Анна вспомнила долетевший из глубины замка женский крик, слепца на цепи, который словно пытался предупредить их о чем-то. Что здесь происходит?

Девушка внимательно вглядывалась в плотный сумрак. Глаза ее свыклись с темнотой, и она отчетливо различала сводчатый проход. Порой до ее слуха долетали какие-то шорохи, и тогда она еще крепче сжимала рукоять кинжала. Она не знала, что ее больше страшит: реальные или потусторонние силы, которым, как она решила, сейчас самое время дать о себе знать. Чтобы немного успокоиться, она несколько раз с воодушевлением шепотом прочла «Pater noster» и «Credo».

Филин вопил и томился в соседней башне. Анна только начала было успокаиваться, как в проеме бокового прохода мелькнул слабый свет. Девушка медленно поднялась. Пламя приближалось, послышались осторожные шаркающие шаги. Анна прижалась к стене и выхватила кинжал. Ее сердце билось тяжелыми толчками, и ей казалось, что его стук выдает ее. Вот свет уже совсем близко к нише двери, за которой находятся люди Майсгрейва. Наконец девушка различила крепкую фигуру и бородатое лицо Адама – прислужника, который присматривал за слабоумным братом барона. Он осторожно продвигался вперед, держа в руке масляную лампу, в которой трепетало слабое пламя. Дойдя до поворота, Адам оглянулся и помедлил минуту, словно желая удостовериться, не следует ли кто за ним. Пламя слепило его, и он не видел притаившуюся в нише Анну. Когда он был уже совсем близко, девушка сделала стремительный шаг вперед.

– Еще одно движение, и тебе конец! – прямо в лицо прислужника смотрело длинное узкое лезвие.

Адам вздрогнул от неожиданности, а затем немного приподнял лампу, осветив паренька.

– Не надо шуметь, господин, – глухо произнес он. – Никто не должен знать, что я был здесь.

– Чего ты хочешь?

– Тише, тише… Мне нужно поговорить с сэром рыцарем.

Видя, что паж не двигается с места и взгляд его недоверчив, он пробормотал:

– Страшное преступление совершается в этих стенах. Барон задумал уморить свою жену голодом.

– Что?

Анна не поверила своим ушам.

– Да-да, – закивал прислужник. – Леди Дебора должна умереть, и барон уже подыскивает себе новую супругу. Он распускает слухи, что леди тяжко больна, на самом же деле он пытает ее голодом. Никто не бывает в нашем замке, но теперь само небо послало вас, чтобы спасти ее. Ради Бога, добрый господин, позвольте мне переговорить с сэром Филипом, ведь я пришел сюда, рискуя жизнью.

Анна колебалась, не зная, верить ли этому человеку. Наконец она решилась и, осторожно приоткрыв дверь, впустила его в покой, затем растолкала спавшего ближе всех Малого Тома и велела ему занять ее место. Майсгрейв проснулся с трудом.

– Выслушайте этого человека, сэр, – сказала Анна.

Прислужник поклонился.

– Мое имя Адам Пиррет. Сколько помню себя, я служу этому дому, и вот уже семь лет в мои обязанности входит смотреть за полоумным братом барона. До этого я был конюхом и помню еще времена, когда была жива первая жена хозяина, леди Матильда. Но барон убил ее. Увы, но это правда. Сэр Мармадьюк столкнул ее с башни, и она разбилась о плиты двора. Моя покойная супруга – царство ей небесное – была свидетелем тому и обо всем поведала мне, хотя я и сам подозревал, что тут дело нечисто, ибо он столь жестоко избивал баронессу, что диву даюсь, как она протянула все эти шесть лет.

– В чем же причина такой жестокости? – спросил Майсгрейв.

– Барон ненавидит женщин. Он хороший господин для собственных слуг и дружинников, которых подбирает по своему вкусу, но женщин готов живьем есть. Леди Матильда, первая баронесса, принесла барону хорошее приданое, однако не смогла дать ему наследника. Хозяин поначалу только попрекал ее этим, а потом начал избивать. И наконец избавился от нее, столкнув с башни. Пышные были похороны, барон полгода не снимал траур. Теперь пришел черед леди Деборы.

Адам сокрушенно вздохнул.

– Прошу вас, сэр рыцарь, верьте мне! Ибо за каждое слово из тех, что вы сейчас услышали, барон Шенли залил бы мне глотку жидким свинцом. Но мне нестерпимо жаль эту почти девочку, нашу нынешнюю госпожу. Она бесконечно добра. Как-то хозяин собирался жестоко наказать меня, но леди Дебора заступилась, и его неукротимый гнев обрушился на нее одну. Меня никто никогда не жалел, и с той поры я готов жизнь за нее положить.

Филип и Анна переглянулись.

– Не кроется ли здесь ловушка? – предположил рыцарь.

Адам Пиррет осенил себя крестным знамением.

– Пусть мой ангел-хранитель покинет меня в день Страшного суда, если я кривлю душой!

Филип встал и неторопливо застегнул пояс с мечом.

– Что ж. В замке сейчас все спят, и ты проводишь нас к леди Шенли. Если твои слова подтвердятся… Кстати, где сейчас твой подопечный?

– Сэр Джозеф в своих покоях. Когда мне необходимо отлучиться, я пою его маковым отваром, и он засыпает сном младенца.

При упоминании о брате барона Анна невольно поежилась. Филип же только кивнул и принялся будить Фрэнка Гонда. Коротко пояснив суть дела, он велел ему вооружиться и сопровождать их. Анна настояла, чтобы взяли и ее.

– Чем же не угодила барону его новая супруга? – спросила девушка у Адама, пока Фрэнк облачался.

– Сэр Мармадьюк поначалу был даже почтителен с ней – настолько, насколько он может быть почтителен с дамой. А потом… Словом, леди Дебора слишком хороша собой, и барона обуяла ревность. Потому-то он и заточил ее в Фарнеме, но и здесь ей не было покоя – беспрерывная слежка и подозрения. Она находила утешение лишь в беседах с капелланом замка отцом Бонифацием. Разумеется, сэр Мармадьюк решил, что у них какие-то шашни. Их как-то застали наедине, и с тех пор хозяин словно с цепи сорвался. Он приказал вырвать у отца Бонифация язык, ослепить и искалечить его. Вы, наверное, видели его – на цепи перед въездом в третий двор. С тех пор леди Дебора обречена. Она томится в одном из каменных мешков замка, ее никогда оттуда не выпускают и почти не кормят. Она настолько слаба, что тает прямо на глазах. В случае ее смерти всех оповестят, что она скончалась от тяжкого недуга.

Они вышли в коридор. Повсюду было тихо. Держа лампу, Адам Пиррет уверенно продвигался по извилистым переходам. Время от времени он замирал, прислушиваясь, а затем продолжал свой путь. За ним, всматриваясь в сумрак, следовал Майсгрейв; его рука лежала на рукояти меча, он был готов к любым неожиданностям. Анна понимала, какой опасности они подвергаются, пробираясь ночью по этому зловещему лабиринту, и что их ждет, если барон поймет, что его преступление раскрыто. Вряд ли сэр Мармадьюк пожелает просто задержать их у себя в подземелье с целью получения выкупа. Нет, без крови тогда не обойдется. Она оглянулась на шедшего позади Фрэнка. Тот был, как обычно, невозмутим. Его кольчуга негромко позвякивала при каждом шаге, но Анне казалось, что этот звук проникает во все закоулки замка.

Они поднялись по узкой винтовой лестнице, вырубленной в толще стены.

– Это здесь, – шепнул старый слуга, останавливаясь перед глубокой дверной нишей.

Филип, взяв у него лампу, приблизился к двери. Трехдюймовые доски мореного дуба, к тому же обитые коваными железными полосами. Дверь запиралась тремя крепкими дубовыми засовами, которые выдвигались из стены и входили в специальные гнезда на противоположной стене.

«За такой дверью можно держать дракона, а не слабую, измученную женщину», – подумалось Филипу.

– И давно она находится здесь? – спросил он.

– С праздника Богоявления. Месяца три, не меньше. Прежде два раза в день ей приносили хлеб и воду, потом – только раз. Ну, а сегодня ее лишили и этого. Несчастная леди Дебора! Такой холод, а у нее нет огня!

Он подошел к двери и негромко окликнул:

– Миледи! Леди Дебора! Это я, старый Адам. Ответьте ради Христа!

Тишина. Тонко подвывал ветер в трубе, да филин по-прежнему неистовствовал в башне. Слуга растерянно взглянул на рыцаря. Тогда Филип наклонился к двери и воззвал:

– Леди Дебора! Вы слышите нас? Отзовитесь!

Ни звука.

– Силы небесные, неужели она умерла? – воскликнула Анна.

Тогда Филип стал отодвигать один засов за другим.

– О, ради Бога, осторожно! – встрепенулся старый слуга. – Дверь скрипит…

В тот же миг раздался пронзительный визг петель, и этот звук показался оглушительным. Приподняв лампу, Филип осветил узкую сырую келью, в которой царил пронизывающий холод. Посреди кельи на полу без движения была распростерта женщина с разметавшимися светлыми волосами.

– Иисусе!

Анна невольно рванулась к ней.

– Она дышит, сэр, она жива!

Девушка приподняла голову несчастной и положила ее к себе на колени. При этом раздался негромкий металлический лязг. Адам Пиррет наклонился и скорбно покачал головой.

– Взгляните, сэр Филип.

От кольца в стене тянулась цепь, оканчивавшаяся у лодыжки женщины. Железный, отполированный до блеска браслет протер чулок, и под ним виднелась багровая, кровоточащая полоса.

– Неужели он приковал ее потому, что боялся, как бы она не сбежала? – возмутилась Анна.

Филип покачал головой:

– Увы, это только жестокость.

Он повернулся к Фрэнку:

– Твоя фляга с тобой?

– Она всегда со мной, – ответил Фрэнк, вытаскивая из-за пояса небольшую кожаную бутыль с вином.

Разомкнув губы узницы, Майсгрейв стал по капле лить ей в рот вино. Поначалу она не подавала никаких признаков жизни, но затем слабый стон сорвался с ее уст и она стала жадно глотать жидкость. Анна придерживала ее голову, с жалостью разглядывая леди Шенли. Несмотря на то что баронесса была крайне истощена, Анна нашла ее красивой. У нее были длинные ресницы, высокий лоб, мертвенно-бледный профиль светился, словно изваянный из мрамора.

Леди Шенли вздохнула и открыла прозрачные глаза. Анна встретилась с ней взглядом.

– Кто ты, девочка? – слабо проговорила несчастная женщина.

Анна вздрогнула.

– Я не девочка. Мое имя Алан Деббич. Я состою в свите сэра Филипа Майсгрейва.