В этот миг небо над кровлями домов озарилось потешными огнями. Люди весело загалдели, выбегая на открытые места, а Филип наконец-то увидел внушительных размеров оштукатуренный дом с легкими башенками по углам. Подле него виднелся шест с привязанным к нему пучком сена, означавший, что здесь путников ждут отдых и ночлег. Это была одна из лучших городских гостиниц «Белый олень», о чем свидетельствовала вывеска, изображавшая это благородное животное. У входа лежала плита, служившая подножкой для всадников. На нее и соскочила Анна, однако тут ее повело, она качнулась так, что венок слетел с ее головы, и, если бы рыцарь ее не поддержал, она могла бы и растянуться на мостовой. И тут, при свете потешных огней, он увидел ее лицо. Глаза девушки возбужденно блестели, щеки разрумянились, от нее пахло вином. Филип понял, что, выпив вина после длительного пути почти натощак, она изрядно охмелела.

– Эти южные вина, – предостерегающе сказал он, – легки и приятны на вкус, но на деле куда крепче, чем кажутся поначалу. Так что будь осторожна, малышка…

Он осекся, а Анна удивленно уставилась на него. Филип растерялся, досадуя на себя, что посмел так фамильярно обратиться к столь знатной девице. Но тут Анна захохотала, и он, неожиданно для себя, тоже засмеялся. Эта простота в обращении, какую он вдруг себе позволил, словно разрушила незримый барьер меж ними, и обоим от этого стало только легче.

Подбежал слуга, принял у них Кумира, и они ступили в обширный гостиничный двор. В глубине его виднелись служебные постройки и конюшни. Доносился людской гомон – сегодня в «Белом олене» было полно постояльцев. Из дверей гостиницы лился свет и слышалось разухабистое пение. Хозяин, высокий крепкий мужчина с черными, подрезанными скобкой волосами, кланяясь, вышел навстречу вновь прибывшим.

– Добро пожаловать в лучшую гостиницу Бордо! Сегодня у нас полным-полно народу и гостиница гудит, как пчелиный улей, но я уверен, что, если у вас в кошельке найдется несколько серебряных флоринов, вы не пожалеете, что остановились тут.

Поднявшись по ступеням, путники очутились в пропахшем соусами и вином обширном зале гостиницы. В те времена в Европе, а в особенности в Англии, гостиницы и постоялые дворы пользовались дурной славой, и порядочный человек без особой нужды туда не заглядывал. Лишь во Франции картина была иной. Здесь богатый горожанин не чурался посидеть в кабачке, а знатный дворянин – отобедать на постоялом дворе, посидеть с друзьями у камелька, смакуя вино и обмениваясь последними новостями.

Пол в помещении был вымощен черными и белыми плитами, камин облицован красным кирпичом, и над огнем шипело несколько вертелов с тушками цыплят, которые вращала специально обученная рыжая собака. Другие кушанья и вино служанки в накрахмаленных передниках вносили на подносах из двери в глубине зала. Стены были выбелены, вдоль них тянулись полки, уставленные начищенными до блеска медными кувшинами и блюдами. В зале было чисто и светло от огня в камине и от факелов, а запах кушаний говорил сам за себя.

Анна поскорее заняла место за одним из длинных, тянувшихся через весь зал столов. Она слышала, как Филип втолковывал трактирщику:

– Нам нужны по меньшей мере две хорошие комнаты.

Хозяин мялся.

– Помилосердствуйте, сударь. В городе из-за праздника толпы приезжих, мое заведение переполнено. Я могу вам и вашему пажу предложить лишь одну комнату, зато самую лучшую, чистую и круглую, расположенную в одной из башен. Там есть большое окно и широкая удобная кровать с пологом. Даже знатные господа не брезговали переночевать там…

– Меня устроят только две комнаты, – сухо перебил его Филип, подкрепляя слова монетой.

Хозяин повертел ее в руках, и лицо его сделалось умоляющим.

– Сударь, у меня действительно осталась лишь одна незанятая комната. Даже чердак сдан. Конечно, вы можете уехать, но, уверяю вас, сейчас вы вряд ли сможете отыскать сразу две свободные комнаты.

Филип задумался. В словах трактирщика была правда. Они могут до ночи бродить по городу, но так и не снять жилье. Филип поглядел на сидевшую за столом девушку. Везти ее дальше, когда она так голодна и устала… К тому же эта гостиница, как ни посмотри, лучшая в городе.

– Хорошо, мы остаемся.

Он выложил щедрый задаток. Хозяин расплылся в улыбке, принял заказ, тотчас прибежала служанка и поставила перед ними два оловянных кубка и запотевший кувшин. Филип налил и себе, и Анне. Девушка не стала возражать. Отведав вина, она нашла его восхитительным. При каждом глотке по телу разливалось приятное тепло, и, когда подали еду, девушка набросилась на нее с жадностью. Приправленные пряностями цыплята таяли во рту, жареные пирожки аппетитно хрустели. Всевозможная зелень, гарнир из яблок и тыквы – что говорить, кухня в «Белом олене» была выше всяких похвал.

В зале было много важных господ, несколько офицеров, богатые горожане и торговцы. Вблизи от наших путников расположилась группа изрядно подвыпивших купцов в плоских бархатных шапочках и долгополых камзолах. На их поясах, по моде того времени, покачивались богато расшитые кошели. Недолго думая, они предложили Филипу и Анне выпить с ними за здоровье герцога. Девушка тут же подставила бокал, стараясь не замечать укоризненного взгляда Майсгрейва. Ей нравился этот напиток, и она не видела ничего плохого в том, чтобы поддержать веселый тост за здоровье Карла Валуа, герцога Гиеньского.

Анна ела, слушая возбужденную беседу соседей по столу, которая от перипетий заканчивающегося праздника обратилась к персоне самого герцога.

– Я представлял его себе едва ли не великаном из баллад! – воскликнул крепкий молодой купец с лицом скорее воина, нежели торговца. – А он оказался щуплым и малорослым. Да и красавцем его не назовешь. Глаза слезятся, щеки одрябли, а нос висит, словно подгнившая груша.

– Такой нос да при малом росте – вернейший признак, что как мужчине ему цены нет, – хихикнул краснолицый малый в синем камзоле.

– Что верно, то верно, – согласился толстяк с сочными алыми губами. – Говорят, что, несмотря на то что наш герцог вовсе не красавец, баб у него без счету, а его братец – король Людовик – вовсю поощряет слабости брата.

– Зато это выводит из себя Карла Бургундского, – вмешался четвертый, черноглазый молодец, типичный южанин с оливково-смуглой кожей. – Он давно бы переманил на свою сторону Валуа-младшего, женив его на своей наследнице Марии, да боится, что прелестной бургундской принцессе придется постоянно воевать с бесчисленными любовницами Карла.

– А поговаривают, что герцог Карл уже неоднократно к ней сватался.

Черноглазый южанин подался вперед.

– Клянусь распятием, это правда! Я возил свой товар в Дижон, когда он в очередной раз прибыл туда, чтобы просить руки Марии Бургундской. Однако в его свите повсюду следует за ним некая красавица монахиня, по слухам – потрясающе темпераментная особа…

Понизив голос, он сообщил такие немыслимые подробности, что глаза мужчин разгорелись, а щеки сидевшей среди них Анны стали алее розы. Впрочем, они принимали ее за пажа, зато в сторону Филипа девушка боялась даже глянуть.

– Ее прозвали Неистовой Матильдой, – играя глазами, продолжал рассказчик. – Она слыла красавицей, однако стоило на нее глянуть и, клянусь святым Андре, любому становилось ясно, чего ей надобно. Видели бы вы этот не пропускающий ни одного существа мужского пола испытующий пламенный взгляд, эти дрожащие словно от долго сдерживаемой страсти губы, эти пышные бедра! Неудивительно, что герцог Бургундский поклялся, что не видать нашему Карлу его дочери, пока подле него эта блудница. И что б вы думали? Карл Валуа настолько увлекся этой расстриженной монахиней, что отложил свое сватовство до лучших времен и уехал восвояси.

– Да, бывают же такие женщины! – мечтательно протянул торговец в синем камзоле. – Вот когда я ездил на ярмарку в Шампани, довелось мне провести ночь на постоялом дворе в Провене. И там мне попалась красотка, горячая как печка. За ночь она меня измотала вчистую. А когда я уставал, то знаете, как она меня ободрила?..

Далее рассказчик уже и вовсе не стеснялся в выражениях, подкрепляя свои слова жестами.

Филип коснулся плеча Анны:

– Не пора ли вам отдохнуть?

Девушка даже не оглянулась. Пользуясь тем, что ее принимают за паренька, она беспрепятственно слушала то, что не предназначалось для девичьих ушей и достигало их в редких случаях.

Филип с досады залпом осушил кружку. Не мог же он увести ее силой! Затем он вновь тронул Анну за локоть. На этот раз девушка обратила к нему лицо. Слова застыли на губах рыцаря. Он увидел ее глаза, мерцавшие странным туманным светом. Лицо Анны выражало страсть и вместе с тем негодование, губы были плотно сжаты, а ресницы не моргали. Даже на расстоянии чувствовалось, как бурлит ее кровь и напряжена каждая мышца. Филип оторопело усмехнулся и отхлебнул большой глоток.

«Клянусь преисподней, я давал слово епископу Йоркскому, что доставлю Алана Деббича в целости и сохранности во Францию. Но я вовсе не брал обязательства щадить его целомудрие монастырского воспитанника… Бог с ней! Пусть знает!»

За стол подсели двое офицеров. Бравые вояки, узнав, о чем речь, не замедлили принять участие в беседе. По мере того как пустели кувшины и кубки, рассказы становились все непристойнее, а рассказчики все красноречивее.

Внезапно черноглазый южанин, смеясь, указал на Анну:

– Черт возьми, взгляните только, как слушает вас мальчик! Пусть возьмет меня дьявол, но он сейчас вспыхнет огнем!

– Ему не повредит, – заметил один из офицеров. – Если, конечно, он не решил сделаться монахом. Тебе уже ведома эта потеха, малыш? Мессир рыцарь, ваш оруженосец успел-таки, наверно, поваляться на сеновале с пастушкой?

– Могу поручиться, что ничего подобного с ним не случалось, – с лукавой усмешкой отвечал Майсгрейв.

Анна боялась поднять глаза.

– А он у вас красавчик! – посмеиваясь, сказал другой, облаченный в серебристую кольчугу. – Смотрите, мессир, как бы какой-нибудь любитель мальчиков не похитил его у вас. Или вы и сами из тех, кто не прочь позабавиться с зеленоглазым ангелочком?