Anne Dar - Обреченные пылать

Я поняла уже давно – если мы не сможем вместе жить, тогда умереть вместе нам просто необходимо… Мне необходимо.

После вчерашнего свидания Дункан мне так и не звонил, а я не нарушала удачной для себя традиции не звонить первой. Так даже лучше. Главное, чтобы он не сорвался и не нарушил телефонной тишины. Тогда всё пройдёт молча, без лишних вопросов и дурацких объяснений. Думаю, уже через пару суток он поймёт, что для меня всё закончилось прежде, чем успело начаться. И это хорошо. Быть не втянутой в очередную передрягу – что может быть лучше?..

Аллергические ожоги, проявившиеся после моего кратковременного контакта с геранью, уже успели сойти с моих рук, я сидела на своём любимом кресле и, смотря телевизор, поедала залитые едва разогретым и подсоленным молоком сладкие хрустящие хлопья (на бананы денег не хватило).

И суббота, и воскресенье выдались по-настоящему жаркими, благодаря чему я впервые в этом году надела любимые джинсовые шорты, параллельно перебрав свой невнушительный гардероб, который уже давно пора было весь без остатка сменить на что-нибудь менее потёртое, чего в ближайшие пару лет я определённо точно не могла себе позволить. Впрочем, я не сильно расстраивалась, так как уже давно успела забыть значение слова “шопинг”. Да и особой страсти к тряпкам у меня никогда не было, а если и получалось купить что-нибудь новенькое, тогда эта вещь оставалась со мной до тех пор, пока не изнашивалась до дыр, поэтому я всегда покупала лишь то, что имело потенциал продержаться в моём пользовании минимум десятилетие, и лишь то, что по-настоящему радовало мой глаз.

Переключив канал, по которому очередная телезвезда занималась модными покупками, я отправилась на кухню.

Не успела я домыть посуду, как входная дверь раскрылась и в дом буквально ввалилась Коко. Сначала мне показалось, что она пьяна, но женщина оказалась просто напросто уставшей и приплюснутой от неожиданно свалившейся на Британию жары.

Коко работала официанткой, и последнюю ночь, и весь день провела в кафетерии, что ещё раз наглядно доказывало мне тот факт, что не только моя жизнь крутится вокруг зарабатывания денег.

– Привет, Таша, – скрипучим голосом произнесла Коко, стянув с себя босоножки и опершись спиной о входную стену, возле которой сидела на табурете. Её густые, с рыжеватом оттенком светлые волосы длинной до лопаток всегда были распущены, приподняты от корней и немного взъерошены, отчего создавалось впечатление, будто она периодически забывала расчесываться.

– Держи, – протянула стакан с водой ей я.

– Спасибо… – на выдохе отозвалась Коко, приняв из моих рук стакан и посмотрев на меня снизу вверх. – Тяжёлая ночь, тяжёлый день… В этом маленьком городке так много тех, кто не может самостоятельно приготовить себе горячий сэндвич, что “Друзья” едва не разрываются от наплыва лентяев. Впрочем, как и всегда на выходных, что мне бывает очень выгодно, как самой старой официантке, которой чаевых оставляют больше, чем молодёжи.

“Друзья” – это название одного из пяти кафетериев нашего городка, в котором Коко проработала едва ли не всю свою жизнь. Казалось бы, что может быть страшнее, чем быть няней богатого подростка? Вот он, живой пример.

– Нат ещё не вернулась? – сделав глоток воды, с причмоком поинтересовалась Коко.

– Нет, – сдвинула брови я, сев на подлокотник дивана и посмотрев на дисплей своего мобильного. – На звонки и сообщения не отвечает.

Это всё Байрон. Он снова отвёз Натаниэль в дорогой отель, но на сей раз забыл её вернуть. Прошли уже почти сутки, а огневолосая всё ещё не выходила с нами на связь.

– Она выйдет за него замуж, – неожиданно выдала Коко.

– Кто?.. – растерялась я. – Нат? За Байрона? Чего не будет, того не будет. Она уверена в том, что не создана для серьезных отношений.

– И всё равно она выйдет за него, – поджав губы, стрельнула глазами Коко, проходя мимо меня в свою комнату.

…Интересно, она знает о чём говорит? Или просто видит в вещах то, чего в них на самом деле нет?

После похода с Риорданами на футбольный матч, мы с Нат по чуть-чуть начали подсаживаться на эту игру, хотя Нат, в отличие от меня, и прежде знала основные азы футбола. Сейчас же, пока огневолосая пропадала где-то в отношениях с Байроном, футбол я смотрела в компании Коко. Я всё еще не привыкла к тому, что вынуждена соседствовать с этой женщиной, но сейчас, распивая в её компании светлое нефильтрованное, я начинала понимать, что проблем с новым соседством возникнуть не должно – подозреваю, что внутренне Коко была моей ровесницей, хотя, возможно даже на пару-тройку лет младше меня.

Нат вернулась в начале девятого. Уставшая, растрёпанная, сонная, но внутренне настолько удовлетворённая, что мне даже хотелось до неё дотронуться, чтобы ощутить себя хотя бы на один процент такой же довольно-уставшей, какой была она. Огневолосая, не сказав ничего кроме скупого “привет”, прошагала в свою спальню, оставив за собой ядрёный шлейф из аромата шампанского, духов и мужчины. Мы с Коко, не выдавая своих эмоций и мыслей, переглянулись, после чего молча вернулись к своему пиву и футболу. Никто из нас не ожидал увидеть Нат вплоть до завтрашнего утра, но уже спустя пять минут она обессиленно грохнулась на свободный диван. Посмотрев сначала на кресло, в котором сидела Коко, затем на моё, и поняв, что мы распиваем пиво, Нат запрокинула голову на спинку дивана и обездоленно простонала:

– Я не взяла себе выпить… S'il vous plaît, si ce n'est pas difficile pour vous, apportez-moi une bière* (*Пожалуйста, если вам это не сложно, принесите мне пиво).

Не то чтобы я владела французским как родным языком, но когда Нат заговаривала на родном языке Жанны д’Арк о пиве, вине, бурбоне или любом другом алкогольном напитке, я понимала её с полуслова. Особенно когда о бурбоне…

Поднявшись с кресла, я сходила за пивом, а когда вернулась, ноги Нат уже покоились на журнальном столике. По-видимому, огневолосая, как и я, не смотря на появление хозяйки дома под этой крышей, не собиралась изменять своим привычкам. Да и Коко, как оказалось, было откровенно плевать на то, где чьи ноги лежат, кто сколько выпивает и выкуривает, и почему в гостиной столько пыли. Ей ничто из того, что было присуще нам, не было чуждо. Да и курила она больше нашего.

– Вы, должно быть, хотите знать, как всё прошло, – тяжело выдохнула Натаниэль, приняв бутылку из моих рук и сразу же начав её откупоривать.

Я никогда не приставала к Нат с расспросами, с которыми она бесцеремонно могла подкатить ко мне, и, что-то мне подсказывает, Коко, как и огневолосая, тоже была не из бесстрастных, так что Нат, по-видимому, решила не дожидаться вопроса именно от Коко, так как знала, что от меня нечего ждать.

– Мы сходили в ресторан Алена Дюкасса, после чего двадцать часов провели в отеле Кенсингтон. Даже не спрашивайте откуда у Байрона столько денег – я не знаю и мне плевать. Главное, что он готов их тратить на меня.

– И тебя даже не смущает, что он выбрасывает на тебя целые состояния? – повела бровями я, но не удивилась.

– Он сам этого хочет. Ни одна настоящая женщина не должна мешать делать настоящему мужчине то, чего он на самом деле хочет.

– А если он захочет на тебе жениться? – вкрадчиво спросила я, хотя уже предполагала, какой именно ответ выдаст рыжеволосая.

– Пусть женится, – совершенно неожиданно выдала Нат, спокойно пожав плечами, отчего я вдруг замерла с широко распахнутыми глазами. – Если он настоящий мужчина и он действительно этого хочет, значит он это получит. Женщина не должна мешать мужчине в достижении его цели, но и упрощать ему задачу тоже не обязана. Он – мужчина. Захочет – сделает, а если не сделает, значит не достаточно хотел.

Мне было пять, когда моя мать умерла от воспаления лёгких. Она была учительницей французского, очень красивой женщиной и самой доброй из всех, кого я когда-либо знала. Мы жили в небольшой деревне, насчитывающей всего тысячу дворов. В этой милой сельской глуши все считали моего отца немного чокнутым. Едва ли деревенским жителям, привыкшим к тяжёлому физическому труду, возможно было понять астронома. Им проще было окрестить его чокнутым, чем признать свою глупость на его фоне. Но отец не держал на них обиды- как можно обижаться на тех, кто считает тебя чокнутым не со зла, а из банального простодушия? Не обижалась и я, гордо нося в школе звание “чокнутой дочки”. Так ещё в детстве я твёрдо решила, что лучше уж быть чокнутой, нежели похожей на остальных. Чокнутой до сих пор и остаюсь…

Детство, проведённое в деревне – едва ли не лучшее, что может случится с ребёнком. Тем более с такими родителями, какие были у меня. К своим пяти годам, благодаря заботам матери, я спокойно разговаривала на французском языке, привнося в него чеканный отцовский акцент, который так навсегда со мной и остался. Однажды Таша сказала мне, что я разговариваю на французском словно чётко танцующий матадор на корриде. Что ж, в этом была своя правда.

Я была поздним ребенком. Родилась, когда моему отцу было пятьдесят, матери тридцать восемь, а старшему брату девять. В день моего рождения отец записал в моих метриках громкое для девочки имя – Натаниэль. Пожалуй именно после этого у деревенских жителей не осталось ни малейшего сомнения в том, что мой отец немного безумный. Кто, как не безумец, даст своей дочери чисто мужское имя?..

Дело в том, что мои родители до последнего момента не знали, кто именно у них родится, но отец отчего-то был уверен в том, что у него непременно будет второй сын и даже после того, как всё оказалось с точностью да наоборот, он не отказался от уже заранее придуманного для своего ребёнка имени. Когда моя мать узнала о том, каким именем посмел окрестить меня отец, она, обычно мягкая на характер, сильно негодовала. И всё же, как бы сильно она не была против данного мне отцом имени, её негодования хватило только на неделю – она решила подать документы на моё переименование позже, но это “позже” так никогда и не наступило. Вернее, наступило, но к тому моменту я уже имела собственную волю четырехлетнего ребенка и буквально уперлась ногами и руками, отказываясь от всех тех имен, которые мне предлагали взамен моего. Эшли, Белинда, Патриция, Присцилла, Джина… Меня звали Натаниэль, и я напрочь отказывалась от этого отказываться! В итоге моим родителям пришлось прислушаться к моим протестам и отдать меня в четырехлетнем возрасте в детский сад с моим идеальным именем.