– Триста девяносто тысяч долларов, – хмуря лоб, повторно проговорил сумму Руперт, стоящий рядом со мной со скрещёнными на груди руками. – Это тебе не семечки… Я был худшего мнения об Энтони.

– Моё мнение о нём не изменилось. Имея подобные деньги, он ни копейки не пожертвовал на операцию Мии. И что с того, что эти деньги он отдал Хьюи? Они никого не спасли – ни Мию, ни его самого.

– Эти деньги со временем могут сильно помочь Хьюи.

– Хьюи не нужны деньги. Ему нужна я… Мы, – поспешно поправив себя, я прикусила губу.

Кому нужны деньги, заработанные грязным способом? Кто сможет их очистить? Энтони знал ответ как минимум на последний вопрос. И на сей раз у меня не было возможности его оспорить.


Руперт, Пени и Жасмин ушли в начале восьмого, спустя четыре часа после ухода нотариуса. Мы же с Хьюи, обычно сразу после ухода посетителей спешащие на первый этаж в каморку с синтезатором, на сей раз не торопились. И хотя инвалидное кресло было заранее приготовлено, мы не горели желанием им воспользоваться.

“И что будешь делать?” – крутился один-единственный вопрос у меня в голове, но прежде чем я его озвучила, Хьюи поднял на меня свой глубокий зеленоглазый взгляд.

– Открою кондитерскую. Держу пари, в нашем городе до сих пор нет нормальной кондитерской.

Он был прав. В нашем городе до сих пор не было нормальной кондитерской.

Глава 31.


Прошёл ещё один день. О завещании Энтони уже знала вся наша семья, но отчего-то никто не хотел обсуждать эту, казалось бы, весомую новость. Триста девяносто тысяч долларов, в конце концов. Только Пандора периодически вспоминала об этом, не смотря на то, что никто больше не горел желанием мусолить эту тему. Благо её щебет выпал не на мою долю. Пени же, у которой Пандора явно загостилась, хотя МакГратам от этого было только веселее, не только отличалась сказочным терпением, но в периоды чрезмерной разговорчивости этой женщины с радостью принимала свою проблему со слухом словно дар, а не анафему.

Сегодня в поликлинике проводилась какая-то неведомая нам проверка, поэтому, по просьбе доктора Аддерли, мы с Хьюи были вынуждены воздержаться от игры на синтезаторе. Полдня занимались гимнастикой, ещё полдня провели в компании отца и Айрис. Отец скупо рассказал нам о состоянии Миши, которую он с Пандорой посещал накануне. По его словам можно было понять только то, что Миша “очень старается”, но я-то знала, что она из кожи вон лезет и сейчас ей наверняка хреновее, чем мы можем себе представить. Айрис же, в отличие от немногословного отца, говорила обо всём, кроме своей свадьбы с Дэйлом, которая уже была на носу.

Перед их уходом мы связались с Генри по видеозвонку. Он только что вернулся в отель от Мии, у которой всё было хорошо. Я старалась радоваться этому максимально тише, подавляя внутри себя струящийся тёплый свет, чтобы ненароком не привлечь к нему внимание чьих-нибудь любопытных глаз. Иными словами, я откровенно боялась наслаждаться счастьем.

В половину восьмого, спустя пятнадцать минут после ухода отца и Айрис, Хьюи предложил впервые попробовать выйти на костылях в коридор. Я довольно ухмыльнулась. Его упорство меня вдохновляло, и в такие моменты, моменты его особого рвения, я напрочь забывала прятать исходящее изнутри меня тепло.

Я уже собиралась подняться с кресла, как вдруг дверь в палату начала медленно отворяться. Я не сразу рассмотрела лицо человека, но сразу ощутила, что он либо крадётся, либо сомневается с решением переступить порог. Во-первых, он не постучал, во-вторых, он открывал дверь украдкой, а в-третьих… Увидев лицо гостя, я замерла. Это был не он, это была она. Ниже меня на голову, с тёмно-карамельными волосами до плеч, уложенными в крупные локоны, и незабываемыми ярко-голубыми глазами. Она набрала пару килограмм, но не превысила пропорции веса к своему росту, да и ей это откровенно шло – прежде она была слишком уж тощей. Она стала немногим бледнее, чем была прежде, но одновременно более симпатичной – подростковый возраст с брекетами и отсутствующей грудью, которая, не смотря на все опасения, у нее всё же выросла, остался позади.

– Эсми?.. – Хьюи сразу её узнал, что было странно, ведь она нехило так изменилась.

Я отметила, что его голос неожиданно осип.

Эми Крофтон, в девичестве Далтон, оторвала от меня напряжённо-испуганный взгляд и, наконец, повернула голову к Хьюи. По-видимому она некоторое время (если не весь день) дожидалась, когда его гости уйдут, и не ожидала того, что я всё ещё буду здесь.

– Пожалуй, я прогуляюсь, – наконец найдя подходящие слова, произнесла я, после чего поднялась со своего места.

Пройдя мимо нежданной гостьи, я вдруг уловила аромат давно забытых мной духов. Хьюи, возвращаясь домой после первых в своей жизни свиданий, всегда приносил с собой этот аромат. Это был ландыш.


Эсми вышла от Хьюи спустя полчаса. За это время я трижды попыталась вытрясти из автомата горячих напитков деньги, ранее брошенные в него Рупертом и всё ещё значащиеся на его табло необнулёнными. Хотя, скорее всего, со стороны мои попытки и попытками-то не выглядели. Два настойчивых удара кулаком и один ногой по корпусу старой рухляди едва ли можно было обозвать серьёзными попытками.

Всё оставшееся время я простояла прислонившись спиной к стене, наблюдая за работой лифта, находящегося на противоположном конце коридора. За всё время на этаж приехали три молодые медсестры, уехало два доктора, одна дама в ярко-розовом пальто и подросток, который регулярно наведывался в палату, в которой лежала дряхлая старушка. Кроме него к старушке приходила ещё не слишком старая женщина, но она всегда являлась и уходила с неизменно кислой миной. Сегодня я её не видела…

В момент, когда Эсми вышла из палаты Хьюи, я резко повернула голову и мы сразу же встретились взглядами. Аккуратно, словно боясь нарушить покой человека, к которому она приходила, Эсми прикрыла за собой дверь, после чего, прижимая к животу свой лёгкий плащ, она, опустив глаза, преодолела десятиметровое расстояние между нами. О том, что она остановится рядом, я заранее узнала, прочтя её плавную походку.

Взявшись правой рукой за длинный ремень висящей на плече сумочки, Эсми, наконец, вновь подняла на меня взгляд.

– Я давно узнала… Ещё в начале марта. Прочла в газете… – Эсми замялась и замолчала, явно ожидая от меня вопроса, почему же она тогда не пришла раньше. Но я не собиралась её спрашивать об этом. Приняв моё решение, Эсми, начав жевать губы и сразу же остановившись, словно напомнив себе о запрете на дурную привычку, вновь заглянула мне в глаза. – Я долго сомневалась, стоит ли мне приходить… Всё так изменилось.

– Всё в порядке, – отстранившись от стены, но всё ещё не выпуская рук из карманов джинс, решила поддержать собеседницу я.

– Хьюи тоже так сказал, – помедлив несколько секунд, произнесла она с едва уловимым облегчением в тоне.

Неужели она боялась осуждения с моей стороны? Мне не за что было её судить.

– Главное, что ты пришла, а не где ты ходила, – приподняла бровь я.

Эсми вновь молчала, обдумывая мои слова.

– Он знает? – наконец поинтересовалась она, вновь прекратив кусать свои губы.

– О тебе? Многое. Но уверена, что не всё.

– Об Оскаре? Бонни?

Я едва уловимо повела бровями, удивившись тому, что они не поговорили об этом. О чём же тогда они общались эти полчаса?..

– Он знает всё, что знаю я. А это, как я могу полагать, слишком мало.

Помешкав ещё немного, Эсми повторно поправила шлейку сумки на плече, после чего сделала полшага в сторону лифта.

– Я ещё приду, – вместо прощания произнесла она.

В ответ я лишь одобрительно кивнула головой.

Наблюдая за походкой Эсми, постепенно удаляющейся в сторону лифта, я видела в ней нерастраченное тепло, долю неуверенности и небольшой процент сомнений. Но сомневалась она не в том, что придёт сюда снова. Она придёт обязательно… Эсми сомневалась в том, что её тепло может здесь понадобиться. Она была в этом не уверена, но я, связанная со своим братом-близнецом невидимой нитью, знала, что её сомнения пусты. Её присутствие нам очень сильно понадобится.


Мы с Хьюи всё-таки вышли на коридор на костылях. Впервые.

В палате Хьюи только и делал, что восклицал: “Она пришла! Она пришла!”, – но очутившись на коридоре сразу же затараторил, пересказывая мне их диалог. Ничего примечательного, но каждая мелочь из его уст звучала как нечто безусловно весомое.

– Что? – словив мой недоумённый взгляд, поинтересовался Хьюи.

– Я знала, что ты был в неё влюблен… Но не знала, что настолько.

– Хах! Никто не знает, но мы с Эсми потеряли девственность друг с другом.

– Что?!

– Да… Хоть в чём-то я тебя опередил, – криво усмехнулся Хьюи, продолжая старательно кряхтеть на своих костылях, пока я придерживала его спину. Это его “хоть в чём-то” незаметно полоснуло меня по сердцу. – Это произошло за неделю до аварии. В спальне Эсми, пока её мама ушла на ночную смену… Джереми в тот день выиграл волейбольный матч с “Синими Гризли”. Помнишь?

Конечно я помню! В тот день на матче присутствовала вся семья, кроме Энтони, который не явился из-за пересдачи экзамена, и Хьюи, который подговорил Джереми уговорить родителей разрешить ему пропустить столь важный для нашей семьи матч. Мы тогда ещё до одиннадцати часов вечера в кафе просидели – Генри всех угощал – и вернулись домой около полуночи. Что за чудная была ночь! Одна из последних чудесных ночей…

Так вот почему Эсми так долго не могла прекратить сюда ходить. Они с Хьюи сделали “это” за неделю до трагедии и, в итоге, она потеряла его в тот самый момент, когда чувствовала к нему любовь больше всего. Это просто ужасно…

Мои мысли прервал жестяной стук, эхом пронесшийся по коридорам. Оторвав взгляд от пола, я увидела, как в повороте на лифт мужчина в синем комбинезоне мудрит над автоматом с горячими напитками. Лишь преодолев ещё пару шагов с рукой Хьюи на плече, я поняла, что мужчина поддел под аппарат железный двузубец. Он хотел его укатить. К собственному удивлению, я внезапно решила проявить коммуникабельность, которой уже лет одиннадцать не пользовалась.