Постояв еще некоторое время на палубе, Пирс быстро спустился вниз и постучал в ее дверь.

Порция открыла сразу, словно ждала его.

Едва он ее увидел, все его самообладание куда-то исчезло и эмоции вырвались наружу.

– Ты больше никогда…

– Ну конечно, я больше никогда… – немедленно согласилась Порция и, затащив Пирса в каюту, захлопнула дверь. – Я больше никогда не совершу подобной глупости и не полезу на эти канаты в одиночку.

Порция прижалась к нему и покрыла поцелуями его лицо.

– Пирс, знал бы ты, как я испугалась в тот момент. А потом появился ты. Наверное, почувствовал, что нужен мне. И как всегда, пришел на помощь.

– И как всегда, мне хотелось тебя придушить.

Пирс крепко обнял Порцию и прильнул к ее губам, словно стремясь растворить в поцелуе все напряжение, скопившееся за последние три недели. Она была такой, какой он ее помнил – прекрасной в своей страсти.

– Мне так тебя не хватало! – прошептал Пирс. Порция прислонилась спиной к двери.

– Значит, ты решил меня простить? Помнишь, ты говорил, что сообщишь мне о своем решении?

– А как могло быть иначе?

Пирс запустил пальцы в ее волнистые волосы, рассыпавшиеся по плечам, заглянул в ее прекрасные глаза. Вспомнил, как замерло его сердце, когда он увидел, как Порция взбирается по снастям главной мачты. Он просто оцепенел при мысли, что в любой момент она может сорваться и разбиться насмерть, и сам полез наверх с молниеносной быстротой.

– Ты, наверное, колдунья… Опутала меня своими чарами, и мне не остается ничего другого, как плясать под твою дудочку.

Пирс снова стал целовать Порцию – на этот раз медленнее, проникая языком еще глубже, стремясь вызвать в ней желание той близости, которая у них уже была. Его губы ласкали ее шею, а рука, скользнув вниз, коснулась груди, скрытой под грубой тканью робы.

– Я и представить себе не мог, что однажды буду целоваться с матросом, – прошептал он.

С шеи девушки губы Пирса переместились за ушную раковину. Порция замерла, запрокинув голову и прикрыв глаза. От нее пахло ветром и морем. Пирс сжал ее грудь и ощутил, как набух и затвердел сосок.

– У тебя надето что-нибудь под этой рубахой? Порция покачала головой. Тихо застонав, Пирс ткнулся лбом в дверь, чем вызвал у девушки улыбку.

– Тогда нам лучше покинуть это место, пока я окончательно не забыл о своих благих намерениях, – сказал он и, еще раз проведя ладонями по ее телу, решительно отстранился. – Может, переоденешься и присоединишься к нашему чаепитию? Твоя мать, наверное, уже заждалась.

– Мне нравится, что мое новое обмундирование оказывает на тебя такое воздействие, – улыбнулась Порция. – Пожалуй, не буду переодеваться до конца путешествия.

– Приходи ко мне ночью в любом наряде. Результат будет один и тот же. Я раздену тебя за считанные секунды.

– Так уж и за секунды…

– Бросаешь мне вызов, дерзкая девчонка?

– Нет… С нетерпением жду ночи. – Порция повернулась, чтобы открыть дверь.

Ему очень хотелось остаться. Запереться с ней в этой каюте по меньшей мере на неделю. Он изголодался по Порции не только как по женщине. Он жаждал духовного общения с ней. Пирс вдруг осознал, что эта девушка заняла в его жизни очень важное место.

Порция обняла его и подтолкнула к двери.

– Иди… Я скоро присоединюсь к вам.

Пирс шагнул в коридор, но вдруг остановился.

– Что ты имела в виду, сказав, что не полезешь наверх в одиночку? Значит, ты все-таки собираешься это повторить?

– Разумеется… Но только вместе с тобой, – ответила Порция и захлопнула перед ним дверь.

Просторная, хорошо обставленная капитанская каюта была великолепна – конечно, с чисто мужской точки зрения. На обшитых филенкой стенах висели французские гобелены, у левого борта располагалась высокая кровать, под большой масляной лампой стоял стол, заваленный морскими картами и книгами. За вторым столом они сначала пили чай, а потом ужинали.

Капитан Кэмерон вскоре покинул их – у него были дела. Елена пересела на более удобный диван, стоявший ближе к корме, напротив закрепленного у стены дополнительного сиденья. Над сиденьем находился прямоугольный иллюминатор, из которого было видно, как садится за горизонт солнце.

Порция уже подумывала о том, что пора и честь знать, однако Пирс шепнул, что так просто ее не отпустит – краткого визита недостаточно, чтобы искупить вину, и она должна с лихвой заплатить за все то время, что они провели врозь.

Когда Елена стала рассказывать о своей жизни в отцовском доме, Пирс весь обратился в слух.

Он провел Порцию к иллюминатору, но усадил не рядом с матерью, а напротив, чем несколько позабавил девушку. По едва заметной улыбке на губах Елены она поняла, что мать догадывается о происходящем.

– Вопреки тому, что вы слышали обо мне, – говорила Елена, – я не всегда сидела взаперти и не всегда пребывала под воздействием отвратительных снадобий, которыми меня пичкали. Ситуация ухудшилась после того, как я перебралась в Бостон. Впрочем, я забегаю вперед.

Лучи медленно опускавшегося за горизонт солнца согревали Порции спину и освещали золотистым светом лицо сидящей напротив матери. Елена помолчала, собираясь с мыслями, и продолжила:

– Я была наивной, мечтательной девушкой, когда в результате своей первой романтической связи забеременела. Это ошеломило меня, однако я не жалела. Новость, естественно, потрясла адмирала. Особенно когда он узнал, кто отец будущего ребенка. Жестокий и эгоистичный адмирал был облечен немалыми полномочиями и, разумеется, не мог допустить, чтобы подобный скандал погубил его карьеру. Когда выяснилось, что я жду ребенка – а этого мои родители опасались с того момента, как узнали о моей связи с твоим отцом, – меня поспешили изолировать от общества. По-своему родители были, конечно же, правы. Скандал свел бы на нет все устремления адмирала Миддлтона. Осознав, что с твоим отцом у меня не может быть совместного будущего, я позволила им сделать так, как они считали нужным.

Порции хотелось расспросить мать о человеке, ставшем ее отцом. Но она понимала, что встреча с ним лишь одно из звеньев в длинной цепи событий, составляющих жизнь Елены, и раз уж она решила поведать о своем прошлом, то рано или поздно расскажет обо всем.

– Моя мать, Элизабет Миддлтон, была тогда еще жива. Какой бы трагичной ни казалась моя судьба, она была бы еще тяжелее, если бы мама не взяла нас с тобой под защиту. Она сделала все, чтобы как можно скорее отправить меня обратно в Англию. – Елена бросила взгляд на Порцию. – Мне сказали, что ты родилась мертвой. Уверена, именно благодаря матери ты оказалась у леди Примроуз. Тебя не отдали цыганам, не бросили где-нибудь на обочине. Адмирал наверняка так бы и сделал, не задержись он во Франции, куда отправился по делам.

Пирс взял Порцию за руку, их пальцы переплелись.

– Мать защищала меня от отцовского гнева. Он стремился похоронить мою тайну, считал, что я должна сидеть под замком. Если бы ему удалось взять верх, он заточил бы меня куда-нибудь подальше от посторонних глаз, где было бы не с кем даже словом перемолвиться. Он считал, что я, единственный ребенок в семье, предала его, едва не испортив ему карьеру. За это меня следовало сурово наказать. Я согласна была жить в уединении, светский образ жизни меня нисколько не привлекал. Выйти замуж я не могла, да и не хотела. Мама позаботилась о том, чтобы полгода я жила в небольшом домике в Дублине, а полгода в деревенском коттедже у озера Виндермер в Кимберленде. За мной присматривала одна женщина, и еще у меня было несколько служанок. Я ухаживала за садом, предавалась воспоминаниям и вполне была довольна жизнью. Но однажды летом, когда начали увядать самые поздние розы, я получила сообщение, что моя мать умерла.

– Когда это случилось? – тихо спросила Порция.

– Семь лет назад. Некоторое время она болела, а отец как раз получил назначение в Бостон после волнений, вызванных принятием Акта о гербовом сборе. Мама не смогла перенести морского путешествия. Ее похоронили прямо в море. Через две недели после выхода из Бристоля.

– И тогда же вас перевезли в Америку? – поинтересовался Пирс.

– Нет. На следующее лето… Отец решил воспользоваться тем, что мамы больше нет. Ему донесли, что я стала вести менее замкнутую жизнь, чем он того хотел. Я действительно подружилась с женой одного школьного учителя, но она умерла чуть раньше моей матери, зимой. Отец также узнал, что я стала хуже видеть, и забрал меня к себе. Ну как же, он ведь отец, должен заботиться о дочери и делать все ради ее блага! – Губы Елены тронула ироничная улыбка. – Вскоре после этого появилась «сумасшедшая Елена». Раздоры у нас начались практически сразу. Я привыкла к независимости, никто меня не опекал. Подобное положение адмирала, разумеется, не устраивало, и он приставил ко мне эту ведьму, миссис Грин. Она буквально изводила меня, твердила, что я не в себе, что мне нужно принимать успокоительное.

– И все же ты сопротивлялась, – заметила Порция, поражаясь тому, что после стольких лет подобного существования матери удалось сохранить стремление к свободе.

– Пыталась. Но с каждым днем это становилось все труднее. И когда я уже отчаялась, появилась ты, мой ангел-спаситель.

Порция пересела на диван и, обняв мать, закрыла глаза, с трудом сдерживая слезы. И все благодаря Пирсу.

– Ну ладно… На сегодня хватит сентиментальных историй, – сказала Елена, смахнув со щеки слезинку. – Мистер Пеннингтон, не будете ли вы так любезны проводить до каюты «сумасшедшую Елену» и ее непослушную дочь, вознамерившуюся стать юнгой? – Она протянула Пирсу руку.

– Почту за честь, мэм, – отозвался Пирс и помог Елене подняться.

Порция и прежде не сомневалась в том, что поступила правильно, вызволив мать, а теперь еще чувствовала одобрение Пирса. Он ни слова не сказал, но это было видно по его глазам.

Порция поспешила за матерью и Пирсом, которые уже поднимались по трапу.