…С тех дней прошло много времени. У меня не осталось ни родителей, ни братьев, ни сестёр (даже Пени забрал у меня Руперт), зато появились племянники и борьба за новые жизни. Это всё осталось в прошлом, но это прошлое всё ещё душит меня. Особенно ночами, когда мама, Джереми и Хьюи отбирают у меня мои места, когда мелкие осколки стекла, разлетаясь по салону автомобиля, разрезают мою кожу, впиваются в мою грудную клетку и затылок, а моё лицо вновь и вновь заливает поток горячей материнской крови. Дневные приступы паники исчезли. Я больше не падаю на землю, не содрогаюсь в конвульсиях и не захлёбываюсь болью. Днём я больше не возвращаюсь в тот день, в то место, в тот момент. Но день неизбежно сменяется ночью. Мой кошмар – не просто яркая проекция моего воспалённого воображения, он – реальность, которую я пережила и после которой выжила… Я выжила, а мама и Джереми нет… Я выжила, а Хьюи не проснулся…

Шрамы на моём теле быстро затянулись и как-то незаметно исчезли. Все до единого, за исключением едва уловимого полумесяца на пояснице, оставшегося мне после операции. Я его даже не вижу. Зато я осязаю огромную дыру, в которую превратилась моя обугленная душа – ничего не видит, ничего не слышит, ничего не скажет и… Ничего не чувствует. (*Три обезьяны – устойчивая композиция из трёх обезьяньих фигур, закрывающих лапами глаза, уши и рот. Считается, что три обезьяны символизируют собой идею недеяния зла и отрешённости от неистинного. «Если я не вижу зла, не слышу о зле и ничего не говорю о нём, то я защищён от него»). Сначала ничего не чувствовать было непривычно, но теперь, просуществовав десять лет после крушения, уцелев физически, сформировавшись во взрослую личность и усовершенствовав свою оболочку тяжёлыми нагрузками, чтобы сохранить её если не для себя, тогда хотя бы для тех, кому она может понадобиться, я не могу даже представить себя по-настоящему “чувствующей”. Я смотрю на людей, различаю их жизни, участвую в существовании отдельных индивидуумов, но при этом я почти ничего не ощущаю. Мои радость, грусть, гордость, раздражение, нежность, злость, любовь, беспокойство, симпатия – они лишь маленькая пульсирующая жилка под прозрачной кожей моего естества. Она во мне всего одна-единственная, эта жилка, и она пульсирует так медленно и так редко, что порой кажется, будто она близка к клинической смерти, но это не правда. На протяжении моей жизни пульс моих эмоций будет иногда учащаться, после чего вновь на продолжительное время опускаться до минимума, но он не оборвётся до тех пор, пока не оборвётся пульс Хьюи. Пусть нам двоим и предначертано существовать “долго и не-счастливо”, всё равно мы умрём в один день.

Я пообещала Хьюи, что не умру раньше него, чтобы однажды ему не пришлось страдать от моей смерти так, как я сейчас страдаю от его забвения, но это не значит, что я разрешу ему умереть первее меня. Либо мы умрём вместе, либо нам придётся жить вечно – другого нам не дано…

Другого и не надо.

Глава 65.


Дариан сверлит меня испытывающим взглядом, в котором с лёгкостью можно распознать раздражение. Не смотря на дождливое утро, я согласилась приехать к нему, хотя до начала моего рабочего дня, в котором меня ожидал очередной долговременный шопинг в компании Ирмы, оставалось ещё целых три часа. Десять минут назад мы закончили заниматься сексом и только что он взял в руки мобильный, чтобы уточнить для себя время. Ему под руку подвернулся именно мой телефон, что для меня было безразлично, но лишь до тех пор, пока Дариан, вглядываясь в дисплей, не произнёс заинтересованным тоном: “Очень соскучился. С нетерпением жду нашей встречи. Надеюсь на эти выходные. Дункан”.

Прочтя сообщение, которое, судя по звуковому сигналу, пришло около получаса назад, как раз в момент, когда я протягивала Дариану второй презерватив, чтобы сменить слетевший, Дариан врезался в меня взглядом.

– Оу, это Дункан… – протерев лицо руками, произнесла вслух и без того очевидный факт я.

– Естественно это Дункан, – поджав губы и прищурившись, подтвердил Дариан. – Он подписался. Дункан Наварро, насколько я понимаю, – бросил на простынь мой телефон он, по прежнему опираясь на своё правое предплечье, чуть выше которого начиналась его до жути красивая татуировка, едва затрагивающая нижнюю часть ключицы. – Таша, – вдруг серьёзным тоном обратился ко мне он, заставив отвлечься от его татуировки и встретиться с ним взглядом. – Мы ведь договаривались, что других секусуальных партнёров у нас не будет, – твердо, с напряжением и даже давлением произнес он.

– Ты о чём? – взяв телефон, чтобы удалить сообщение от Наварро, поинтересовалась я, всё ещё не до конца отойдя от физического напряжения.

– Я о том, что этот парень встречается с тобой на этих выходных, – в голосе Дариана начали проявляться металлические нотки.

– Никто ни с кем не встречается, – сдвинув брови, наконец удалила сообщение я.

– Поэтому ты отпросилась сегодня на вторую половину дня и на все выходные? – продолжал давление он.

– Нет, не поэтому, – уже отложив телефон и поправив уголок одеяла на своей груди, тяжело выдохнула я.

– Таша, – Дариан вновь заставлял меня встретиться с ним взглядом, и я последовала его желанию, но промолчала, поэтому продолжил он. – Мы договаривались.

– Да, Дариан, мы договаривались, – снова сдвинула брови я. – В чём проблема?

– Проблема в том, что мне не пишут никакие длинноногие блондинки, забивая со мной стрелку на выходных, в то время как у тебя в телефоне висит сообщение, в котором чёрным по белому сообщается о намерении некого наездника провести с тобой выходные.

– Ну если хочешь, найди себе длинноногую блондинку, – сжав переносицу указательным и большим пальцами, устало выдохнула я. – Я не вижу в этом никакой проблемы, – продолжала чеканить правду я. – Хочешь, мы без проблем можем закончить всё это.

Дариан вдруг неожиданно резко навис надо мной, ударив ладонью в подушку у моего правого виска, что заставило меня мгновенно распахнуть глаза.

– Не думай, что мы можем закончить без проблем. Я не хочу длинноногую блондинку. Я хочу тебя. И пока я хочу тебя, наша договорённость будет действовать.

– Замечательно, – невозмутимо произнесла я, только плечами не пожала, так как мешало придавленное Дарианом одеяло. – Меня всё устраивает.

– Меня не устраивает.

– Я ведь сказала, что занимаюсь сексом только с тобой.

– Ты этого не говорила.

– Правда? Значит я не произнесла этого вслух. Проблема исчерпана?

– Если я узнаю, что ты встречаешься с эти коневодом…

– Мне наплевать на то, что ты можешь мне сделать, – с вызовом вздёрнула брови я. – Этого в договорённости не было. Я могу встречаться с кем угодно и когда угодно, но я не могу ни с кем кроме тебя делить своё тело.

– Если я узнаю, что ты встречаешься с этим коневодом, – продолжил настойчиво выговаривать каждое сжатое в пружину слово Дариан, всё сильнее давя на мою подушку, – я навсегда вышлю его обратно в Мадрид или откуда он там родом.

Ещё несколько секунд мы сверлили друг друга напряжёнными взглядами, пока Дариан не убрал свою руку от моего виска, после чего встал с постели и начал одеваться.

Подняв с пола свои брюки, я вдруг задумалась над тем, откуда Дариан мог знать, что Дункан из Мадрида. Переведя взгляд на раздражённо застегивающегося ремень Риордана, я быстро впрыгнула в брюки и, не застёгивая блузки, подошла к нему.

– Послушай, я ни с кем не сплю, – попыталась показать своим слегка приглушённым тоном искренность своих слов я. – Более того, я ещё ни разу не задумывалась о смене партнёра. Я даже мысленно не занимаюсь сексом с кем-то другим.

Дариан застегнул ремень и теперь смотрел на меня сверху вниз непробиваемо твёрдым взглядом. Было очевидно, что он задет, но вместо обиды испытывает нечто наподобие злости. Наверное, дурацкое сообщение от другого мужчины в моём телефоне могло задеть его по-мужски идиотское мнение о частной собственности. Будто на принадлежащую только ему территорию был совершён, или в настоящий момент совершается, или только планируется свершиться набег.

Сначала я не желала потакать Дариану, решив проявить безразличие к случившемуся, но уже спустя два часа, уйдя с Ирмой на шопинг, я начала испытывать нечто отдалённо схожее с раздражённостью. Это произошло в момент, когда Ирма позвонила Дариану, чтобы просить у него разрешение на покупку двух вместо одного платьев, и я вдруг услышала его голос в трубке стоящей рядом девчонки. Неожиданно я почувствовала, как моя эмоциональная жилка выбивает ритм вины. За что, почему и зачем – я не знала. Просто вдруг почувствовала себя виноватой. И хотя в действительности никакой вины на мне не было, я вдруг захотела извиниться перед Дарианом. Хотя бы за то, что сразу не сказала ему о том, что с Дунканом у меня ничего нет.

Благо за следующие сутки моё чувство вины притупилось, однако так и не выветрилось до конца. В итоге я решила извиниться перед Дарианом сразу после выходных, а пока, стоя на кухне Пени и вставляя свечи в торт, не могла понять, почему я даже на встречу с Дунканом не пошла, чтобы нормально, по-человечески объяснить ему, что я в нём больше не заинтересована, вместо этого написав ему короткое сообщение из пяти слов: “Мы больше не можем встречаться”. Неужели побоялась угрозы Дариана о депортации Дункана?.. Но меня невозможно запугать. Да, я не хотела, чтобы из-за меня и чисто мужского идиотизма пострадал ни в чём не повинный человек, но, если зрить в корень, тогда можно было понять, что на самом деле мне было наплевать на то, вышлет кто-то кого-то куда-то, или ничего подобного не произойдет и этот кто-то не захочет заморачиваться, оставив несчастного кого-то жить где-то неподалеку. Меня больше интересовал вопрос о том, откуда Дариан был в курсе испанских корней Дункана. Случайно узнал? Через интернет, например… Я почему-то была уверена в том, что Дариан не способен на самоличную слежку, но одновременно я не сомневалась в том (и мне почему-то не хотелось думать о вероятности подобного), что он мог просто щёлкнуть пальцами и, например, получить в свои руки досье на Дункана Наварро. Но зачем ему подобное? Только потому, что тот проявлял ко мне симпатию?.. Но ведь это было ещё до моей договорённости с Дарианом… А что если Дариан и вправду умеет щёлкать пальцами? Он что, мог нарыть информацию и обо мне?.. Нет, это уже паранойя какая-то. Я определенно не хочу больше думать об этом. А если я хочу или не хочу чего-то, что зависит только от меня, я обычно достигаю этого без особых проблем.