Anne Dar - Обреченные пылать

Тяжело выдохнув, я засунула руки под одеяло, повернулась на левый бок и, накрывшись до скул одеялом, закрыла глаза.

– Кто тебе продал? – приняв из рук Ирмы упаковку сигарет и ловко прокрутив её в ладони, приподняла бровь я, заглянув девчонке в глаза.

– Хватит строить из себя полицию нравов или, чего ещё хуже, строгую няньку, – мгновенно встала в позу Ирма. – Думаешь, что можешь меня контролировать? Проснись, мне шестнадцать! Я могу избавиться от тебя за сутки, стоит мне только захотеть. Достаточно одного моего слова, чтобы Дариан тебя уволил.

– И что же это за слово? Люк?

– Что?.. Да ты… Ты…

В точку. Её буквально выворачивает из-за того тощего одноклассника, по которому она до сих пор сохнет. Положив сигареты в карман, я направилась к выходу из спальни Ирмы, решив уйти прежде, чем она взорвётся и забрызгает своими подростковыми гормонами все стены.

– Проваливай! – прокричала мне в спину Ирма в момент, когда я уже подходила к двери, и в следующий момент в мой затылок прилетела диванная подушка.

Обернувшись, я сверкнула взглядом в девчонку, после чего подняла подушку и изо всех сил бросила её в сторону Ирмы. Она закрылась предплечьями, и подушка, врезавшись в них, упала на пол.

– Скажи Джине, что я не буду сегодня ужинать! – продолжила кричать Ирма, но больше на меня ничем не осмелилась замахнуться, что было весьма странно, так как она точно не была из тех, кто сдаётся после первого боя. По-моему, ей просто хотелось выплакаться. Закрыв дверь, я вышла из спальни.

– Что случилось? – Дариан поднимался вверх по лестнице и наверняка слышал крики своей сестры.

– Ужинать не будет. Судя по поведению, первый день месячных.

– Понятно. – Дариан перевёл взгляд на мою правую руку, в которой я всё ещё продолжала крутить упаковку сигарет. – Куришь?

В ответ я лишь поджала губы и прогудела нечто наподобие “угу”.

– Джина уже накрыла на двоих.

– Уговори Ирму, – прежде, чем Дариан успел бы предложить мне составить ему компанию, вставила я. – Завтра спектакль, домашнего задания нет, а это значит, что я рискую вернуться сегодня домой пораньше. Хорошего вечера.

– И тебе, – совершенно спокойно отнёсся к моему преждевременному отказу он, что заставило меня выдохнуть с облегчением.

Возможно, последние дни мне просто казалось… Просто у меня богатое воображение.

Уже садясь в машину я получила смс-оповещение о том, что на мой банковский счёт пришла заработная плата. Сегодня ведь пятое число, о чём я как-то забыла… Внушительная цифра заставила меня улыбнуться, но только внутренне. Даже если я буду зарабатывать в три раза больше Нат, этого всё равно не хватит на операцию.

Коко, освобождая себе комнату от коробок с барахлом, нашла в одной из них совершенно новый набор кухонных ножей, благодаря чему салат теперь нарезался словно по-волшебству – мягко и незаметно. Нат вновь отправилась с Байроном куда-то за город, а Коко сегодня вечером не работала, поэтому мы принялись за совместную готовку ужина. Салат и перловая каша с масляным сыром – не так уж и много, но мы не привередливы.

Мы поели в полном молчании, после чего я вдруг поняла, что Коко – отличная компания для любого человека. С Нат она легко разглагольствовала о маникюре, туфлях на шпильках и отсутствии на британских телеканалах по-настоящему качественных шоу. С такой же легкостью она проводила время в молчании со мной. Да, Коко идеальная компания для любого. Даже для меня.

Хотя, может быть я торопилась с выводами.

Сразу после ужина я планировала отправиться в спальню, запереться и без единой мысли в голове лицезреть изученный до малейшей трещинки потолок. Однако у Коко оказались другие планы на меня.

Оказалось, что среди тех немногочисленных вещей, которые она успела вынести из пожара, было самое ценное – громадный семейный фотоальбом. Фотографии были выложены по годам. На самой старой карточке за 1901 год была изображена очень харизматичная женщина, напоминающая мне поэтессу, резной профиль которой был изображен на любимом сборнике стихотворений, принадлежащий моей прабабушке. Амелия до сих пор его хранит где-то у себя на чердаке. Как же звали эту поэтессу… Она была русской, а происхождение её фамилии было мусульманским. Ах, да… Анна Ахматова.

На фотокарточке Коко была изображена её прабабка по отцовской линии. Ни малейшей схожести между Коко и её прародительницей не было, зато Коко была здорово похожа и на своего отца, и на мать одновременно.

Странно, но меня неожиданно заинтересовали фотографии совершенно посторонних для меня людей. Сам факт того, что я вглядываюсь в лица тех, кто жил в начале двадцатого века – больше столетия назад! – заставлял меня замирать.

У меня тоже было много семейных фотографий, но я их не просматривала – это для меня слишком… В детстве у меня была одна настолько любимая фотография, что родителям пришлось её вставить в рамку, чтобы я её не затерла до дыр под своей подушкой. На том фото была изображена моя мама со своей старшей сестрой, тетёй Изабеллой. Их одинаковые васильковые глаза на синем фоне казались отражением моря, на которое мы каждое лето на пару дней ездили всей семьёй. Я обожала тётю Беллу, частенько приезжающую к нам из Лондона, за её жизнерадостность, лучезарность и доброту, но больше всего я обожала её за неземную красоту. Ещё бы! Она была старше моей матери всего на пять минут. Хьюи, Миша и я были первыми тройняшками в нашем роду, насколько мне известно, но по материнской линии близнецы рождались в каждом втором поколении. Белла и Стелла – так звали невероятной красоты сестёр, изображённых на моём любимом в детстве фото. Стелла погибла в автокатастрофе десять лет назад. В тот же день Белла была объявлена пропавшей без вести. Никто не знает, что с ней произошло, но её больше с нами нет. Ей даже не успели сообщить о смерти её сестры, моей матери. Или маме не успели сообщить о смерти Беллы… Я не знаю, кто из них погиб первым, но в том, что тёти Беллы больше нет в живых, я практически не сомневалась. Прошло уже десять лет – она не могла просто взять и испариться. Она не игла в стоге сена – она человек!..

В тот день, день автокатастрофы, я потеряла не только мать и братьев, я потеряла ещё одного человека, без которого не мыслила своей жизни и без которого моя жизнь потускнела сразу на сто тысяч ватт. Мало кто знает об этом, но у меня была тётя, точная копия моей мамы, которую я обожала так же сильно, как обожала собственную мать. А теперь её у меня нет. И мамы больше нет. И Джереми тоже нет. И Хьюи выпал из последнего моего десятилетия, отчего его тоже-у-меня-нет. Тех же, кто остался и кто должен сейчас у меня быть, забрало беспросветное горе. Миша медленно но верно самоуничтожается, отец “ощущает”, что его похороненная жена всё ещё жива, про Энтони вспоминать даже не хочется, Айрис никак не может излечиться от мании заморить себя голодом, дядя Генри разрывается на части между двух огней, бабушка доживает свою жизнь на чердаке, одна племянница одинока в своём неординарном для ребенка взгляде на весь этот мир, а вторая нуждается в сложной операции на лёгкие, на которую ни у кого из нас нет денег…

В какой момент у меня осталась только я, я не помню. Но я осталась одна… Я даже не могу прийти на могилу к своей любимой Изабелле, чтобы рассказать ей, как сильно я устала. Маме или Джереми о подобном не расскажешь, они не должны знать о том, как мне больно, но Белла, она всегда знала обо мне больше, чем остальные… Знала обо всех моих тайнах и страхах… Никто не знал, а она знала… Потому что она была единственной, кому я доверяла больше, чем себе.

Я не имею понятия, где она покоится… Я рассказывала ей абсолютно всё, а теперь не могу. Я страдаю от этого. Страдаю очень сильно. Никто даже представить себе не может всю глубину моей боли. Даже те, кто потерял всех этих людей вместе со мной. Просто все они были зрителями, а я… Я не должна была сойти со сцены, чтобы сесть на первый ряд. Я должна была остаться на сцене и дождаться, когда занавес скроет меня от зрителей вместе с остальным актёрским составом. Но меня кто-то столкнул, и я стала одной из них, одной из зрителей, получив в своё распоряжение весь первый ряд. С какого бы места я не смотрела на произошедшее – я всегда видела всё происходящее ближе, ярче, больнее остальных. Я всегда умирала вместе с теми, кто навсегда остался на сцене, и никогда не могла умереть до конца. Я хотела, но не получалось…

Этой ночью я снова кричала. Непривычная, в отличие от Нат, Коко ворвалась в мою спальню с какой-то деревянной статуэткой в руках. Спросонья она подумала, что в дом ворвались наркоманы, с которыми мы соседствуем в лице Миши и её друзей, и что они решили меня зарезать во сне. К сожалению, меня никто не заре́зал и мне пришлось утром просыпаться, делать зарядку, завтракать и из последних сил двигаться дальше, в новый день… Уже десятый год подряд.

Крис должен был выйти на работу только с понедельника, отчего пятница не казалась мне такой приятной, какой могла бы быть с Крисом, да ещё и этот треклятый школьный спектакль Ирмы нужно было как-то пережить. Хотя, не скрою, интерес к спектаклю у меня был, но не из-за Ирмы, а из-за Дездемоны. Просто хотелось убедиться в том, что деньги не всё решают в этой жизни и что отсутствие таланта не компенсируется наличием платиновой банковской карты отца.

Нам с Дарианом достались центральные места на третьем ряду и мы уже минут пятнадцать как ожидали начала спектакля, которое, почему-то, заметно задерживалось.

– Если они сейчас не начнут, я потребую вернуть мне деньги, – взглянув на наручные часы, сдвинула брови я.

– Ты ведь в курсе, что билет стоил всего три фунта, – ухмыльнулся сидящий справа от меня Дариан.