Она мне не сестра. И никогда ей не будет. Но не по той причине, что у нас нет общей крови. Для меня, это было слишком бы низко, чтобы так считать.

Я спустился вниз, где Лукас и Долорес, бабушка Кейлин, обсуждали что-то сидя на светло-розовом диване. Этот особняк вообще никак не ассоциировался с Кейлин. Синие подушки на розовом диване, огромное фортепиано у стеклянных дверей, ведущих в оранжерею. Украшенный деревянными балками потолок со встроенными светильниками и светло-коричневые, почти оранжевые полы. Даже ее комната в нежно-постельных тонах говорила о том, что Кейлин здесь бывает не часто. Здесь нет ничего от нее. Разве что несколько платиновых пластинок, висящих на стене, которыми она любуется часами. Она дочь отца, от которого унаследовала стиль и любовь к музыке. На Оуэна Колдуэлла уже сейчас смотрят как на будущую легенду.

- Мне никогда не нравился этот заносчивый мальчишка. – Долорес протянула Лукасу чашку с кофе. – Слишком много о себе мнит. Кейлин он совершенно не подходит.

- Тут ты права, бабуль. Ей нужен мужик со стальными яйцами, - рассмеялся Лукас.

- Уж не знаю, за что тебя попенять. За такое откровение при даме или за нелепый комментарий в сторону этой же дамы.

Они вместе рассмеялись.

- Картер, - при виде меня Долорес улыбнулась шире. У этой семьи есть особенность – выглядеть намного моложе своих лет, не прибегая к услугам пластических хирургов. – Выпей с нами кофе, дружок.

- Нет, спасибо бабуль, - без улыбки поддел ее я. Долорес мне нравилась. Она всегда была настоящей. Она не смотрела на меня так, мать Кейлин и Лукаса. – Мне нужно бежать.

- А как же наши планы? – возразил Лукас.

- Вечером я буду на месте, но сейчас мне нужно в студию.

- Ох, ладно, - пробурчал Лукас.

- Ты не против, если я уеду на твоей машине, а ты поедешь с Кейлин?

- Только если я поведу.

- Об этом даже не мечтай, - Долорес коварно улыбнулась.

Я помахал в воздухе рукой, и Лукас закатив глаза, кинул мне ключи от «Бьюика».

- Не опаздывай, - крикнул он мне в спину.

- Напомни об этом себе.

Опоздания, как раз были по части Лукаса.


* * *

«Один тебя защищает, второй трахает».

Я не считал себя злым человеком, но во мне никогда не было такого огромного желания убить, как сейчас. Даже когда Брэдли целовал ее и лапал в моем присутствии, я так живо не представлял его смерть как сейчас.

Что он знал? Откуда? Кейлин ни за что бы ему ничего не рассказала. Я знаю ее. Возможно, это его ревность заставила так сказать. Я всегда ловил на себе его косые взгляды. Этот пижон с уложенными волосами и Кейлин… С виду они были хорошей парой. Больше для таблоидов. Но не в стиле Кейлин встречаться с такими парнями. Тем не менее, она была с ним два года.

Дорога от Ла Хойи до дома была достаточной длинной, чтобы я смог немного остыть. Я оставил «Бьюик» Лукаса в гараже и вошел в дом.

- Сэм, отец дома?

Дворецкий улыбнулся, продемонстрировав безупречные зубы, и деловым тоном ответил:

- Да, сэр. Мистер Холмес в бильярдной с мисс Санчес.

Еще одна кандидатка на роль нашей мачехи.

- Спасибо.

Я прошел большой светлый холл и гостиную, по которой сновала прислуга. За темной дубовой дверью я услышал женский смех. Не думаю, что отец разозлится, если я войду без стука.

- Картер, - сказал отец, опираясь на кий. Казалось бы, при виде меня, на его лице отразилось облегчение.

Мисс Санчес как раз разбивала, когда я вошел. На ней было слишком короткое платье и огромный вырез на груди, открывая взору темную загорелую кожу. Она была красивой женщиной мексиканского происхождения. Она приветливо улыбнулась и проворковала, глядя на отца:

- Твой отец снова меня обыграл.

- Мой отец победитель во всем, - ответил я.

- С этим не поспоришь. – Она снова расплылась в улыбке. – Я оставлю вас ненадолго.

- Что за взгляд? – спросил отец, глядя на меня. Я и сам не заметил, как улыбнулся краем губ.

Кроме денег, Джек Холмес обладал впечатляющей внешностью. Мисс Санчес не единственная женщина, бывавшая у него в постели, но так же она и не единственная, кто спит и видит себя хозяйкой этого дома.

- Какой? Она красивая.

-Да ну, - отец прищурился. – Ты так говоришь обо всех моих женщинах.

- Я не вправе лезть в твою личную жизнь.

- Ну, Лукас все время мне устраивает кастинги, - улыбнулся он.

Я пожал плечами, глядя в большое двустворчатое окно. Оно было затененено каркасом крыш и пальмами, что делало бильярдную комнату слишком темной.

- Сынок, ты имеешь полное право лезть в мою личную жизнь. Ты мой сын.

Ему постоянно приходилось напоминать мне, что я такая же часть его жизни, как и Лукас. Дело бы не в том, что я это отрицал. Они были моей семьей, и другой мне не нужно. Я помню только деда, но очень смутно, а погибших родителей в ужасной авиакатастрофе, совсем нет. Меня приняли как родного и воспитали с той любовью, какую мне и давали родные. Возможно даже больше.

И я был благодарен. Всю свою жизнь. Отец не стал меня попрекать тем, что я решил посвятить свою жизнь искусству. Хотя я знаю, он хотел бы, чтобы я работал в его компании вместе с Лукасом.

Возможно в какой-то миг, он тоже думал, что не имеет права лезть в мою личную жизнь. У меня были свои деньги, из которых он не взял ни цента, пока воспитывал меня как сына. Но это вряд ли. Скорее всего, он боялся, что я уйду. Были моменты, когда я хотел. Но отец и Лукас не имели к этому никакого отношения.

- Так и есть, - подтвердил я. – Не каждому повезет услышать такое от отца. Обычно, родители говорят обратное.

Отец положил на стол кий и подошел ближе.

- Ты бываешь все реже и реже дома.

- Прости, папа. Я много работаю.

Он улыбнулся.

- Саймон бы так тобой гордился.

При упоминании деда, во мне что-то дрогнуло. Уснувшая детская любовь к старому и доброму человеку, чью фамилию я до сих пор носил вместе с фамилией Холмес, все еще теплилась, глубоко спрятавшись в подсознании.

Кивнув отцу, я сказал:

- Мне нужно работать… я приехал сказать, что не могу не успеть на сегодняшний ужин.

До этого расслабленное лицо отца сменилось разочарованием. Он провел рукой по своей бородке и цокнул языком:

- Я вижу, как ты отдаешь всего себя тому, что любишь. Это верно и я это понимаю. Но не стоит при этом отдаляться от близких людей.

Я снова кивнул и вышел.

Проходя по холлу второго этажа, я остановился у двери, соседствующей с моей комнаты. Не удержавшись, я открыл дверь. Сотни раз я бывал здесь с ней или без нее. Здесь был ее дом. Здесь все говорило о том, что здесь живет Кейли.

Большая и уютная комнате была полностью в ее вкусе: темно-фиолетовые стены, множество арочных окон. Посреди комнаты большая кровать, заправленная бельем в тон стен. У электрического камина стоял стеклянный стол на черных резных ножках, на котором лежали книги Джорджа Мартина, - любимые книги Кейли. Она обожала историю и археологию. Любила читать псевдоисторические саги.

Кейли не была похожа на других. Она с детства не любила мультфильмы. Когда мы с Лукасом усаживались за телевизор с горой чипсов, она уходила в сад играть одна, очень разозленная и обиженная.

Я всегда шел за ней.

Потеряв родителей и деда, я обрел новую семью. Но судьба все равно обошлась со мной жестоко, подкинув мне в качестве «сестры» ее.

Голубые глаза и солнечные волосы сводили меня с ума. Я сам не осознавал, как влюблялся в нее все эти годы. В эту маленькую, капризную и странную девочку.

Ее любили все. Ее родители, Лукас, отец, я. Все старались опекать и защищать ее. Она была слепа по отношению своей семьи. Ее матери не нравилось, что я появился в их жизни, но Кейли этого не видела. Ее родители были полностью поглощены друг другом, и их общая дочь была для них чем-то вроде трофея. Они не знали, что у нее нет друзей. Они хотели, чтобы она всегда была на виду. Поэтому уговорили остаться в Сан-Диего. Она не могла отказаться от перспективы жить в одном городе с Лукасом и мной. Это было ее больным местом.

Она носила розовые очки, думая о том, что мой отец и ее мать хорошо расстались и до сей поры дружат. Это было не так. Лукас рассказал мне, что мать просто бросила его и отца, сбежав из дома с определенной суммой.

Кейли этого не знала. Ей лгали, и это было не справедливо. Лукас запретил мне рассказывать ей что-либо. И я молчал, просто не имел права рассказывать.

Но, не смотря на все это, Кейли не выглядела жертвой в моих глазах. Она была так эгоистична и упряма. Так красива и амбициозна. И я так ее любил за это.

Еще раз, оглядев комнату и кинув взгляд на кровать, которая отпечаталась в моем разуме. Точнее, образ, который не покидал меня ни на миг, я вышел и прошел к себе.

В своей спальне, идентичной лофту, я принял душ и отправился в студию. Я купил этот лофт, чтобы работать. Чтобы он стал для меня убежищем. Но вышло так, что он стал нашим убежищем. Даже здесь была Кейли. Она была повсюду. Ее вещи, ее запах. Она забралась под кожу и текла в моей крови. Она стала смыслом и музой.

Она стала всем.

Я ни с кем об этом не говорил. Ни с отцом, ни с Лукасом. Лукас бы разочаровался. Он так долго строил крепость вокруг Кейли, оставив меня главным стражником, что узнай он правду, быстро бы сломался. Он не был наивным, но я не сомневался, что если бы у Лукаса было хоть малейшее подозрение на наш счет, он бы не стал молчать.

Лаундж-зона была очень светлой, полностью залитой солнцем. Я оттащил с середины кожаные кресла и диван. На их месте я поставил мольберт и барный стул. Усевшись напротив белоснежного холста, я нашел на стереосистеме You Me At Six «Bite My Tongue (feat. Oliver Sykes)», и покачиваясь в такт песни, уставился на холст. Кирпичные стены темного оттенка играли с моим разумом, рисуя различные образы. Рука сама коснулась бумаги и дальше я уже не чувствовал ничего, кроме удовлетворения. Не слышал ничего, кроме музыки.