— Что означают надписи на их ножных браслетах, господин? — спросила его Валентина из-под своей тонкой фиолетовой чадры.

— На нем написано имя раба и то, что он является собственностью Чикала-заде-паши, великого визиря султана.

— Но почему же это написано на ножных браслетах? Они сами могли бы сказать, кто они, — возразила она.

— Нет, моя несравненная Накш, они бы не смогли. Видишь ли, у моих гребцов нет языков, им вырвали языки, чтобы они не могли разгласить услышанное на этой лодке, — объяснил он.

— Это ужасно! — воскликнула она.

— Возможно, но это и практично, потому что, если что-то, сказанное на этом каике, будет повторено где-то, гораздо проще найти и наказать виновного, зная, что мои восемь гребцов совершенно невинны. Моя маленькая прогулочная лодка вмещает всего дюжину человек, включая гребцов. Если пойдут слухи, я буду знать, что ни я, ни восемь моих гребцов не виновны в их распространении. Тогда поиск виновных ограничится только тремя людьми.

Заговорил Шакир:

— Холим и я закроем дом, мой господин, и вернемся потом во дворец.

— Ты договорился о лодке?

— Да, мой господин.

— Очень хорошо, — сказал визирь и махнул рукой гребцам, чтобы те отчаливали.

Когда каик легко заскользил по воде, Валентина оценила свое мудрое решение не пытаться убежать с острова вплавь. Она беспокойно изучала корабли, стоящие на якоре в заливе Золотой Рог, и почувствовала, что у нее закружилась голова от облегчения, когда увидела флаги, развевающиеся на верхушках мачт ее личного маленького каравана. Они не бросили ее! Она все время чувствовала, что они не бросят ее.

— Сейчас ты разрумянилась так, как никогда раньше, — наблюдательно отметил Чикала-заде-паша.

— Это от возбуждения в связи с отъездом с острова, — быстро сказала она. — Это красивое место, господин, но когда пробудешь там некоторое время, становится скучно.

— Мой гарем может показаться тебе еще более скучным, Накш.

— Когда целый город будет лежать за воротами гарема, господин?

— Тебе не разрешат выходить за ворота, моя прекрасная, — последовал обескураживающий ответ.

— Никогда? — воскликнула она. Как она сможет бежать, если ее не пустят в город? Он по-хозяйски обнял ее и притянул к себе. Другая его рука скользнула ей под рубашку и стала ласкать груди.

— Возможно, когда-нибудь, когда я буду уверен в твоей преданности и твоей любви ко мне, я разрешу тебе посещать базары при соответствующем сопровождении. Однако ты должна будешь продолжать удовлетворять меня, Накш, так же, как ты делала это прошлой ночью. И конечно, нужно, чтобы были хорошими доклады Шакира, который должен стать твоим личным евнухом, и Хаммида, моего главного евнуха. — Аккуратно раздвинув ее рубашку, он приподнял одну ее грудь и, опустив голову, принялся сосать ее. Он ослабил ее набедренный кушак и просунул руку под шелк ее шальвар.

Валентина стиснула зубы и изобразила то, что необходимо было сделать.

— О, мой господин! — прошептала она. — Что, если гребцы увидят нас? Или люди с проплывающего мимо корабля? — Она сказала это задыхаясь, потому что его возбуждающие пальцы и вправду начали оказывать на нее свое действие.

Он поднял голову и, глядя прямо на нее, сказал:

— Гребцы сидят к нам спинами и не осмелятся повернуться, что бы они ни услышали. Занавеска обеспечивает нам достаточное уединение. Ты, моя Накш, — он засунул в нее свои пальцы, — сейчас более чем готова к тому, чтобы порадовать меня, до того как мы причалим. Спусти свои шальвары! — Он отпустил ее лишь для того, чтобы успеть неловко расстегнуть свои мешковатые панталоны и вытащить свой уже твердый и огромный член.

— О мой господин! — вспыхнула Валентина, что было вполне естественно в данной ситуации. — Гребцы все слышат!

Обхватив ее за талию, визирь поднял ее и насадил на свой гигантский орган. Она ахнула, когда он вошел в нее, растягивая и наполняя ее.

— Нагнись вперед, — приказал он, — так, чтобы я мог взять твои груди. — Она подчинилась, и его рот замкнулся на ее соске. Его большие ладони мяли ее ягодицы. — Начинай, Накш, — сказал он, — теперь ты будешь брать меня.

Она быстро нашла ритм и начала двигаться на нем, приблизив лицо к его плечу. Она ненавидела его! Она ненавидела его похотливость и ненавидела его тело, но сейчас она бы вынесла все, чтобы снова попасть в Стамбул. Она вынесет его похотливые домогательства, лишь бы попасть туда, откуда можно в конце концов бежать.

Он неожиданно выпустил ее грудь изо рта и приказал ей поднять голову.

— Нет! Не закрывай глаза, моя красавица. Я хочу, чтобы наши души слились в урагане страсти. Ах, как приятно ты сжимаешь меня! Ты чувствуешь, как дрожит мой вестник любви внутри тебя? — Его пальцы впились в ее ягодицы. — Быстрее, моя красавица! Быстрее! Ах, какой ты лакомый маленький кусочек, Накш!

«Будь ты проклят, — думала Валентина, чувствуя, как приближается развязка. — Почему мое тело откликается на него? Я не хочу доставлять ему удовольствие, и плохо, что удовольствие получаю и я! Будь он проклят, похотливый кабан!» Но она чувствовала, как начинает содрогаться ее тело одновременно с оргазмом визиря, и, обессилевшая, она свалилась в его объятия.

— Гм. — Он вздохнул, удовлетворенный. — Клянусь Аллахом, красавица, ты порадовала меня! — Его рука хозяйским жестом погладила ее по голове. — Твои волосы как шелк, Накш. Я рад, что ты стараешься быть дружелюбной. — Он протянул руку и стал ласкать ее красивые груди.

— Мне вовсе не нравится, что мое тело откликается на ваши ласки, господин, — сказала она, слова вырвались у нее прежде, чем она успела подумать, но, к ее удивлению, он всего лишь рассмеялся.

— Я рад, что твой дух не сломлен, Накш. Ты наскучила бы мне, если была бы слишком податливой. — Его пальцы щипали ее онемевшие соски.

— Я никогда не наскучу вам, господин, — пообещала ему она. — Уверяю вас, что еще вполне смогу удивлять вас.

— И я, моя красавица, тоже могу удивлять тебя, — пробормотал он ей на ухо. Он снял ее с себя и усадил рядом. — Поправь одежду, — сказал он. — Мы вскоре причалим.

Когда они вышли из каика, он сразу отвел ее к главному евнуху и ушел, не сказав ни слова. Валентина молча стояла перед черной горой плоти по имени Хаммид, о котором она много слышала в течение лета, которого в одинаковой степени уважали и боялись все обитатели дома визиря. Рост главного евнуха, сидящего на диване, крикливо одетого в ярко-оранжевый с золотом халат, увеличивал громадный тюрбан из шитой золотом материи с большой черной жемчужиной в центре.

С бесстрастного лица на нее уставились бездонные черные глаза. Он не врал.

— Раздевайся, — приказал он, наконец, высоким голосом, который не вязался с его большой фигурой.

Валентина, привыкшая к подобному обращению, изящно сбросила одежды, оставив только драгоценности. Она дерзко уставилась на Хаммида, пока тот разглядывал ее.

Слабое подобие улыбки мелькнуло на его лице, и он сказал:

— Ты горда, Накш. Подозреваю, что чересчур горда. Но женщины с такой необычной красотой всегда такие, особенно женщины с Запада. — Его глаза медленно двигались по ее телу, внимательно оценивая ее. — Положи руку за голову, Накш, — приказал он. — Восхитительно! Совершенно восхитительно! — пробормотал он, когда выпятились ее круглые груди с изящными розовыми сосками. — Только однажды я видел груди, которые могли соперничать с твоими, Накш. Теперь повернись.

Заледенев от гнева, Валентина медленно поворачивалась, пока Хаммид издавал гукающие звуки одобрения.

Когда она полностью обернулась вокруг себя, он сказал:

— Подойди и встань на колени передо мной, чтобы я мог осмотреть твою кожу. Я, как ты видишь, слишком толст, чтобы встать без посторонней помощи, а я хочу, чтобы наша первая встреча проходила наедине, потому что в присутствии других, я знаю, ты будешь чувствовать себя неловко.

Валентина опустилась на колени перед Хаммидом.

— Вы слишком добры, господин Хаммид, — едко сказала она.

— Хе! Хе! — прокряхтел главный евнух. — Острый язычок. Сообразительная. Это хорошо. Моему господину наскучили эти ручные красавицы из гарема. Ты будешь как дуновение холодного, ледяного ветра в летнем саду. — Пока он говорил, его руки деловито ощупывали ее тело. — Отлично! Отлично! — говорил он. — Твоя кожа само совершенство, мягкая, как атлас, и упругая, как персик. Повернись, — приказал он, а когда она подчинилась, он пробежал пальцами по ее спине. — Твое тело без изъянов, — одобрил он. Потом пальцами, которые внезапно стали похожими на когти, он раздвинул ее ягодицы.

— Твои врата Содома. — спросил он ее, — когда-нибудь открывались, Накш?

— Что? — Она силой заставила себя не содрогнуться от такого нового неприятного осмотра.

— Вставлял ли когда-нибудь твой муж свой член тебе в зад? — резко спросил ее евнух.

— Никогда! Ты что, спятил? — воскликнула она. — Какой мужчина пойдет на такое?

— Это доставляет удовольствие многим мужчинам, особенно в нашем мире. — Он засунул палец по первый сустав в ее зад.

— Нет! — ахнула она, вырываясь; лицо ее пылало. Он немедленно вытащил палец.

— Хорошо! В этом месте ты еще девственница. Я прикажу, чтобы тебя подготовили принимать господина в это место, потому что такой способ ему очень по вкусу.

— Никогда! Я никогда не допущу этого! — яростно сказала Валентина.

— Не тебе это решать, Накш. В течение следующих нескольких недель тебя будут медленно готовить к тому, чтобы ублажать нашего господина таким способом, когда он захочет этого. Я передам ему, что тебя готовят. Встань и оденься! Я позову евнуха, чтобы он отвел тебя в твои помещения, потому что Шакир еще не вернулся с острова.

Визирь приказал приготовить для тебя прекрасный дом. Кроме Шакира, тебе будут служить шесть девушек-рабынь. Ты самая счастливая девушка.

— Такая же счастливая, как и Инсили, господин Хаммид? — спросила она, одеваясь.