– Чтобы привязать женщину к себе, – невозмутимо пожал плечами Байрон, после чего меня вдруг осенило.

О чём-то подобном, нет, конкретно об этом меня когда-то и предупреждала Глория Олдридж…

И здесь я начала холодеть от мысли о том, а не попытался ли в своё время намеренно сделать со мной нечто подобное другой мужчина, имя которого в эту самую минуту мне не хотелось воспроизводить даже мысленно.

– Да, но у нас с Робином платонические отношения, – сжала кулаки на барной стойке я.

И чьей только идеей было соорудить в подвале домашний бар?! Если идея принадлежала Байрону, общество могло бы признать его гением, но если эта идея принадлежала Нат, едва ли её не оклеймили бы пьянчужкой. Грёбаное неравенство по половому признаку! Но реальность не изменишь: женщина в итоге корчится от нечеловеческой боли во время родов, мужчина же зачастую даже не подозревает о рождении новой жизни, которой дал толчок именно он. В жопу равенство, просто дайте мужчинам испытывать ту же боль в процессе рождения своего ребёнка, которую испытывает женщина, в своё время достаточно сошедшая с ума, чтобы разрешить кому-то себя оплодотворить!

– Платонические платоническими, – тоже заплетающимся языком начала огневолосая, – однако Робин мужчина из плоти и крови, и в постели он физически тебя любит – не забывай об этом.

Я нахмурилась от внезапно прозвеневших в моей голове слов Роба: “…Я бы умер, но ни за что бы не изменил тебе, так почему, по-твоему, твоя жизнь в нашем равноправном союзе должна стоить дороже?!”. Слова явно “не платонического” партнёра.

– Но суррогатство!.. – не отступала я. – Это просто… Просто… Невыносимо!.. В отличие от меня, Робин абсолютно здоров, так почему он должен прибегать к способу зачатия, который придуман человеком, а не природой!.. Нет, я отрицательно отношусь к суррогатному материнству… И это категорично… Помещать мою яйцеклетку в организм другого живого существа… Женщины… Это… Это… Это противоестественно!.. Неправильно… Да мне даже противно!.. Если жизнь решила, что у меня не будет детей, так тому и быть, и я готова продолжать жить с этой ношей… Но чтобы оспаривать решение судьбы подобным способом… Даже с учётом того, что я абсолютно уверена в том, что моя максимально проблемная яйцеклетка не сможет оплодотвориться даже искусственным путём, так как у меня есть все доводы, чтобы быть в этом уверенной наверняка, я всё равно, даже зная о заблаговременном провале, не позволила бы никому извлечь из меня мою яйцеклетку, чтобы изнасиловать её сперматозоидом Робина!..

– Но он ведь твой муж, – заметила Нат.

– И что?! Теперь я обязана жить попытками оплодотворения?! Я не обязана… Может быть у меня вообще психологическая травма после того выкидыша?! В конце концов, сколько прошло?.. Семь месяцев?! Никому здесь не кажется, что срок слишком маленький, чтобы требовать от меня подобного?! Да и вообще я не уверена в том, что о подобном меня можно будет просить даже спустя десятилетия!

– Согласна… – уверенно кивнув и сжав кулаки на своих коленях, поджала губы Нат.

– И я согласен, но… – в этом “но” Байрона отразилось нечто заранее назидательное. – Ты тоже перебрала в этой истории. Со своей стороны ты проявила к Робину некоторое безразличие, предложив ему переспать с другой женщиной, пусть даже только ради зачатия… Секс с другой – это секс с другой, как это не обзывай: изменой или поступлением моральными принципами ради счастья партнёра по браку. Тебе стоит это понять, если ты хочешь помириться со своим мужем.

Я смотрела на Байрона всё ещё широко распахнутыми глазами. Хочу ли я?.. Да!.. Конечно… Наверное…

Я провела рукой по волосам. Нет, я не была способна здраво мыслить в этот самый момент, и одно только то, что я это сейчас осознавала, делало честь моему умению вливать в себя крепкие горячительные напитки.

Так дело не пойдёт. Мне необходимо выспаться…


Коко и Олаф разошлись. Потом, правда, они сошлись, да и расходились они всего на два дня, во время которых Коко жила в нашем “спичечном коробке”, однако факт оставался фактом. Даже идеальные отношения не идеальны. Кажется именно эту мысль пытался донести до меня Байрон, прежде чем передал меня Руперту.

Я проспала весь день, а когда проснулась, поняла, что перед сном явно неплохо накидалась. Нат сразу же протянула мне шипучку от головной боли (которой нужно отдать должное: она и вправду справлялась с поставленной перед ней задачей обезвредить самоуничтожение моего головного мозга), однако особенно сильно мне не полегчало. И дело было не в головной боли или неприятном привкусе во рту. Дело было в скребущих на душе и противно завывающих кошках.

Проснувшись, я уже знала наверняка, что хочу помириться с Робином. Вот только за руль мне садиться было нельзя.

Мне повезло, что Руперт как раз собирался в Лондон к Пени и Мартину. Он навестил своих родителей, у которых этой ночью оставил Рэйчел с Барни, выспался и теперь рвался обратно к своей возлюбленной в роддом.

Значит, Байрон уверен в том, что идеальных отношений не существует?.. Он забыл о Руперте и Пени. Переселись душа Пени в тельце хомячка, Руперт бы лелеял этого грызуна до скончания своих лет, потому как хомяк бы по-любому пережил его только из-за жалости к самоотверженным попыткам этого мужчины продлить жизнь зверушки, которая в природе не должна жить дольше трёх лет, а у Руперта не должна скончаться вплоть до девяностолетия…

По дороге в Лондон мы не много говорили. В основном говорил Руперт, хотя он, как и я, обычно предпочитал молчать и даже порой отличался своей немотой, как бы иронично это не звучало. Однако он только сегодня ночью стал многодетным отцом, так что, по-видимому, на ближайшие пару суток он позволил себе развязать язык, и вместо трёх односложных предложений, как это бывало обычно, в следующие полчаса я услышала точно не меньше тридцати многосложных.

Родительство меняет…


Руперт проводил меня до подъезда и, зачем-то, хотел провести меня вплоть до двери моей квартиры, но я отказалась, а он знал, что одного моего “нет” достаточно, чтобы оставить всяческие попытки. По-видимому, он заметил, что я всё ещё немного пошатываюсь при ходьбе, да и шаг у меня внезапно стал заметно медленнее обычного, отчего и решил вдруг проявить родственную заботу, но это было не к чему.

Вяло, даже не стараясь придать голосу подобия бодрости, я поздоровалась с миссис Адамс, даже не задержавшись, чтобы пожать лапу мистеру Кембербэтчу. Не то чтобы мне было всё равно на этого котика, просто я не хотела, чтобы он или миссис Адамс случайно уловили исходящий от меня запах алкоголя, который, как мне казалось, тянулся за мной осязаемым шлейфом, хотя на самом деле, как утверждал Руперт, а он никогда мне не врал, я издавала весьма неприметный аромат, как для человека, накануне накатившего ирландского скотча так, словно тот был водой (а это уже были слова Байрона).

Я пыталась заходить в квартиру максимально тихо. Возможно Робин и услышал бы дверной щелчок, и то, как дверь, пусть и плавно, но щёлкнула с закрытием, и то, как я снимала с себя пальто, и стаскивала обувь с ватных ног, но он говорил по телефону в столовой и, судя по всему, на другом конце провода висела Полина. Я прислушалась.

– Нет, она не звонила… Её телефон недоступен, я уже раз сто пробовал… – остановившись на цыпочках посреди прихожей, я достала телефон из кармана джинс и едва удержалась, чтобы не выругаться вслух нецензурным словом. Вот ведь!.. Мой телефон всё это время был разряжен, а я этого даже не замечала! – Я уже звонил её родителям и Хьюи… Нет, естественно я никому ничего не рассказывал, они даже не догадываются… Это только наше дело, ты ведь понимаешь?.. Естественно я знаю, что у тебя язык за зубами, и всё же… Да… Да… Я знаю… Наверное стоит позвонить её подруге, Нат, или Руперту, вдруг она решила побыть с Пени?.. Ладно… Да, давай… Я сообщу тебе… Не переживай, я сам переживаю… Созвонимся.

Робин положил трубку и продолжил смотреть в окно, за которым густо разливались сумерки. Я же уже стояла всего в каких-то пяти шагах за его спиной, не решаясь издать даже шороха, отчего-то внезапно испугавшись своего обнаружения.

Что он скажет, когда обернётся?!.. Обвинит меня в эгоизме, безответственности, отсутствии уважения к нему или ещё в чём-то подобном, не менее болезненном и ужасном?.. Главное, чтобы не повысил тон… Я не вынесу, если он вновь сорвётся и перейдёт на крик… Он ведь никогда до сих пор не кричал… Да его вторым именем было “уравновешенность”! Это всё я виновата… Я довела его до такого состояния, заставила подумать, будто мне будет безразлично, если он вдруг переспит с другой женщиной ради зачатия ребёнка, будто мне безразличен он сам… И пусть первое было правдой, он никогда не был мне не безразличен. Никогда. Именно поэтому я и допускала первое, которое невозможно было бы без второго…

Как же всё вдруг запуталось!!!

Робин повёл плечом, и я вдруг почувствовала, как моё сердце стремительно улетает в пятку.

В следующее мгновенье, когда он обернулся, я едва не умерла от страха перед тем, что должно было произойти дальше.

“Только не оставляй меня”, – умоляющим тоном крутилось у меня в голове. – “Только не оставляй… Пожалуйста… Только не оставляй…”.

Я не могла сдвинуться с места, явственно ощущая, как моё тело начинает резко охлаждаться, но Робин сошёл со своей мёртвой точки мгновенно. Подойдя ко мне быстрым шагом, он крепко обнял меня за плечи и так сильно прижал к себе, что я едва не задохнулась от боли в грудной клетке, которую всё ещё разрывали своими острыми когтями кровожадные дикие кошки моего дикого внутреннего мира.

– Прости… – сжато выдавил он рядом с моим ухом. Я знала, что он зажмурился. – Прости меня…

– Прости меня, Роб… – мои глаза отчего-то вдруг зажгло, и я решила зажмуриться так сильно, как только смогу, только чтобы больше не чувствовать это треклятое жжение.

– Я сожалею, что так давил на тебя, – он сжал меня ещё сильнее, будто, не слыша самого себя, пытался меня раздавить. – Возможно мы когда-нибудь сможем решить этот вопрос, но не сейчас. Сейчас нам достаточно нас…