– Может быть уже пора разобраться со всеми твоими женщинами? – сев рядом с дядей за стол, над которым висел монитор с изображениями с камер наблюдения, выдохнула я, потянувшись к термосу. – Разведись уже наконец с Ширли, подели с ней имущество и пусть катится со своим Уокером куда подальше. То же и с Элизабет… Она ведь даже яичницу не в силах приготовить, не навредив при этом себе или людям, находящимся во время её готовки в непосредственной близости с её сковородой… Неужели ты её любишь?

– Любовь сложно найти даже в молодости, не то что в пятьдесят один год. За всю свою жизнь я её так и не нашёл, так что даже не пытаюсь греть себя ложными надеждами. С Ширли я вступил в брак по глупости, присущей молодости, с Элизабет же начал жить потому, что испугался внезапно нависшего над моей головой одиночества. Мне не повезло так, как повезло твоим родителям. Сколько себя помню, они смотрели друг на друга так, словно на них свет клином сошёлся. Конечно, они без ума любили вас, своих детей, но то, как они любили друг друга, просто невозможно объяснить ни одной существующей на свете наукой. Их любовь – это догма, непреложная истина, их самая мощная сила и самая острая боль. Прежде я завидовал Родерику, такому влюблённому и любимому, но сейчас, глядя на него, я иногда благодарю небеса за то, что меня обошла чаша столь сильных чувств. Что же касается Элизабет – я знаю, что нам вместе осталось недолго, как и чувствую, что время ещё не пришло. Мне ещё немного нужно подождать, чтобы выйти из этой игры с чистой совестью. Подождёшь вместе со мной?

– Конечно подожду, Генри, – обняла за плечо своего старого друга я. – Не мне же терпеть по ночам её сопение в ухо и травиться её пережаренной яичницей.


***

Заботливый отец, жизнерадостная мать, хулиган Энтони, тихоня Пени, баскетболист Джереми и, конечно же, тройняшки – весельчак Хьюи, вездесущая Миша и… Я.

Я с детства тонула в материнских глазах нереального василькового цвета. Они казались мне настолько красивыми, что, будучи ребёнком, я мечтала иметь такие же, пока не осознала, что по отцовской линии мне достались вместо глаз настоящие изумруды. И всё же, я как никто из детей была похожа на свою маму. Хотя это, конечно же, ложь, производимая мной из-за сильной любви к этой женщине. На самом деле Хьюи и Миша были похожи на неё не меньше моего – в конце концов мы ведь являлись зеркальным отражением друг друга.

Говорят, что шанс зачать и родить однояйцевую тройню приравнивается к одному на двести миллионов, из чего следует вывод, что мои родители, на момент нашего зачатия уже имеющие двух сыновей и дочь, выиграли джекпот.

Хьюи родился на три минуты раньше Миши, я же родилась спустя две минуты после сестры, став самой младшей и самой бойкой в семье (хотя конкуренция в лице Энтони даже для меня была весьма внушительной). С нашим рождением родители приобрели статус самой многодетной семьи в городе, и удерживали его до тех пор, пока, спустя пять лет, семейство Дженкин не обзавелось двумя младенцами из приюта, пополнив на два пункта детский состав своей семьи, в которой на тот момент уже было пять собственных детей-подростков.

Наша семья была на редкость дружной и сплочённой, что, как я сейчас оцениваю, было результатом мудрости нашей прабабушки Амелии и на редкость сильной любви родителей.

В детстве у меня не было той игрушки, которой я не могла бы поделиться с братьями или сёстрами, как и у них не было ничего из того, что они хотели бы спрятать от остальных детей в личном шкафчике. Даже не смотря на порой ошеломляющие шалости Энтони, мы все и всегда держались вместе, словно прутики, связанные в один веник. Мы без повода искренне любили друг друга и даже не подозревали о том, что отношения между нами могут быть иными.

Сейчас я понимаю, что любовь родителей тогда и делала из нашей семьи один единый организм. И сердцем этого организма была мама – сильная женщина, наделяющая силой своего мужа и детей, рождённых от него. Сколько её помню, она каждое утро просыпалась в пять часов, чтобы уделить время себе прежде, чем проснётся её огромное семейство, каждого члена которого необходимо будет накормить свежим завтраком. Три раза в неделю она бегала не меньше тысячи метров за утро, два раза в неделю занималась гимнастикой или йогой, ежедневно уделяя время для дыхательных упражнений. Отчасти именно поэтому она всегда оставалась стройной красавицей, хотя и родила шестерых детей, а отчасти, конечно же, из-за завидных генетических данных – куда же без них в нашей семье.

По утрам мы ели лучшие завтраки, приготовленные мамой в соавторстве с бабушкой: маффины из киноа, рататуй, запеченный с яйцом, овсянка с тыквой, фруктовый суп, парфе из гранолы… В течении недели не было ни единого повторяющегося завтрака – каждый раз что-то новенькое. Как же я обожала эти завтраки! Наверное ни один ребёнок не обожал принятие пищи с утра пораньше так, как я.

А ещё были сказки. Но не те обычные сказки, которые рассказывал нам перед сном отец, вроде “Волшебника из страны Оз” и “Повести о кролике Питере”. Мама рассказывала нам “особенные” сказки, меняя их сюжет под свой лад. Так волк из “Красной Шапочки” не был зарублен лесником, а раскаялся и стал жить вместе с бабушкой в лесной избушке, а охотник из “Белоснежки” не убивал медведя и не приносил его сердце мачехе, которая вовсе не была злобной ведьмой. Это были совершенно другие сказки. Если в сказках отца всё было предельно реалистично – кто-то кого-то если не травил, тогда обязательно располовинивал – то в сказках мамы абсолютно все персонажи, даже самые злые, имели свою светлую сторону.

Именно сказки родителей учили нас впервые мечтать, и эти мечты, впоследствии, и сформировали наши личности.

В детстве Энтони мечтал стать космонавтом и навсегда улететь жить на Марс, Пени хотела однажды явиться миру первооткрывателем какой-нибудь новой формы жизни, Джереми мечтал стать путешественником во времени, Хьюи жаждал отыскать Атлантиду, а я с Мишей мечтали достигнуть всемирной популярности в области музыки. И именно у меня с Мишей, в отличие от остальных детей, были все шансы обратить свои мечтания в реальность ещё до нашего совершеннолетия.

Мы с Мишей, начиная с восьми лет, считались одними из талантливейших скрипачек Великобритании в нашей возрастной категории. Мы были настолько хороши, что стены нашей спальни буквально пестрели всевозможными дипломами первых степеней, победными медалями и кубками. Десять лет назад, в июне, я получила очередное золото на национальном конкурсе юных скрипачей от десяти до тринадцати лет, второй год к ряду обставив Мишу, повторно взявшую серебро. Моя победа означала, что, уже спустя месяц, именно я буду представлять нашу страну на международном конкурсе молодых скрипачей в Токио. Двумя годами ранее Миша представляла Великобританию на международном конкурсе в Анкаре и взяла бронзу, после чего на следующий год я взяла серебро в Варшаве, и на сей раз была намерена буквально вырвать золото из рук своих заграничных соперников, но мои планы и взгляды на жизнь внезапно перекроили.

В этом году, двадцать четвёртого июля, будет ровно десять лет с момента аварии, в которой моя мама и брат Джереми погибли, и после которой Хьюи, мой брат-близнец, впал в долговременную кому, из которой не вышел по сей день. В тот день моя семья, какой я её знала большую часть своей жизни, навсегда прекратила своё существование.

Глава 19.


Наблюдая за тем, как Ирма объезжает Дариану (теперь понятно, в честь кого была названа эта кобыла), я смотрела на лес, растущий в пятистах метрах от конного клуба, и бросала взгляд на ватные облака, заполонившие собой всё небесное пространство. Ветер был несильным и одновременно неожиданно прохладным. Мне повезло, что этим утром я решила взять с собой ветровку строгого чёрного цвета, подходящую под мои классические брюки и блузку, благодаря чему мне теперь не приходилось ёжиться при каждом дуновении ветерка.

Мои распущенные волосы, накануне уложенные ловкими руками Нат в крупные локоны, в очередной раз развеял поток прохладного ветра, когда слева от меня, впритык к деревянным жердям загона, кто-то остановился. Бросив взгляд на подошедшего человека, я вдруг поняла, что на меня улыбающимся взглядом смотрит Дункан Наварро.

– Привет, – улыбаясь, произнес мужчина, протянув при этом мне свою руку. – Как твоя лодыжка?

– Всё в порядке, – поджав губы, постаралась улыбнуться я, пожимая руку собеседника.

– Я тут подумал, что ты знаешь моё имя и мне было бы неплохо узнать твоё.

– Таша Палмер. – не задумываясь, на автомате представилась я.

– Очень приятно, Таша. Не хочешь выпить чашку кофе? Погода как раз располагает… Тебе ведь не обязательно наблюдать за Ирмой в течении всего занятия?

– Вообще-то мне за это платят, – вздернув брови, отозвалась я, но осознав, что мои слова могут быть неправильно восприняты, решила добавить. – Однако от чашки кофе я бы сейчас действительно не отказалась.

– Замечательно, – с заметным облегчением выдохнул Дункан, посмотрев через моё плечо. – Беседка с панорамным окном за твоей спиной – это кофейня. Там мы можем выпить по чашке кофе и одновременно ты сможешь не прекращать своего наблюдения за Ирмой.


Уже спустя пару минут, сидя на деревянном стуле за столиком у панорамного окна, я была довольна тем, что согласилась на предложение Дункана. Во-первых, отсюда и вправду было видно каждое движение моей мишени, во-вторых, здесь было намного теплее и уютнее, чем на улице, и в воздухе витал приятный аромат свежего кофе.

– Я работаю здесь всего год, – буквально вырвал меня из моего замкнутого подсознания Дункан, принесший к нашему столику две чашки горячего кофе, от которого исходил сладостный пар. – И за этот год я увидел многих женщин, приходящих с Ирмой. Ты на них совсем не похожа.