— Она что же, как вы утверждаете, не слышала выстрела, хотя находилась к месту преступления ближе всех?

— Анна Сергеевна, — вмешался Павел официальным тоном. — Я забыл вам сообщить: эта самая сторожка обустроена хозяином весьма основательно, там звукоизоляция не хуже, чем в студии звукозаписи…

— Есть же окна, — Аня метнула на коллегу недовольный взгляд.

— Там стеклопакеты…

Аня молча покачала головой и кивнула генеральше.

— Хорошо. Идите, отдыхайте… Надеюсь, вы понимаете, что в ближайшие дни…

— Я никуда не собираюсь отсюда уезжать не только в ближайшие дни, но и месяцы, — перебила ее Нина Владимировна, поднимаясь с жесткого, неудобного стула. Она бросила взгляд на дверь, но уходить не спешила, словно над чем-то размышляла, не решаясь поделиться со следователем своими мыслями.

— Вы что-то еще хотели добавить к сказанному? — мягко поинтересовалась Аня. Несмотря на то, что эта старуха явно принадлежала к ненавистной ей «аристократии», она отчего-то вызывала в Калинкиной симпатию.

— Возможно… — Нина Владимировна внезапно оставила свои колебания и вновь опустилась на стул. — Да, пожалуй. Это может оказаться важным, и боюсь, что одна я с ситуацией не справлюсь… Дело в том, что у меня после смерти мужа, а это, знаете ли, уже довольно приличный срок, хранилось его именное оружие, пистолет «ТТ», с которым он прошел всю войну. Сегодня утром я обнаружила, что пистолет пропал.

Калинкина не выдержала и ахнула от неожиданности:

— И вы молчали?!

— Вот я вам и говорю об этом, — мрачно усмехнулась генеральша. — Кроме того… Лично у меня никакого разрешения на его хранение не было: я и не знала, что на именное оружие разрешение необходимо, поскольку… а моя старшая невестка пояснила, что подобное… Словом, это — нарушение закона… Вы и в самом деле будете меня… Задерживать?

— Где вы его хранили и как обнаружилась пропажа? Кто в вашем доме умел с ним обращаться? — На вопрос Нины Владимировны Калинкина не ответила, а та не стала настаивать.

— В ящике письменного стола, в кабинете мужа. Всегда запертом, ключ от него хранился в месте, о котором, кроме меня, никто не знал. Оружием в доме из всей семьи владела и владею только я…

И, перехватив изумленный взгляд Анны, усмехнулась.

— Мой покойный супруг полагал, что жена боевого офицера должна в этом смысле соответствовать своему мужу… Самое главное: никто из моей семьи о пистолете ничего не знал, даже сыновья. И еще, — Нина Владимировна внезапно, вопреки своей воле, заторопилась. — Невероятно, еще вчера я впервые за эти годы оставила только ящик, но и кабинет всегда был заперт, кроме… В общем, ключ в двери… Входная дверь у нас всегда открыта, и взять его мог кто угодно.

— Кто, кроме вас и сыновей с невестками, живет в доме? — Калинкина уже справилась с охватившим ее изумлением и смотрела теперь Нине Владимировне прямо в глаза спокойно и, как той показалось, осуждающе.

— Нюся… Я хотела сказать — моя домработница, почти подруга. Но… что касается Нюси, это… это просто смешно — думать, что она как-то причастна к исчезновению пистолета.

— И почему же это смешно?

— Нюся живет со мной больше тридцати лет, она… Ну, она простая деревенская женщина… Кроме того, из дома никогда не отлучается, на ней все хозяйство и… В общем, она почти член семьи и всем нам очень предана… Зачем ей это? Да и стрелять она не умеет. «ТТ» — это вам не современное оружие, которое теперь чуть ли не на кнопках, и ребенок, если захочет, выстрелит… Это…

— Что такое «ТТ», — сердито перебила Калинкина генеральшу, — я, с вашего позволения, тоже знаю. Дальше!

— Ну а что дальше?

— Когда вы обнаружили пропажу? — вмешался молчавший до этой минуты Павел.

— Сегодня утром.

— Вы что — проверяли оружие каждый день?!

— Нет… От случая к случаю, по настроению. Я обещала покойному мужу, что буду хранить его пистолет до конца своих дней.

— Иными словами, — вновь заговорила Калинкина, — у вас сегодня по каким-то причинам было настроение на него взглянуть…

— Настроение чаще всего беспричинно, — сухо произнесла генеральша. — Просто, обнаружив, что кабинет открыт, я решила проверить пистолет. Его на месте не оказалось. Повторяю: домашние о нем ничего не знали! Кабинет на первом этаже, любой со стороны этого участка мог заглянуть в окно — чисто случайно — и увидеть, как я с ним… вожусь…

— Ящик был заперт?

— Да, но…

— Что «но»?

— Видите ли, ключ от него хранился в футляре напольных часов и… В общем, я сразу заметила, что футляр прикрыт неплотно…

— Сразу — это после чего? — Калинкина прищурилась.

— Едва войдя в кабинет! — твердо произнесла генеральша. — Сразу после полудня. Ни мальчиков, ни невесток в доме уже не было. Хотя… Кажется, Эля спала наверху, она плохо себя чувствовала. Маша уже уехала, Володя еще не вернулся, Женя…

— Нина Владимировна, но ведь что-то же заставило вас проверить кабинет и затем стол? — Аня не собиралась отступать, всей шкурой чувствуя, что генеральша чего-то не договаривает.

— Я уже объясняла: ключ торчал в дверях.

«Она лжет, — подумала Калинкина, глядя в бледное лицо Нины Владимировны, — интересно, зачем?..»

— Где сейчас ваша Нюся? — спросила она как можно спокойнее.

— Дома, разумеется, — в глазах генеральши мелькнула и исчезла легкая тревога. — Возможно, задремала… Хотя обычно она не ложится, пока все не возвратятся… Но вероятно, задремала, поскольку иначе…

Нина Владимировна задумчиво глянула в окно, за которым уже вовсю занимался рассвет.

— Знаете, Нюся очень беспокойная, с тех пор как я всю зиму проболела, постоянно обо мне волнуется… Ну а мы так долго в гостях не задерживались никогда.

— Ясно… Павел, вы с Соколовым продолжите дознание, пока я не вернусь, — Калинкина поднялась из-за стола. — Я провожу Нину Владимировну домой, заодно приглашу эту даму…

Ее коллега молча кивнул. Нина Владимировна встала. «Удивительно, — подумала Аня, — какая стойкая эта самая генеральша… В ее-то возрасте любая старуха давно бы закатила истерику, потребовала бы особого к себе отношения… А эта — словно сама на рожон лезет…»

Какое-то время, двигаясь к воротам, они молчали. Первой заговорила Калинкина.

— Вы сказали, ваша домработница постоянно с вами. Она что же — и выходных не берет, и отпусков?

Нина Владимировна неожиданно усмехнулась.

— Хотите сказать, я нарушаю КЗОТ?.. Наверное, так оно и есть, хотя… У Нюси, видите ли, кроме нас никого нет… Мы живем вместе и в городе, и здесь, на даче. Иногда, конечно, она отлучается по каким-то своим делам, а выходных как таковых не берет. Зачем они ей? У нее и подруг-то нет. Была, правда, подружка, тоже домработница, Галя… Фамилии я не знаю. Она работала у бывших хозяев этого дома — Лавровских.

— Вы сказали, Нюся родом из деревни. Неужели за все эти годы она ни разу не ездила домой, к родне?

— Какая там родня… — Нина Владимировна махнула рукой. — Была у нее одна-единственная сестра — и та умерла. Нюся тогда действительно ездила в деревню — хоронить. Ну и дом продала… Я эту ее поездку хорошо помню, потому что чуть с ног без нее не сбилась за лето — и с хозяйством, и с мальчиками… Да, ужасное было лето, она с этим домом около трех месяцев провозилась… Проходите, Анна Алексеевна, мы пришли.

Нина Владимировна оказалась права: Нюся действительно уснула в ожидании домочадцев — прямо в кресле, у камина, который давно потух. Но сон у нее всегда был чуткий, и, едва генеральша с Калинкиной вошли в холл, все еще по ночному ярко освещенный, как женщина, громко всхрапнув, вскочила на ноги и бессмысленно вытаращилась на вошедших:

— Господи, Ниночка Владимировна… — пробормотала она и наконец, осознав, что хозяйка явилась с какой-то совершенно незнакомой хмурой гостьей, растерянно глянула в сторону веранды.

— Батюшки, уже утро… А где… Где мальчики? Все?

— Нюся, успокойся, — заговорила Нина Владимировна, но от Ани все равно не ускользнуло, что разговаривает генеральша как барыня с прислугой… — Случилась беда… Нашего соседа убили ночью, во время вечеринки…

Домработница беззвучно ахнула и в ужасе прикрыла рот ладонью.

— Это Анна Алексеевна Калинкина, следователь из милиции…

— Из прокуратуры, Нины Владимировна, — решительно вмешалась Аня и перехватила инициативу. — Мне необходимо с вами поговорить.

— С… со мной?.. — Нюся смотрела на Калинкину со страхом и недоумением.

— С вами. Вы ведь могли отсюда что-то слышать, прежде чем задремали? Когда, кстати, вы уснули?

— Господи… Да разве ж я знаю? — Нюся напоминала теперь разбуженную посреди ночи курицу, которую безжалостно согнали с насеста. — Я ничего не слышала, у нас стены не такие, чтоб слышать…

— Да вы присядьте, — как можно мягче произнесла Калинкина и посмотрела на перепуганную домработницу с сочувствием. — Вы ведь не сразу после ухода хозяев легли отдыхать? К тому же жара, окна открыты, могли и услышать что-то. Возможно, кто-то бродил под окнами в неурочное время, а вы — слышали?

Нюся неожиданно как-то сразу взяла себя в руки, выражение растерянности пропало с ее лица. И, опустившись обратно в кресло, она заговорила почти спокойно:

— Как я могла слышать, если окна мы на ночь всегда запираем? Особенно на первом этаже? А на тот дом только окна кабинета и выходят, а там и вовсе никого не было с обеда… Как Нина Владимировна перешла спать обратно к себе, так и не было…

Калинкина удивленно подняла брови: неужели домработница не знала о пропаже пистолета? Впрочем, вряд ли хозяйка с ней откровенничает, она ж — барыня, а Нюся — обслуга… Существо низшего порядка!..

— А когда я придремала — и знать не знаю, — заявила Нюся. — Поначалу наверху прибралась, после посуду обеденную мыла, а потом хотела камин вычистить, да на грех-то и присела тут, ну и… Как же я могла, по-вашему, что-то там слышать?..