Я впервые увидел Её в Женеве. Стоял на террасе своего номера в отеле и рассматривал фотографию, выложенную Ирмой в инстаграм. Всего было десять фотографий, которые я в конечном итоге смутно запомнил, но фото, на котором Она падает с Дакара, врезалось в моё сознание таким ярким пятном, что я минимум трижды в сутки воспроизводил его в памяти.

Возможно со временем я бы и перестал думать о героине, решившейся оседлать Дакара, если бы не злосчастный звонок, заставивший меня оторваться от занудного общения с деловыми партнёрами. На мой новый номер телефона никогда не звонили номера, не состоящие в коротком списке моих контактов, поэтому я сразу попытался вспомнить, кому может принадлежать неизвестный мне номер, но понял, что это бесполезно, и поднял трубку.

– Слушаю, – коротко произнёс я, но в ответ получил молчание. – Я слушаю вас, – терпеливо повторил я, хотя и не был заинтересован в собеседнике, не способном начать диалог первым.

– Добрый день, – раздался чуть дрогнувший, но очень мелодичный женский голос. – Мистер Риордан, мы пока ещё лично не знакомы… Меня зовут Таша Палмер и я…

– Таша Палмер, – закрыв глаза и вспомнив фотографии Ирмы, на выдохе оборвал собеседницу я. – Я знаю кто Вы. Ирма выложила в инстаграм несколько фотографий с Вашим участием… Ваш полёт со спины Дакара получился очень красивым. Надеюсь Вы не ушиблись? – попытался быть любезным я, даже не задумавшись, почему Таша Палмер вдруг решила мне позвонить и как она вообще достала мой новый номер.

– Нет, благодарю за беспокойство, – неожиданно хихикнула она, и я не смог не отметить красоту её смеха, напоминающий собой звон колокольчиков. – К сожалению я Ваших фотографий не видела, но уверена, что Ваш тандем с Дакаром со стороны более фотогеничен… Эмм… Я звоню Вам по поводу Вашей дочери.

– По поводу дочери? – я не понял, что моя собеседница имеет в виду Ирму.

– Не переживайте, с Ирмой всё в порядке, – вдруг добавила она. – Я лишь хотела уточнить, действительно ли Вы разрешили ей посетить вечеринку с присутствием на ней до часа ночи? Я могу не переживать об этом?

С чего она вдруг взяла, что Ирма – моя дочь? Это заставило меня ухмыльнуться.

– Да, конечно, мы с ней договаривались об этой вечеринке. Можете быть спокойны – Вам не нужно контролировать её этим вечером, – почему-то решил подыграть я.

– Отлично… – запнулась девушка. – И ещё. Ирма потратила тысячу четыреста фунтов только на платье и туфли, и, судя по всему, это только начало. С этим всё в порядке? Не поймите меня неправильно, просто это мой первый опыт и я совершенно не в курсе того, какой именно суммой Ирма может распоряжаться…

– Всё в порядке, – на сей раз я не смог скрыть своей усмешки. – Пока она занята шопингом Вам ничего не грозит. Мне уже пришли оповещения о её покупках – я отслеживаю этот хаотичный процесс, так что можете не волноваться.

– Хорошо, спасибо Вам за внимание, – торопливо произнесла Таша.

– Не за что… Кто Вам дал мой номер? – когда я понял, что трубку по ту сторону преждевременно положили, я отстранил телефон от уха и ещё с минуту смотрел на дисплей своего потухшего мобильного.

Этим же вечером просмотрев сохранённые мной фотографии со страницы Ирмы ещё раз, я заказал на утро билеты до Лондона, с чего-то вдруг решив, что знакомство со служащим персоналом важнее трёх званных банкетов. Таша Палмер неожиданно стала для меня идеальным поводом проигнорировать мероприятия, которые меня совершенно не интересовали и которые всё же каким-то образом были важны для моего бизнеса. По факту, я преждевременно вылетал в Лондон из-за первой на моём пути девушки, неудосужившейся дослушать меня до конца.


Когда в пятилетнем возрасте Ирме поставили диагноз “дромомания”, я ещё не знал, что это может стать серьёзной проблемой. Понял это, когда она ушла из дома в третий раз, и нам с Аароном пришлось искать её долгих девять часов.

В итоге нашли её мирно сидящей на одной из автобусных остановок Лондона.

Не смотря на вездесущих нянек, которых после её третьего ухода мы с Аароном стали к ней приставлять, чем старше Ирма становилась, тем чаще она находила возможность к побегам. Всё закончилось в десятилетнем возрасте. Я отлично помню её последний побег, но не из-за того, что он стал последним, а из-за того, как он закончился.

Мы искали её два дня, я поднял на уши всю полицию Парижа, в котором мы проживали уже второй месяц, но всё было безрезультатно, как вдруг на рассвете третьего дня её обнаружили в одной из городских больниц. Когда мне сообщили о месте её нахождения, и без того шаткая из-за последних двух суток почва ушла из-под моих ног. Кроме Ирмы у меня никого больше не было и одна только мысль о том, что этот последний родной мне человек может уйти из моей жизни, едва не раздробил мою душу в осколки. Я сразу вспомнил, как отец принёс её к нам домой из роддома и, протянув пронзительно орущий свёрток мне в руки, сказал:

– Держи, теперь это твоё. Сделай что-нибудь, чтобы она не плакала.

– Что сделать? – в ужасе округлил глаза одиннадцатилетний я.

– Всё что угодно, – широко улыбнувшись, ответила Пенелопа, всё ещё не отошедшая от удачно прошедших родов.

С тех пор я делал всё что угодно, лишь бы Ирма не плакала. Я катал её на своей спине, отдавал ей свои деревянные рыцарские мечи, разрешал ей рыться в моей эксклюзивной коллекции солдатиков, которую отец специально выписал для меня из Вены, проигрывал ей в шашки, надувал для неё воздушные шарики, ремонтировал расчленённых ею же кукол, читал ей перед сном невероятно длинные сказки, делал вид, будто не могу отыскать её во время игры в прятки, хотя она всегда пряталась в одних и тех же шкафах, прихлопывая их дверцами края своих приторно розовых платьев. Иногда я даже доедал за неё противную кашу-размазню, которую готовила наша старая кухарка, пока не ушла на заслуженную пенсию, перед этим выторговав у меня не по-детски крупные “отступные”. Я с достоинством проводил её на пенсию, оплатив ей лучший двухнедельный отпуск на Молокаи – какие ещё могут быть отступные!? И всё же я не жалею, что заплатил этой старой плутовке больше, чем она могла бы заработать за пять лет ежедневного труда в нашем семейном поместье в Шотландии. В конце-концов, благодаря её каше мозг Ирмы хотя бы в детстве получал достаточное количество витаминов, чтобы она могла расти более-менее смышлёным человеком. Всё испортил этот треклятый переходный возраст… Теперь вместо скоростной починки кукол мне приходится дарить ей платья, вместо предоставления ей своей коллекции солдатиков я предоставляю ей ещё более новые платья, а вместо игры в шашки мне приходится делать вид, будто я заинтересован её “самыми-самыми” новыми платьями, развешанными вдоль всей её пятнадцатиметровой гардеробной…

…Когда мне сообщили о том, что Ирма найдена в больнице, я едва не умер от разрыва сердца, который, впрочем, благодаря своевременному уточнению полицейским информации о том, что её здоровью ничего не угрожает, так и не произошёл. Однако я смог успокоить свои нервы лишь только после того, как собственными глазами увидел свою сестру целой и невредимой. Ирма была страшно бледной и испуганной, более того, она совершенно ничего не помнила. Исходя из слов рыбака, выловившего её из Сены и позже откачавшего её на берегу, Ирма не специально спрыгнула с моста – она перегнулась через перила, зачем-то потянувшись за пролетающей мимо чайкой, и вдруг соскользнула. По его словам, прежде чем с криком полететь вниз и врезаться в воду, она около десяти секунд провисела на перилах, держась за них руками. Свидетели произошедшего подтвердили слова рыбака, которому я, в итоге, подарил золотые часы за спасение жизни своей сестры…

С тех пор меня не покидает беспокойство. Ирма вполне адекватный подросток, насколько в принципе может быть адекватным человек в шестнадцатилетнем возрасте, но иногда она вытворяет совершенно неожиданные и странные по своей сути вещи. А вдруг её снова замкнёт?..

…Ирма заговорила только вечером третьего дня после её падения в Сену. Тогда и выяснилось, что она совершенно ничего не помнит. Но самое поразительное заключалось в том, что она не помнила не только последние два дня своей жизни, а в принципе все свои побеги из дома, начиная с первого и заканчивая последним. Поняв это, я больше никогда не разговаривал с ней о её синдроме бродяжничества, но, в отличие от Ирмы, я никогда не забывал о нём, отчего до сих пор держу руку на пульсе.

Именно поэтому я не снимал с Ирмы контроль со стороны. С взрослением её стало это сильно допекать, но я не готов был рискнуть её безопасностью, а быть может просто своим спокойствием. Я и так сделал жизнь Ирмы едва ли не сказочной, так что ей приходилось ежедневно смиряться с мыслью о том, что я не откажусь от своей идеи её минимального контроля вплоть до её совершеннолетия.

…Как только из нашего дома с криком убежала очередная компаньонка, буквально доведённая Ирмой до белого каления, я заключил с сестрой договор – она терпит следующую кандидатку ровно месяц и, если за тридцать дней Ирма умудрится не накосячить, я освобожу её от надзора. Естественно я знал, что Ирма по-любому накуролесит, так что это скорее была ложь во благо, нежели полноценный обман. И всё же мой план сработал: Ирма, контролируя себя, отлично сошлась с Ташей, поэтому она, явно предпочтя молодую особу старым квочкам, не сильно расстроилась узнав, что я продлил контракт с Палмер.

Но всё это было позже. А пока я только что впервые вживую увидел девушку с фотографии, смех которой сутки назад застыл в моём воображении перезвоном колокольчиков.

Глава 67.

Дариан.


Ища аптечку в кухонных полках, я ухмылялся тому, как интересно сложилось, что Таша приняла меня за какого-то Ральфа. Сам факт, что она до сих пор не поинтересовалась, на кого именно ей приходится работать, меня интриговал. В конце концов не каждая девушка может похвастаться напрочь отбитым чувством любопытства, природой заложенным в ней с рождения.