– Значит, ты живёшь за тем углом, – он указал на угол здания, в котором я неожиданно распознала знакомые черты. Мы и вправду были в каких-то двухстах метрах от моего дома.

– Но… Откуда ты знаешь? – я машинально напряглась.

– Ты указала свой адрес, когда записывалась ко мне на приём в первый раз. Вообще-то, я весь вечер думал, что мы целенаправленно движемся в сторону твоего дома, разве нет?

Точно, я и вправду заполнила графу со своим адресом.

– Эммм… Нет, я не думала об этом. Но, раз уж мы уже здесь, я, пожалуй, пойду домой.

– Не буду тебя провожать. Мне ещё нужно такси поймать, да и пораньше лечь спать не помешало бы. Ты ведь найдёшь сама дорогу? – Роберт заинтересованно посмотрел на меня, и его слова как рукой смахнули с меня мимолётное напряжение.

– Да, конечно, – издала второй за последние пять минут облегчённый выдох я, скупо улыбнувшись в ответ на улыбку собеседника. – Пока.

– Пока.

Я уже переходила пустынную узкую дорогу, выложенную брусчаткой, когда он меня окликнул:

– Эй, кошка!

– Что ещё? – обернувшись, спросила я, даже не заметив, что откликнулась на слово “кошка”. Роберт уже держал у своего уха телефон, в явном намерении вызвать недавно упомянутое им такси.

– Просто хочу утолить своё любопытство, вдруг больше никогда с тобой не увидимся. Это правда, что у тебя татуировка в виде дракона?

– Та, которая от ключицы до ягодицы? – широко усмехнулась я, мгновенно вспомнив болтливую Карлу. – Нет, не правда.

– Жаль. Тебе бы пошло.

– Мне всё идёт, что запретно, – развернувшись, я вытянула пострадавшую руку над головой и взмахнула ей, на сей раз не останавливаясь и не сбавляя шага.

Глава 68.

Входя в подъезд, я думала лишь о том, что выпила слишком много пива, отчего мой мочевой пузырь теперь буквально разрывался. Однако я мгновенно забыла о своём ноющем мочевом, когда увидела, как миссис Адамс перебегает из своей квартиры в открытые двери обычно пустующей квартиры напротив, которая, по идее, принадлежала таинственному мистеру Кембербэтчу, славящемуся в нашем подъезде кочевым художником, которого, из-за его бродяжнического образа жизни, за полтора года своей жизни в этом доме я так ни разу и не увидела. Может быть это и не показалось бы мне настолько странным, если бы миссис Адамс не передвигалась подозрительно поспешно и на ней не было расшитого золотом шёлкового халатика сапфирового цвета.

Что ж, хорошо, что меня никто не заметил, иначе ситуация могла бы сложиться неловкая.


…Уже сидя на унитазе, с облегчением освобождая свой организм от избытка жидкости, я вспоминала слова миссис Адамс о том, что бóльшую часть своей жизни она прожила в счастливом браке, который оборвался вместе с уходом её мужа в лучший мир. Но, если этот брак был таким счастливым, как рассказывала мне сама миссис Адамс, неужели после его окончания возможно было найти другое счастье, пусть даже минутное, но в другом человеке?

Конкретно в этот момент, продолжая сидеть на унитазе и сверлить взглядом рисунок на напольном кафеле, я даже мысли не допускала о том, что нечто подобное возможно в моей жизни. Моя жизнь была закончена вместе с жизнью Робина. Точка. Оставалось только дождаться нашей встречи в лучшем мире и, думаю, если мне там случайно встретится мистер Адамс, мне не стоит говорить ему о том, что миссис Адамс смогла оставить позади свои лучшие годы с ним. Хотя, думаю, узнай я о том, что Робин на той, “лучшей стороне”, нашёл своё новое счастье в образе духа какой-нибудь прелестной девушки, я бы не разозлилась на него…

Меня словно молния поразила и сердце внезапно кольнуло! Оу!.. Нет!.. Неужели он теперь “там” развлекается в обществе Флаффи?!..

Я резко дёрнула туалетную бумагу, хотя она мне была не нужна.

Что ж, если Робин и вправду после своей смерти повстречался с Флаффи, думаю, что это справедливо. В конце концов, мы оба знали, что он продолжал любить её образ, и она была матерью его детей… Да, пусть они будут “там” вместе. Им есть что обсудить. Жаль только, что вместо того, чтобы появиться “там” вместе с Робином под ручку, я намертво застряла “здесь”, и теперь, сидя на унитазе, вынуждена смиряться с тем, что Робин сейчас находится в обществе Флаффи. Да, я была не против, да, я даже хотела, чтобы они “там” пересеклись, но что насчёт меня?.. Если он вновь с Флаффи, тогда как же я буду “там” без него, когда “туда” явлюсь?..

Не знаю, до какой бы степени я развила весь этот бред, не услышь я, как рядом в детской комнате заплакал один из малышей. Прежде, чем я заставила себя отреагировать, я услышала шаги в комнате мальчиков и сразу же вспомнила о том, что Мона сегодня осталась ночевать у меня.

С облегчением выдохнув, я продолжила бесцельно разрывать на мелкие клочки рулон мягкой туалетной бумаги.


Март выдался тёплым, однако последовавший за ним апрель был холодным и промозглым, и в последний свой день не собирался рассеивать мрачную пелену серости, наброшенную непробиваемым полотном над Британскими островами. Последние две недели апреля дожди были проливными и холодными, ночами температура резко падала. По утрам, из-за полного отсутствия солнечного света на тысячи миль вокруг себя, мне не хотелось вылезать из-под одеяла. Идеальная обстановка для развития весенней депрессии, которую я всячески пыталась отодвинуть от себя в сторону, лишь бы Полина снова не заподозрила неладное и вновь не заговорила со мной о “сезонном” посещении психологов, которых сама шарахалась, словно огня.

Что касается самой Полины, с ней было всё так же просто, как одновременно и сложно. Гремучая смесь противоположных понятий. Я чувствовала, что она одинока, но ничего не могла с этим поделать. Никто кроме её самой не мог. И всё же присутствие в её жизни Тена и Джоуи смягчали удары её одиночества. С середины февраля Полина периодически брала мальчиков к себе с ночёвками, иногда забирая вместе с ними и меня. Не то чтобы она не уговаривала меня регулярно, просто зачастую мне удавалось отвертеться от этих ночёвок, хотя мой мозг и кричал о том, что и мне, и детям, и Полине было бы лучше, если бы я была с ними, а не запиралась в своей спальне с бутылкой виски всякий раз, когда Полине не удавалось меня затащить к себе, а это случалось минимум один раз в неделю.

…Не то чтобы я начинала спиваться, просто стала выпивать заметно больше, чем это случалось до смерти Робина. Возможно, по мне этого не было заметно только потому, что я пять дней в неделю самоуничтожалась на силовых тренировках с гантелями, из-за чего физически я выглядела не просто здоровой, но даже пышущей силой, однако с душой у меня происходило откровенно что-то неладное…

Ежедневное общение с Полиной, будь то встречи с глазу на глаз или обыденные телефонные звонки, не просто укрепило нашу связь – оно сделало из нас самых настоящих подруг. Обычно такие отношения не заводят во взрослые годы, только в детстве, когда дружба способна на нечто большее, чем на банальные, дурацкие принципы… Между мной и Полиной не осталось таких принципов. Только сила. Она нас объединяла ещё до того, как у нас появилась общая боль от утраты Роба.

…Сегодня, в последний день апреля, я пережила десятый за последние семьдесят пять дней плевок в душу. И дело было не в том, что я ранимо отношусь к гендерному неравенству, а в том, что на меня, давясь слюной, смотрели далёкие от приличий “финансовые тузы”.

О том, что я, оказывается, после смерти Робина стала завидной “молоденькой вдовой”, я впервые узнала в середине февраля, когда на моей встрече с пятидесятилетним польским бизнесменом, на которой должны были обсуждаться вопросы финансирования моего футбольного клуба, вложить деньги в который я хотела его убедить, этот овод завёл разговор о своём одиночестве и моей красивой фигуре. О том же, что всё плачевно, я поняла даже не после второй подобной встречи, в конце которой известный политик едва не схватил меня за задницу, не смотря на то, что я не просто была одета в строгий костюм от Джорджевич, но и не давала ему ни малейшего намёка на возможность подобного поведения… В общем, я поняла, что всё отвратительно плохо после того, как в самом начале третьей подобной встречи тридцатипятилетний владелец сети отелей на Скандинавском полуострове прямо сказал мне, что у меня будут серьёзные проблемы с вопросом финансирования моего футбольного клуба, так как все толстосумы, включая и его самого, в первую очередь видят во мне “одинокую и нуждающуюся в покровительстве красоту”. Ещё он сравнил меня с “вещью”, которую сразу после того, как она стала “ничейной”, многие захотят заполучить в свою “коллекцию”. Наверное, он рассчитывал получить от меня в ответ на свою честность мою лояльность, но в ответ он получил от меня лишь залитый моим вином его стейк и виртуозно испорченное настроение в придачу.

И всё же “отельный промышленник” был единственным, кто сходу и без зазрения совести сказал мне правду. Последующие после него семеро кандидатов спонсоров тоже не скрывали того факта, что взамен на свои деньги желают заполучить не только кресло в клубе, но и место в моей постели, так что в итоге я ни с одним из них так и не рассталась на хорошей ноте, а одного даже довела до нервной дрожи, пообещав рассказать его действующей супруге о его намерениях завести, как он выразился, “третью по счёту, но первую по значимости спутницу”.

Сегодня я встречалась с сорокалетним нефтяным магнатом арабского происхождения, который в середине нашей встречи, на мою речь о перспективах футбольного клуба, в который я предлагала ему вложиться, ответил словами о том, что мой клуб похож на его гарем, вот только в его гареме не хватает старшей наложницы. На мой вопрос о том, что он имеет ввиду, он прямо предложил мне стать его “на-лож-ни-цей”, после чего, по его словам, мой клуб должен будет превратиться из “никому неизвестной жемчужины в сияющий на весь мир бриллиант”. Конец обеда наступил в его середине. Бросив льняную салфетку прямо в блюдо своего собеседника, я молча встала и вышла из “Kitchen W8” с мыслью напиться этим же вечером, но мои планы нарушила Полина.