– Считаю, что для женщины курить – моветон, – не притрагиваясь пальцами к своей сигарете, Полина ловко стряхнула с неё пепел в уже давно переполненную пепельницу.

Обычно пепельницу чистила Мона, как и прибиралась в доме, и готовила еду, но иногда она слишком уматывалась с детьми и забывала о невидимой для меня пыли на подоконниках или пепле в моей пепельнице.

Я официально вернулась к привычке курения. Только если прежде я могла выкурить пару-тройку сигарет в неделю, теперь я курила каждый день, минимум по одной сигарете в сутки.

– Ты ведь знаешь, что не тебе меня судить, – положив свободную руку в карман джинс, глухо произнесла я.

Единственная родственница Робина, не считая его ребёнка, спящего сейчас наверху, могла бы казаться мне тонкой нитью, связывающей меня с невидимой душой моего сердечного друга, но Полина мне таковой не казалась. Скорее она могла быть ответвлением моей собственной души, чем представителем его.

– Знаю, зеленоглазка, оттого никогда тебя и не судила…

Сказав это, Джорджевич поднялась со своего кресла и ушла в тень прихожей, словно скрывалась от яркого света, исходящего из кухни из-за моей спины. Ещё спустя полминуты я услышала, как захлопнулась входная дверь, а ещё через несколько секунд различила отчётливый звон тишины в своих ушах. Ещё одна проблема, о которой я предпочитала молчать.


Отойдя от колыбели Джоуи, я уже пять минут не находила в себе сил, чтобы оторвать взгляд от спящего личика Тена. Смотря на этого ребёнка, я не могла поверить в то, что столь сильная схожесть вообще возможна в природе. Ну не может ведь ребёнок быть настолько похожим на своего отца, как похож этот! Передо мной словно лежала мини-копия Робина, снятая при помощи 3D-принтера. Странное ощущение…

Опустив пустую бутылку из-под пива на пол, даже не задумываясь над тем, что завтра её здесь найдёт Мона, я простояла над колыбелью Тена ещё несколько минут, упрямо упираясь руками в бока. Ни он, ни его брат о Робине даже не вспомнят. Не станет меня – забудут и меня. Но это не страшно, в отличие от того, что в их памяти не сохранится образ Робина. Ведь он их отец, я же для них никто.

Запрокинув голову, я начала вслушиваться в тишину и с облегчением слышала едва уловимое детское сопение. Если повезёт, они не проснутся до утра, а если не повезёт, тогда мне придётся выбирать между тем, подниматься ли мне на их призыв или оставаться в постели. Я давно уже разучилась всегда делать правильный выбор. Радионяня в моей комнате давно заглохла, и я даже не думала возобновлять её функциональность. Она просто стояла на прикроватной тумбочке Робина, словно вросла в её столешницу. Зайди в спальню Полина или Мона, и они сразу бы поняли что к чему. Приёмник был настолько запылён, что можно было с точностью утверждать, что я не притрагивалась к нему с момента ухода Роба. Но никому об этом знать было не нужно. Да, я постепенно теряла остатки материнского налёта, который так усердно наносила на себя ради Робина, но делиться этим я ни с кем не собиралась. Я всё ещё оставалась матерью Тена и Джоуи Робинсонов, миссис Ташей Милитари Робинсон…

Я всё ещё стояла посреди детской спальни с запрокинутой головой. Жмурясь, я пыталась расслышать дыхание детей, но оно словно ускользало от меня. Тишина-тишина-тишина-звон… Звон… Шёпот… Слова… “Шепчущая” колыбельная Робина…


“Тише… Тише… Тише…

Ты моих слов не услышишь…

Ты моих глаз не увидишь…

Ветер гуляет по крышам…

Слышишь как тянется выше?..

Завтра увидимся… Тише…

Хочешь, окутаю тайной?..

Хочешь, спою тебе славной

Иволгой севшей на крышу,

Мимо летящей случайно…

Тише… Пожалуйста… Тише…

Встретимся мы на рассвете,

Мы переспим эти ночи…

Мы на одной на монете,

С разных сторон, но “до встречи”…”


Боль.

Глава 57.

Убийцу не задержали. Не смотря на то, что это произошло в самом центре Лондона.

Робин вышел из кафетерия, в котором, почему-то, просидел в одиночестве целых полчаса. Когда он вышел на тротуар и уже направлялся к своей машине, в него с десяти метров выстрелил какой-то байкер, лица которого, естественно, невозможно было рассмотреть ни с одной из видеокамер, расположенных поблизости.

Люди не сразу поняли, что именно произошло, так как неизвестный использовал глушитель. Прохожие подумали, что у Роба сердечный приступ, Роб же и вовсе ничего не успел понять или почувствовать. Врачи утверждают, что смерть была мгновенной, пуля попала прямо в сердце… Впоследствии всё, что удастся выяснить о стрелявшем – это то, что он скрылся с места преступления на украденном байке и что, очевидно, отличается меткостью. Попав прямо в сердце Робина, он остановил моё. Будь у меня шанс, и я бы не дрогнув, безо всякой анестезии вырвала собственными пальцами из грудной клетки этого урода его ещё бьющееся сердце. Специально нарастила бы дурацкие и модные в этом сезоне острые ногти, чтобы клочками рвать его плоть… Его душераздирающие вопли стали бы лучшей мелодией для моего слуха… Но у следствия не было даже приблизительных зацепок, ни единого подозреваемого.

Все входящие и исходящие звонки на телефоне Робина были проверены, все аккаунты в социальных сетях и все его контакты… Ничего. Возможно Роб кого-то ждал тем утром в том кафе, но никто не пришёл. Или пришёл?.. Все присутствующие в тот день в том кафе, все случайные прохожие, все кто видел его тем утром были опрошены. Или не все?..

…Посмертное письмо от Робина я получила вместе с его завещанием. Само наличие этого письма свидетельствовало о том, что Роб предвидел то, что с ним могло произойти и в итоге произошло. Но как?!.. Как я не заметила этого?!.. Как я могу до сих пор считать, будто в его поведении не было ничего подозрительного, более того, утверждать, что он был абсолютно точно счастлив?!.. Тогда откуда посмертное письмо?!.. Счастливые люди не пишут посмертных писем…

В завещании Робин оставил Тену нашу квартиру, которую тот будет иметь право получить в своё распоряжение достигнув двадцати одного года от роду, и банковский счёт, на котором лежит сто тысяч долларов, доступ к котором Тен получит по достижении своего двадцать пятого дня рождения. Что касается Джоуи, ему Роб оставил семьдесят тысяч долларов на его двадцатипятилетие. Весьма впечатляющее наследство, как для ребёнка человека, разрушившего его счастье.

Робин всё-таки вписал имя Джоуи в своё завещание. Да, его доля была значительно меньше доли Тена, но кто мог судить Робина за это? Никто. Он сделал так, как посчитал нужным, и я горжусь его решением…

Полине отошли семейные реликвии, фотографии и прочие важные для фамилии Робинсон вещи. По словам юриста Робина, Роб счёл, что Полина не нуждается в его деньгах. Позже, за оказанную ей Робином честь, Полина вслух его поблагодарила, положив руку на его ледяной могильный камень.

Мне Робин тоже кое-что оставил. Квартиру, которую впоследствии я должна была передать Тену, свою машину, тридцать тысяч долларов на счету, то есть примерный прожиточный минимум на ближайшие пару лет, и футбольный клуб, прибыль от которого, подойди я правильно к его управлению, могла бы обеспечить меня на всю оставшуюся мне жизнь.

А ещё он оставил мне посмертное письмо. Самое ценное, что мог оставить, и то, чего не оставил другим. И оно, и завещание были составлены, и заверены за сутки перед его убийством. И хотя юрист Робина говорил мне о том, что все богатые люди имеют хорошую привычку оформлять официальные завещания, и что первое завещание Робина было составлено им ещё в двадцатилетнем возрасте, меня не отпускала эта мысль… Почему он вдруг решил изменить своё изначальное завещание как раз накануне своей гибели?.. Почему вдруг написал письмо?..

…Всякий раз перечитывая оставленное мне Робом послание, я немо рыдала над бокалом виски или бутылкой пива. На трезвую голову я его прочла только в первый раз. Больше не смогла и не хотела. Вливая в себя алкоголь, я читала это письмо по два-три раза в месяц, каждый раз проходя через такие страшные муки, какие могла пожелать только тому, кто остановил моё сердце.

Я перечитывала его не потому, что была мазохисткой. Будь моя воля, я бы спрятала это письмо в чугунном сундуке и навеки закопала бы его в земле, но я не собиралась создавать столь горестную капсулу времени и слишком сильно надеялась на то, что, прочитав письмо вновь, смогу заметить в нём хотя бы намёк на то, что именно повлекло собой нашу смерть, но вновь и вновь я не находила в нём ни малейшей зацепки. Только боль, пульсирующую в моих глазах ровным крупным почерком Роба…


“Привет, Таша. Ты не представляешь, как мне жаль, что ты держишь это письмо в своих руках. Перед тем, как его составить, я вспомнил наш случайный разговор на острове Мэн. Тогда он ничего не значил для меня, но теперь, когда я пишу это письмо, я считаю, что это, возможно, был один из самых важных наших разговоров. Анализируя его, я пересмотрел сроки. Помнишь, ты давала мне три месяца? Теперь я высоко ценю то, что ты дала мне лишь девяносто дней. Но и в тот момент, и сейчас, я был и остаюсь эгоистичнее тебя. Тогда я давал тебе шесть месяцев, сейчас же, хотя и надеюсь на то, что тебе не придётся читать это письмо, я даю тебе пять. Прости, не могу дать тебе меньше. Я реалист. Как бы сильно мне не хотелось, чтобы ты пришла в себя уже спустя девяносто дней, всё же я сомневаюсь, что тебе будет достаточно даже пяти месяцев, но мне хочется надеяться…

Знаю, я не могу тебя об этом просить, но, если сможешь, присмотри за Теном и Джоуи, если этого вдруг не смогу больше делать я. Ни в коем случае не воспитывай их в роскоши, огради их от сильных материальных зависимостей, попытайся воспитать их если не в бедной обстановке, тогда не выше среднестатистической. Ты ведь знаешь, что моё детство не было усыпано бриллиантами, так что не суди меня строго, из-за столь радикальных взглядов… Я хочу, чтобы они знали цену деньгам, чтобы знали цену добра и зла, чтобы умели жить не только ради себя. До тех пор, пока не наступит время, ни Тен, ни Джоуи не должны узнать о наследстве, которое я им оставил. Необходимо, чтобы до вступления в права наследования они научились зарабатывать своим трудом, не рассчитывая на помощь со стороны. Не факт, конечно, что те вложения, которые я оставлю для них, за два десятилетия не обесценятся, но почему бы не попробовать?.. И если я не уверен в том, что смог обеспечить им материальное будущее, я с уверенностью делаю ставку на то, что они всё-таки получат качественное воспитание и таким образом в любом случае не останутся ни с чем.