Во-первых, я наверстала общение с племянниками, всё же больше уделив своего внимания Жас и Мии, нежели детям Пени. В пятницу вместо отца поехала в больницу с Мией, где безразличный доктор отсутствующим тоном сообщил мне, что нам стоит поторопиться со сбором необходимой для операции суммы, если мы не хотим усложнять ситуацию. Мне хотелось врезать ему в челюсть, чтобы он научился хотя бы минимальному профессиональному участию, тем более когда речь заходит о детской жизни, но вместо этого я оценивающим взглядом окинула его дряхлое тело и, выйдя из кабинета, звучно захлопнув за собой дверь.

Мии прописали новые аэрозоли – старые уже не справлялись со своей работой. Пятно на лёгком хотя и не увеличивалось, однако, как и предсказывали доктора, начинало всё чаще давать о себе знать. Покалывание под рёбрами и ощущение сжатия заставляли Мию подсознательно контролировать все свои резкие движения. Со стороны было больно наблюдать за тем, как маленький ребёнок боится лишний раз взмахнуть рукой или подпрыгнуть, опасаясь почувствовать укол под ребром… А ещё Мия всё чаще заходилась одышкой – у нее перехватывало дыхание даже от быстрого шага, отчего я едва ли не весь тот день проносила её на руках. От того, как она страдает, мне было больно, но от мысли о том, через что ей ещё только предстоит пройти, мне становилось откровенно тошно. Повезло ещё, что, пока я пропадаю на работе, за малышкой присматривают Амелия, Генри и отец, иначе я бы просто с ума сошла от мысли о том, что за ней некому приглядеть.

С Жас было проще, но только в плане здоровья, так как в остальном она была не из “простых” детей. IQ Жасмин уже в трехлетнем возрасте преодолел границы нормы, отчего с ней было непросто общаться взрослому человеку, не желающему принять в Жас равного собеседника. Мне же было сложно только в моменты, когда Жас заговаривала со мной на испанском или когда пыталась выведать у меня о своих погибших бабушке и дяде, спящем Хьюи и пропавшей без вести тёте Изабелле. Она давно уже поняла, что уж лучше со мной разговаривать на испанском, чем пытаться вытащить меня из конуры болезненных воспоминаний, в которую я забилась, словно израненный зверь, но ей никто толком не рассказывал о том, что произошло за пять лет до её рождения, а ей уж больно хотелось знать, что именно сломало её мать и из-за чего в её семье нет понятия счастливых отношений. Поэтому она иногда всё же делала очередную попытку растормошить меня, но всякий раз натыкаясь на стену с моей стороны, через какое-то время шла к прабабушке, которая общалась с ней так, как обычно бабушки общаются с пятилетними девочками. Жас же не выдерживала долгих сказок Амелии, поэтому продолжала ходить от бабушки ко мне и обратно уже пять лет к ряду, но точного ответа так до сих пор получить и не смогла. Думаю, её это расстраивало, но я не могла с ней говорить об этом. Дело было не в ней, не в её возрасте… Дело было во мне. Я в принципе не могла говорить на эту тему, не то что рассказывать о случившемся пятилетней девочке, словно она была заправским психологом.

Всю субботу я провела у койки Хьюи. Наблюдала за тем, как он спит, и полноценно ощущала тяжесть его сна на своём существовании. Уже десять лет…

В воскресенье столкнулась с Мишей. Выкуривая очередную самокрутку, она сидела на газоне у двери своего гаража. Под её правым глазом наливался фиолетовым цветом синяк, о происхождении которого мне не хотелось ничего знать. Мне вообще ничего не хотелось знать о той, кто посмел сдаться, кто даже не утрудил себя малейшим старанием дать шанс себе помочь. Она не хотела выбираться из той ямы, в которую уже закопала себя по пояс, а я не хотела бегать вокруг неё с лопатой, не имея возможности воспользоваться инструментом по назначению. Если бы она только попыталась бороться… Но она не пыталась. А у меня недостаточно было сил, чтобы бороться сразу за всё и за всех.

Когда тем же вечером я возвращалась после чаепития с Амелией домой, возле дверей которого меня уже поджидали Мия с Жас, Миша всё ещё сидела под гаражом, и уже пребывала на наркотическом приходе. Сначала я хотела подойти к ней, чтобы поднять её обмякшее тело с травы и перенести на её дряхлый диван, но быстро передумала. Моя боль была слишком сильной, чтобы касаться её и ещё острее чувствовать “это”. Чувствовать и без того очевидную потерю сестры.

Я прошла мимо. Я эгоистка. Зато я всё ещё функционирую в режиме хотя и эмоционально опустошённого, но физически здорового человека. Мне нужно было продлить своё существование ради Хьюи, и я продлю его, даже если Мише наплевать на наше трио – она, Хьюи и я. Мы навсегда будем делить одну душу на троих, даже если разорвём её на три отдельных друг от друга лоскута.

Глава 51.


Неполноценная неделя моего отпуска прошла незаметно быстро, после которой для меня наступил по-настоящему тяжёлый понедельник. Каникулы Ирмы означали не только счастливую пору для неё, но и несчастную для меня. Теперь я с десяти утра до восьми вечера должна была находиться при ней, и всё из-за какой-то дромомании, о которой, исходя из слов Дариана, сама Ирма ничего не помнила, и которой она уже шесть лет как не страдала. Однако не обошлось и без весомого плюса – моя заработная плата выросла пропорционально моим дополнительным рабочим часам.

Я стояла в столовой, а загоревшая до красна на Канарских островах Ирма, вернувшаяся вместе с братом накануне вечером, вещала прямо мне в мозг о том, какой кайф она испытывала от ежедневного дайвинга и подводной охоты. У девочки, благодаря её старшему брату, была не жизнь, а сказка. Даже жалко было, что она не была знакома с реальной жизнью, той, что требует от человека не беспрерывных развлечений, а ответственности и серьёзности. Хотя, кто сказал, что её жизнь далека от реальности? Это просто другая, искажённая, вывернутая наизнанку, не похожая на мою реальность.

Загоревшей с островов вернулась не только Ирма – Дариан, в отличие от покрасневшей Ирмы, окрасился в идеально ровный оттенок бронзы. На фоне же загоревших Риорданов я выглядела едва ли не бледной курицей, и это с учётом того, что за прошедшую неделю я успела неплохо поджариться на нескончаемой двадцатисемиградусной жаре.

В итоге, на протяжении всего утра, я выслушивала рассказы Ирмы о лазурных водах с белоснежными берегами, которые я могла себе смутно представить, так как моя реальность никак не была связана с подобными выдумками, а вторую половину дня мы полностью провели в “Мустанге”, и так как Дункан всё ещё не вернулся из Мадрида, мне не из-за чего было переживать.


– Байрон предлагает в конце июля съездить с ним на Майорку, – выслушав мой пересказ отдыха Ирмы на Канарских островах, вдруг выдала Нат.

– На Майорку?! – воскликнула Коко, едва не уронив свой постный бутерброд. – В июле там просто сказка.

– Да, за исключением того, что температура достигает тридцати одного градуса, – заметила я.

– Какая разница? – пожала плечами Нат. – Я всё равно не поеду.

– Не поедешь? – Коко понадобилось несколько секунд, чтобы выдавить из себя этот вопрос. Пожалуй, из нас двоих, я одна не удивилась.

– Ты забыла? – посмотрела на нашу соседку Нат. – У меня с ним несерьёзно.

– Да, но ведь это Майорка, – в самую точку заметила Коко.

– Я не могу ехать на курорт за счёт мужчины, с которым у меня нет серьёзных отношений. Это попахивает обязательствами.

– Твой отказ попахивает безумством, вот как, – почему-то надулась Коко, словно это ей запретили поехать на курорт, а не Нат отказалась.

Мы продолжили смотреть футбол, но уже каждый в своих мыслях – я задумалась о том, как сейчас было бы круто рвануть на какой-нибудь неизвестный мне остров вроде Майорки, Коко обижалась на то, что подобную поездку предложили не ей, Нат же, уставившись взглядом в голубой экран и мерно пережёвывая свой бутерброд, наверняка думала о том, что ходит по острию бритвы, которым выступает Байрон. Надеюсь, ей всё же хватит способностей и сноровки, чтобы удержать столь хрупкий баланс на этом лезвии.


Я хотела бы сказать, что в это сложно поверить, но это была моя реальность, так что нет – в это не сложно было поверить. Моя машина вновь отказалась заводиться. С такими темпами, если она не изменит своего отношения к моей персоне в самое ближайшее время, мне всё-таки придётся от неё избавиться. Пока Руперт учтиво продолжал ковыряться под её капотом, мне не о чем было беспокоиться, и всё же данная ситуация меня уже начинала напрягать.

Спустя чуть больше получаса после моего звонка, Кристофер остановился напротив дома Пени, где я его уже ждала. Пени с детьми с утра пораньше ушла к родителям Руперта, а Руперт был в своём тренажёрном зале, так что пришлось ждать на лавочке во дворе.

По утрам было не так жарко, как в послеобеденное время, да и накануне – наконец! – объявили понижение температуры с двадцати семи до двадцати градусов, так что день обещал быть “климатически-приятным”.


– Летние каникулы не отменяют школьного фестиваля, – сквозь тяжёлый вздох выдавила Ирма. – В этом году фестиваль посвящён семье. Отстой. Вот в прошлый раз была действительно зачётная тема, носящая громогласное название “Музыка вне времени”.

– Семья тоже вне времени, – скептически посмотрела на Ирму я.

– Скажешь тоже. Будто люди не умирают.

Я хотела сказать, что на самом деле не умирает память о людях, и в этом вся суть, но решила промолчать, чтобы случайно не затронуть струны собственного мироощущения.

Ирма решила схитрить и вместо того, чтобы самостоятельно “сотворить” плакат семейного древа, хотела потратить карманные деньги на его заказ через интернет-ресурс. Я же слишком серьёзно относилась к подобным вещам, поэтому без проблем привела с десяток доводов относительно того, почему ей необходимо оформить это задание самостоятельно. В итоге Ирма со скрипом согласилась начать работу. Скорее даже ей попросту пришлось со мной согласиться – взамен я пообещала ей помочь отпроситься у Дариана на воскресную вечеринку, устраеваемую каким-то богатеньким старшеклассником в честь его поступления в Нью-Йоркский университет.