Катя растерялась, мучительно силясь понять, поможет ей или, напротив, помешает такое обилие гостей. А ведь этот подонок что-то замышляет, если назвал к себе столько людей… Ее мечущийся взгляд снова и снова возвращался к пожилой даме, которую представили как Нину Владимировну… Странно, что Катерина вообще запомнила, как ее зовут, поскольку никогда не запоминала имен новых знакомых с первого раза. Они вылетали из ее памяти моментально…

— Ну наконец-то все в сборе! — воскликнул оживленный хозяин дома. — Прошу всех к столу… Нина Владимировна, вам — почетное место. Ни-ни, никакие возражения не принимаются!.. Катюша, ты, разумеется, рядом со мной, поскольку разлучать супругов — мое маленькое хобби…

Катя вздрогнула, замерев на мгновение, словно птица под прицелом. Но Любомир уже, как ни в чем не бывало, рассаживал остальных, придерживаясь объявленного во всеуслышание принципа: супругов рассаживать друг напротив друга. Блондинку он усадил по другую сторону от себя.

— Имею я право хотя бы раз в жизни посидеть между двумя красавицами-блондинками и загадать, наконец, свое главное желание в надежде на то, что оно исполнится?..

Кате показалось, что, если Любомир скажет еще хотя бы слово, она не выдержит и пристрелит его прямо здесь, в присутствии всех гостей с притворными вымученными улыбками. На мужа она старалась не смотреть и из последних сил прошла к столу и безвольно опустилась на указанное Любомиром место. По другую сторону от нее села степенная Нина Владимировна, в итоге действительно оказавшаяся во главе стола.

Генеральша, в свою очередь, тоже посматривала на Катю несколько чаще, чем позволяли приличия, пораженная ее удивительной красотой и каким-то внутренним напряжением, которое чувствовалось в каждом ее движении. А вдруг именно эта белокурая красавица и была ночной собеседницей соседа?.. Но в этом случае «за кадром», как ни крути, все равно оставалась пропажа пистолета.

Нина Владимировна в очередной раз посмотрела на свою соседку, напряженно улыбавшуюся ее Володе. Отчаянная тревога вдруг с новой силой охватила генеральшу. Скорее даже не тревога, а предчувствие чего-то ужасного и неотвратимого. Словно отгоняя от себя дурное предчувствие, Нина Владимировна попыталась вслушаться в произносимые тосты. Ее взгляд скользнул по лицам детей, беззаботно болтающих в новой компании и, казалось, не ощущающих никакой опасности.

Обе невестки выглядели не лучшим образом. Не только Эльвира, для которой дурное настроение вообще было почти нормой, но и легкомысленная, любящая порезвиться Маша. К тому же она была слишком бледна, что особенно бросалось в глаза при ее загаре. Ни за что не скажешь, подумала почему-то генеральша, что всего несколько часов назад она посетила салон красоты. Да и красавица Катя, мрачно уставившаяся в свою пустую тарелку, сжимала бокал с шампанским так, что косточки на ее пальцах побелели. «Ну и компания», — нервно вздохнула Нина Владимировна…

Хрустальные бока роскошных фужеров, коснувшись друг друга, казалось, рассыпались на мелкие звонкие кусочки.

9

К середине вечера стало понятно, что званый ужин не удался. Казалось, этого не замечал лишь сам хозяин. Разговор не складывался, тосты вяло принимались, не получая всеобщего одобрения. Все мрачно потягивали спиртное из своих бокалов, обмениваясь между собой ничего не значащими краткими репликами. Даже Маша, заводила любой компании, сидела молча в каком-то напряженном ожидании.

Более всего Нину Владимировну удивляло, что близкие друзья Любомира вели себя так же скованно и напряженно.

Перехватив встревоженный взгляд матери, Евгений почему-то решил, что от него ждут инициативы.

— Так вы что — действительно не будете ничего здесь переделывать? — резко спросил он тихо беседовавшего хозяина.

— Кое-что я уже переделал, — будто только и ждал этого вопроса, ответил Любомир, — кое-чего вам сегодня уже продемонстрирую. А вообще-то надо потихоньку, здесь все так запущено.

— И вы уже знаете, что будете делать? — включилась Нина Владимировна.

— Представьте себе — да! Во-первых, холл я сделаю в два этажа. Второй будет своеобразной галереей: по внешней стороне несколько комнат, по внутренней — разумеется, перила… Часть картин вывешу между комнатами — так, чтобы и отсюда их было тоже видно.

— Картины?! Неужели Лавровские оставили их вам?

— Что значит — оставили?.. Стоимость картин входила в стоимость особняка… Клянусь, ваших прежних соседей я не обидел!

Нина Владимировна невольно покачала головой.

— Ну, не знаю… Один только этюд Врубеля — ему цены нет…

— Да, вы правы. Мне это, как говорится, встало в копеечку. Но тут уж ничего не поделаешь: я, видите ли, коллекционирую живопись последние лет шесть-семь, и… Словом, кроме всего прочего, согласитесь, это еще и прекрасное вложение капитала.

— Так вы уже начали перестройку? — снова вмешался Евгений.

— Особняка? Ну что вы… — он обвел глазами присутствующих и усмехнулся, словно только что обнаружив мрачноватые физиономии своих гостей. — Вижу, все слегка заскучали, поэтому предлагаю маленькую ознакомительную экскурсию… Я покажу вам так называемую «сторожку».

— Эту развалюху? — впервые за вечер подал голос Владимир. Нина Владимировна для себя отметила, как неприязненно глянул он при этом на хозяина.

— Во-во… Бывшую развалюху… Ну что, пройдемся? Глотнем свежего воздуха и заодно посмотрим мой шедевр… Надя!

Из точно такого же кухонного коридорчика, как в особняке Паниных, выглянула крупная, еще довольно молодая женщина с живыми ярко-карими глазами.

— Да, Леонид Леонидович?

— Мы пойдем подышим воздухом, горячее можешь подавать минут через тридцать!

— Хорошо, Леонид Леонидович, — домработница улыбнулась, как показалось Нине Владимировне, слегка заискивающе, и исчезла. А гости один за другим начали подниматься из-за стола.

Последней встала Маша.

— Где тут у вас туалет? — нарочно громко спросила она. — Там же, где и у нас, на втором?.. Идите, я вас через пару минут догоню.

— Не боитесь заблудиться? — Любомир бросил на Машу короткий и, как внезапно почудилось Нине Владимировне, злой взгляд. — За окнами темень, а фонарик только один… Впрочем, если вы подождете немного на веранде, пока я дойду до «сторожки», проблем не будет: у меня там теперь постоянная иллюминация… Так и сделаем. Но горе мне — одна из моих тайн раскрыта!

Он действительно оставил гостей на крыльце и с фонариком в руках устремился в глубь сада. Насколько Нина Владимировна знала, домик, о котором шла речь, находился в стороне, прямо противоположной Панинскому особняку. Огонек фонарика прыгал в темноте, то исчезая, то появляясь вновь. Нина Владимировна с удовольствием втянула в себя свежий воздух ночного сада.

— Да, — рядом с генеральшей внезапно раздался тихий женский голос. — Воздух просто удивительный… Единственное, чем здесь можно наслаждаться…

Нина Владимировна слегка вздрогнула от неожиданности и посмотрела на бесшумно появившуюся рядом с ней фигурку красавицы-гостьи. И, не зная, что на это ответить, оглядев гостей, почему-то спросила:

— А вашего супруга устройство здешнего владения совсем не интересует?

— Ну почему же, — Катя покачала головой. — Он сразу пошел вслед за Любомиром: Саша в темноте ориентируется как кот, такая редкая особенность зрения… Я, пожалуй, тоже пойду… Вы останетесь?

— В моем возрасте подобные эксперименты чреваты, — улыбнулась Нина Владимировна. Эта молодая, напряженная, словно натянутая струна, красавица ей чем-то нравилась. Неужели и у этой грустной изящной девушки с хорошими манерами тоже есть какие-то основания бояться Любомира? Сомнений в том, что их новый сосед настоящий шантажист, у генеральши почти не осталось. На своем веку она прочла достаточно детективов, чтобы решить, что единственное объяснение всеобщей мрачности за таким щедрым столом, возглавляемым веселым и разговорчивым хозяином, вовсе не замечающим подавленность гостей, — шантаж… Конечно, возможны и иные неприятности. Но шантаж, с ее точки зрения, был вероятнее всего — во всяком случае, был подслушанный разговор… Господи, но кто же, кто? Которая из ее невесток разговаривала с соседом в ту ночь? Если бы Нина Владимировна проснулась хотя бы минутой раньше, она бы сегодня не мучилась этим вопросом… А вдруг это все-таки были не Эля или Маша, а как раз красавица Катя?..

— Жень, — за спиной генеральши Володя окликнул брата, — пойдем-ка и мы следом за дамой… Мне нужно с тобой поговорить! Срочно!..

— Поговорить? — в голосе Евгения прозвучала неуверенность. — А как же Маня? Она ж заблудится без меня… До дома с разговором подождать нельзя?

— Нельзя! Пойдем… Мама и Эля ее подождут и проводят. Тем более ты же слышал, у него тут какая-то иллюминация. Дорожки будут видны… Пошли!

Нина Владимировна не успела вмешаться, потому что заговорила Эльвира.

— А вам не кажется, что он слишком долго возится со своей иллюминацией? По-моему, у него там что-то заело. Пойдемте, может быть, надо помочь… Да не волнуйся, Володя, не собираюсь я ваши секреты подслушивать, просто надоело тут стоять, зябко да и не очень уютно в темноте.

— Иди, иди, Эля, я правда подожду Машу, а там и свет зажжется, — генеральша слегка подтолкнула Эльвиру. Ей совершенно не хотелось брести по темному саду на ощупь, хотя знала она его прекрасно. Сколько раз вместе с хозяевами именно в их саду — так уж повелось — они с Нюсей варили вишневое варенье из «академических» вишен, которых тут каждое лето было видимо-невидимо, а в генеральском саду, хотя находился он рядом, вишни почему-то родили неохотно…

Возражать ей никто не стал, и вскоре Нина Владимировна осталась на крыльце одна.

Подумать о чем-либо она не успела. И в первое мгновение даже не поняла, почему она, словно ни с того ни с сего, вопреки возрасту, вопреки больным ногам, вопреки, наконец, своему неизменному чувству собственного достоинства, вдруг сорвалась с места и бросилась во тьму сада, споткнувшись о корень какого-то дерева и только чудом не упав, почему мчится, не разбирая дороги, прочь от дома… «Выстрел! — прохрипела Нина Владимировна, задыхаясь, вцепляясь в ствол подвернувшегося дерева, чтобы не упасть, обеими руками. И повторила вновь: Господи, это был выстрел…»