Позже я поняла, что девочке с именем мальчика не так уж и просто придётся в окружении общепринятых имён, но, гордясь выбором отца, имени так и не сменила. Отец наделил меня даром – он дал мне имя, которое сделало из меня бойца. Едва ли в нашей деревне нашелся бы мальчишка, который смог бы бесстрашно бросить мне вызов. Мне самостоятельно приходилось выуживать из щелей школьных стен тех мальчиков, которым я жаждала навалять в защиту какого-нибудь доходяги. С возрастом я прекратила распускать руки, но внутренний стержень бойца остался во мне навсегда.

Отец дал мне имя в честь Беты Тельца – второй по яркости звезды в созвездии Тельца, бело-голубого гиганта спектрального класса B7. Почему второй по яркости и почему в честь именно этого созвездия? Потому, что я была вторым его ребенком и потому, что телец – символ выносливости, силы. Что ж, я стала сильной, стала выносливой и стала яркой. Всё, что хотел вложить в меня отец, родилось вместе со мной, так что, по сути, ничего в меня вкладывать, кроме своей необъятной любви, ему даже не пришлось.

У меня с отцом был свой тайный мир, спрятанный на чердаке нашего ветхого каменного дома. Личная астрономическая обсерватория, как мы с отцом любили её называть, оборудованная им задолго до рождения моего брата. Целый отдельный мир, из которого можно было наблюдать за другими, параллельными мирами: деревенскими жителями, стадами коров и овец, близлежащем лесом и… Космосом. Джим сутками гонял мяч с соседскими мальчишками, возвращаясь домой уставшим и голодным, отчего после ужина поспешно делал уроки и сразу же укладывался спать. Мама бы не позволила ему с такой беспечной лёгкостью относиться к учёбе, но рядом был только отец, поэтому подростку Джиму не приходилось торчать за домашними заданиями более получаса. И тем не менее он каким-то образом умудрялся получать положительные оценки, учился выше среднего и, в итоге, стал успешным мужчиной. Я им всегда гордилась и безмерно горжусь сейчас, глядя на счастливую семью, которую он смог создать за океаном, вдали от меня…

Мы же с отцом, в отличие от мамы и невероятно похожего на неё Джима, меньше принадлежали миру людей. Зато мы всецело были поглощены космосом, его красотой и тайнами. Мы наблюдали астероиды, затмения и звездопады. Изучали загадки солнечной системы, пытались приблизится к ответу о сущности галактик, обсуждали существование других миров. По факту, мы очень много воображали и очень мало уделяли время реальности, поэтому когда Джим поступил в университет и уехал учиться в Лондон, мы даже сразу не поняли, что именно произошло. Смотрим – а Джима-то и нет. Он ещё долго смеялся с нашей реакции на новость о том, что он умудрился поступить в университет за нашей спиной. Отец сильно им гордился… Мы стали встречаться только в дни рождения, на Рождество и Новый год, и ещё в годовщины смерти мамы. Джим сначала присылал нам красочные открытки из Лондона, а уже спустя два года стал высылать вместе с открытками и деньги, которые зарабатывал после занятий в университете. Эти деньги нам сильно помогали… В остальном наша жизнь с отцом не изменилась. Мы сидели на чердаке, распивали ароматные травяные чаи, особенно он любил малиновые, загадывали желания на падающие звёзды и, когда переживали метеоритный дождь, смотрели друг на друга большими от восторга глазами. Глаза у моего отца были самыми красивыми… Даже красивее, чем у мамы. Большие, серые с янтарными крапинками и добрыми улыбчивыми морщинками вокруг век. Он был очень красивым мужчиной, даже будучи ребёнком я умудрялась это осознавать. Прежде, когда мама ещё была жива, мои родители считались самой красивой парой в деревне. Не прошло и полугода после смерти матери, как отца начали обхаживать местные разведёнки, вдовы и даже те, кто уже был замужем, но были несчастливы в браках с мужьями-алкоголиками. Была даже молодая двадцативосьмилетняя мать-одиночка, весьма красивая, с крупно завитыми чёрными локонами, которая словно не замечала, что мой отец старше неё на целых двадцать девять лет. Для местных женщин он резко и совершенно незаметно превратился из чокнутого учёного в первого мужчину на деревне, но он, красивый и относительно молодой, так больше никогда и не женился. Позже он как-то признался мне, что его привлекала та молодая черноволосая женщина, но он слишком сильно ценил наш с ним мир, чтобы позволить ещё кому-то в него войти. Та женщина позже вышла замуж за хорошего человека, родила от него дочь, но не вырастила её до совершеннолетия, погибнув спустя десять лет после замужества. Её сыну от первого брака к тому времени уже было двадцать, а оставшуюся малолетнюю девочку в итоге пришлось растить её благодетельной свекрови, потому что отец девочки пережил свою жену всего на полгода. Я тогда ещё не знала, что у меня самой осталось слишком мало времени…

Я поступила в университет в соседний город, чтобы иметь возможность каждые выходные навещать отца. Это был первый и последний год, когда мы с Джимом не смогли явиться домой на мамину годовщину – у него был завал на работе, а у меня экзамен или что-то вроде того, я уже даже точно не помню… Стояла прохладная осень, листья ещё не до конца облетели с деревьев… Мы все втроём решили встретиться на выходных, чтобы вместе почтить память матери…

…В ночь после четырнадцатой годовщины смерти мамы моего отца не стало. Отец пережил мать ровно на четырнадцать лет и один день.

Сначала я узнала о пожаре, потом мне рассказали о том, что отец вынес из огня одну-единственную вещь – телескоп… И только в конце мне сказали, что он, совершенно спокойно наблюдая за пожаром, положа руку на телескоп, словно на плечо живого лучшего друга, внезапно завалился на спину. Его падение заметили спустя считанные секунды, но уже ничего нельзя было поделать. Он умер быстро, не мучаясь, от моментального разрыва сердца.

Я плакала. Очень много и очень долго. Весь последующий год я прожила с пеленой слёз на глазах, озлобленная на весь мир, на окружающих меня людей и, больше всего, на себя. А потом, спустя год, стоя у родительской могилы, я отпустила его. Всё это время мне сильно помогал Джим, он помог мне и в этом. Сообщил, что собирается переезжать в США, предложил ехать с ним. Тогда я поняла, что жизнь продолжается, и у Джима лучше получается жить дальше, чем у меня. У него всегда всё получалось лучше, чем у нас с папой.

Сначала я отпустила отца, потом отпустила Джима, окончила университет и уехала подальше от мест, напоминающих мне о моей боли. Не смотря на моё отчётливое желание сбежать, я знала, что никогда не покину той земли, в которой лежит мой отец, поэтому о другой стране в моей жизни не могло быть и речи. Мне почему-то всегда хотелось жить поближе к Лондону, поэтому из окрестностей Ньютауна я сначала переехала в Бейзингсток, а два года назад перебралась в этот город – отсюда до Лондона и вовсе рукой подать. Можно, конечно, было жить и в самом Лондоне, но по ночам звёзд на небе в этом городе нет. А я не могу без звёзд.

…Джиму сейчас тридцать семь, он так и остался жить в США, благодаря каучсерфингу познакомился там с девушкой из Британии, спустя пару лет они поженились и теперь у меня есть две племянницы-погодки… А я здесь, одна и у меня нет никого кроме себя. Но всё в порядке. Я боец. Отец сделал из меня бойца, а он всегда знал, что делал.

Прекрасно помню, как познакомилась с Байроном. Его широкие плечи сразу натолкнули меня на неправильное развитие наших отношений, как директора школы и учительницы французского. Впрочем, как оказалось, его на те же мысли подтолкнула форма моих бёдер. Ещё бы! Столько приседать…

Из всего педагогического состава старшей школы младше тридцати лет были только я и Байрон О’Кконелл, так что долго находить общий язык нам не пришлось. Да и потом, это сложно, искать общий язык, когда его язык затыкает мой рот, однако это безусловно приятно. Всё началось с того, что Байрон первым предложил секс без обязательств, после чего последовал самый беззаботный год в наших жизнях, пока однажды я не упала в обморок на школьной парковке. Весть о том, что я беременна, быстро расползлась не только по школе, но и по всему городу. Естественно это была ложная тревога, но именно она прорвала платину терпения Байрона, о чем я до сих пор жалею. За сутки после моего обморока он успел смириться с тем, что я беременна, а когда узнал от меня, что всё обошлось, я вдруг уловила его неожиданное разочарование. Так наша интрижка медленно начала перетекать в состояние стресса. Оказалось, что Байрон хочет минимум двух сыновей, правда, я никак не могла понять, при чем здесь я, и даже решила его отпустить на благородный подвиг создания семьи с какой-нибудь миловидной блондиночкой, как вдруг выяснилось, что он хочет, чтобы Я РОДИЛА ЕМУ ДЕТЕЙ. Сначала я перевела всё в шутку, но на Рождество, когда он подарил мне золотые серьги от RioR, стоимостью в пять тысяч долларов, я вдруг осознала, что он настроен серьезно. Меня словно током ударило. Да, у него отличный двухэтажный дом, в который он меня до сих пор не смог заманить ни за какие коврижки, да, у него крутой джип, в котором достаточно места сзади, чтобы не биться во время секса головой о потолок, да, у него богатые родители-предприниматели, да, помимо школы у него во всю процветает мелкий семейный бизнес, и, да, порой он сводит меня с ума, но рожать ему детей… Пффф… Не настолько он может свести меня с ума, чтобы я начала вынашивать его ребёнка под своим сердцем. Да, я расстроюсь, если в итоге мы расстанемся из-за этого “момента” или из-за чего-то другого, но я не вижу другого выхода, кроме как быть честной с самой собой и с ним. Я не хочу становиться матерью. Я хочу пить, курить, ругаться французским матом и танцевать на шумных вечеринках. Мне двадцать шесть – какое замужество?!.. Какие дети?!.. Что за сумасшедшая идея серьёзных отношений?!.. Об этом я задумаюсь не раньше своего сорокалетия, и-то если вообще вспомню об этом!..


…На мотоцикле до Лондона добираться всё равно что проехать пару остановок на метро. Я люблю скорость, но отношусь к ней с умом – ценю свою жизнь, хотя не сильно ей и довольна. Быть учительницей французского в старшей школе провинциального городка – то ещё счастье. Хуже только быть няней богатого подростка-максималиста, правда я Таше об этом не говорю – подозреваю, что она и сама это осознаёт.