился к камину. Пламя отражалось в золотом шитье его камзола, украшавшие платье драгоценности позвякивали при каждом движении. Король, облаченный в стеганый камзол из темного сукна, выглядел одетым гораздо проще, чем его брат.

– Видишь ли, Нэд, – начал Ричард, – я бесконечно ценю королеву. Я слышал, что она говорила, и отдаю должное ее уму. Однако принять подобные решения куда легче, чем выполнить их.

– Я добивался трона не для того, чтобы бояться трудностей!

– Однако до последнего времени ты их довольно ловко избегал. Вернее, не замечал. Но ты не мог не знать, что двор тревожат, а страну возмущают твои бесчисленные любовные связи и расточительные кутежи. Да и сама власть казалась тебе легкой забавой, пряной приправой к твоим утехам. Я не говорю уже о твоей скоропалительной женитьбе и том, что она повлекла за собой… Погоди гневаться! Мы братья, и я порой могу сказать тебе горькую правду. Кровь, пролитая мною ради утверждения Йоркской династии, и те усилия, которые я совершаю, чтобы облегчить твое правление, позволяют мне так поступать. Корона Йорков для меня священна, и я денно и нощно стремлюсь укрепить ее.

Эдуард задумчиво крутил перстень на безымянном пальце.

– Сегодня ты, Ричард, советовал мне начать военные действия против моих же вассалов. Но королева открыла мне глаза на гибельность этого предложения. Что ты скажешь об этом?

– Я объясню это тем, что в сложившейся ситуации такой выход представляется мне не лучшим, но приемлемым. Бездействовать нельзя. Явись сейчас из-за моря Уорвик с Маргаритой, нам не удержать корону.

Эдуард холодно глядел на брата.

– Что же ты посоветуешь мне, Ричард?

– Рrimo[14], в самом деле последовать советам Элизабет. А secundo[15]… Постараться осуществить один план. Рискованный, но в случае удачи нас ждет блестящий успех.

Ричард не спешил раскрыть карты. Стоя у камина, он как бы поглаживал ладонью высокие языки пламени.

– Так что же? – не выдержал король.

Не отрывая глаз от огня, Ричард заговорил:

– Я ушел с Королевского совета неудовлетворенным. Необходимо было найти выход, и я беспрестанно ломал себе голову над этим даже за ужином. Но когда подали рагу из угрей – любимое блюдо дражайшего изменника Ричарда Невиля, – мои мысли приняли иной оборот. Я начал размышлять об Уорвике, о его уязвимых местах. И тут меня осенило: Анна Невиль, его младшая дочь и любимица! – Король встрепенулся, но Ричард даже не поднял взгляд. – Я вспомнил, – продолжал он, – что Уорвик всегда мечтал о сыне, но небо отказывало ему в этом. Его супруга родила двух дочерей – Изабеллу и Анну. Старшая, красавица Изабелла, все время жила с матерью и почти не видела находившегося в постоянных разъездах отца, а затем вышла замуж. Дурнушка же Анна всегда была с отцом, он терпел все ее выходки, говорят, они ему даже импонировали… Короче, что и говорить о его чувствах, когда он так желал видеть ее королевой и твоей женой!

– К чему ты клонишь, Дик? – не выдержал король.

– Анна Невиль, – спокойно проговорил Ричард, – любимица Делателя Королей. И она по-прежнему уединенно живет в аббатстве Киркхейм. Как ты полагаешь, Уорвик сильно тоскует по ней?

– Что?

– Я говорю о единственной возможности влиять на Уорвика. Это должно быть понятно.

Эдуард выпрямился. Глаза его сверкнули.

– Я не желаю слушать тебя, Ричард! Ты предлагаешь противные Богу средства, бесчестящие мое рыцарское достоинство и корону. И это я слышу от родного брата!

– Успокойтесь, ваше величество. Я еще ничего не сказал.

Король беспокойно заерзал в кресле.

– Ну так говори!

Ричард неспешно подтолкнул узким носком башмака выпавшее из камина полено.

– Анна Невиль в наших руках, вернее – в ваших, государь, и она несовершеннолетняя, а в отсутствие отца вы являетесь ее опекуном, как сюзерен. Я не ошибаюсь? – Король едва заметно кивнул. – Уорвик любит дочь и в свое время надеялся выдать ее за первого из Йорков, – продолжал Ричард. – Но Господь судил иначе. Чем же его можно привлечь?

Эдуард задумчиво крутил перстень.

– Наш Уорвик жаден и честолюбив. Что, если мы пообещаем ему золото – много золота – и поманим титулом герцога?

– Неплохо. Но я сомневаюсь в успехе. Ричард Невиль сейчас невероятно силен. Он уверен в своей победе, и любой титул сможет преподнести себе сам, когда займет главенствующее место в парламенте.

От этих слов король поморщился, словно у него заныл зуб.

– А ведь прежде он любил меня. Это он научил меня метать копье и ездить верхом.

– До того, как ты оскорбил его, отвергнув его дочь. Эдуард, ты ранил его честь! В его непомерной гордыне пробита брешь, и эту брешь необходимо заделать. Одним словом, я предлагаю просватать дочь Уорвика если не за первого из Йорков, то за второго, то есть за меня.