Так Стелла исполнила своё желание вырастить Энтони как своего собственного сына. Она не хотела рассказывать ему о безымянной матери-наркоманке, о несуществующем отце, о его рождении в грязную юбку на полу сарая… Его родила она и он её ребенок. Точка.

Но то, что было для нас точкой, после смерти Стеллы превратилось для меня в серьёзную запятую.

Я заметил это ещё когда наши дети были маленькими – Энтони отличался от остальных. Он был нервным, зачастую импульсивным и… Жестоким. Долгое время я пытался убеждать себя, что смогу это исправить, но в день, когда я увидел, как Таша, борясь со шлангом, тушила начинающийся пожар, я понял, что сущность Энтони не поддастся ни моему воспитанию, ни моему контролю. Особенно остро я ощутил это, когда узнал, что Энтони, прежде чем поджечь муравейник, а вместе с ним и весь наш дом, запер в доме всю мою семью. Тогда я вдруг осознал, что он мне не сын и не сын он Стелле. Он был не наш. Он был ничей. И мне стало страшно.

Тогда я впервые почувствовал, что всем нам осталось недолго…

Но до осознания было ещё далеко. Пока счастливая Амелия, испытавшая счастье материнства лишь единожды, нянчилась с орущим младенцем, мы со Стеллой всерьёз начали задумываться о рождении собственного ребёнка. Не знаю почему, но ещё до свадьбы мы решили, что хотим дочь. Или две дочери. Но не больше. Мы не планировали заводить много детей, так как были слишком сильно поглощены друг другом.

В итоге через десять месяцев после появления у нас Энтони мы наконец решились на зачатие, а ещё через девять месяцев, пятого октября у нас родился наш первый ребёнок. Невероятно красивая, милая и спокойная девочка весом в три килограмма триста граммов. Я присутствовал на родах и я первым взял своего ребёнка в руки.

Пени так и осталась единственным моим ребёнком, которого я первым взял в руки. Моя любимица… Мой первенец.

На фоне неперестающего кричать Энтони, Пени выглядела молчаливым ангелочком, всегда довольным и не имеющим к нам никаких претензий. Вскоре это нас серьёзно забеспокоило и мы обратились к педиатру. Несравнимо тихий ребёнок на фоне своего громкого старшего брата оказался почти глухим.

Я был настолько счастлив рождением своей девочки, сколько раздавлен её диагнозом. Пени диагностировали тугоухость четвёртой степени, из-за которой нам пророчили серьёзные проблемы с речью. Я до последнего не верил в это, но в итоге Пени так и не заговорила. Она так и не произнесла заветное “папа”, ни разу не подошла к телефону, когда я звонил с работы домой, чтобы узнать как у них с мамой дела, ни разу не спела мне песню… Это разрывает моё сердце с того самого дня, когда я узнал о том, чего я с моим ребёнком будем лишены.

…Стелла страдала от моей боли больше, чем от собственной, хотя я и пытался скрывать свою глубоко внутри. Лишь сейчас я понимаю, что скрыть от неё мне ничего из своего внутреннего мира так и не удалось. Мы поддерживали друг друга изо всех сил, но даже сейчас я уверен в том, что Стелла была лучше меня даже в этом. В том, в чём лучшим должен был быть я.

Спустя две недели после того, как мы узнали о диагнозе Пени, Стелла сказала, что хочет родить мне ещё одну девочку. Это было ночью. Я, устав после напряжённого рабочего дня, присел на край кровати, и Стелла, опустившись рядом со мной в красивом махровом халате молочного цвета, своей прохладной ладонью накрыла мои сцепленные тёплые пальцы. В тот момент я в который раз влюбился в неё, после чего предложил ей повременить с принятием столь серьёзного решения. Я был в восторге от дочки, которую она уже мне подарила – Пени так навсегда и осталась моей любимицей, да и вообще всеобщей любимицей – и, помня страдания Стеллы во время родов (сама беременность оказалась для нас весьма лёгкой даже на последнем месяце), я не желал повторно подвергать её подобным мучениям, по крайней мере в ближайшее время. Стелла тогда пообещала мне подумать над моими доводами, и ровно спустя месяц она вновь подошла мне с тем же вопросом. Она рассчитала всё: благодаря помощи Амелии и моего отца она не уставала с Энтони и Пени, её физическое и психологическое состояния на тот момент находились на высоте и, сделав максимально точные подсчёты, которые я сам делал ещё до рождения Пени, материально мы были способны обеспечить как раз ещё одного ребёнка. Последним доводом стало то, что ещё до свадьбы мы мечтали, что станем родителями двух девочек.

Внимательно выслушав свою жену, я решил напомнить ей о том, какие боли она испытала во время первых родов (из-за чего я тогда едва не поседел), но она сделала ход конём – пообещала мне, что если у нас не получится зачать сегодня, с первой попытки, тогда она не будет затрагивать эту тему ещё один месяц. В итоге я согласился, совершенно забыв о том, что первого ребёнка у нас получилось зачать как раз с первой же попытки, и напрочь забыв уточнить информацию о её овуляции, которая случилась как раз в те сутки. В итоге Стелла моментально забеременела вторым ребёнком (спустя полгода после рождения первого), отчего последующие девять месяцев буквально светилась счастьем. В те дни счастливее неё были только мой отец и Амелия, пребывающие на тот момент в достаточно бодром расположении духа и обладающие достаточно крепким здоровьем, чтобы вырастить ещё минимум десяток своих внуков.

Спустя год и три месяца после рождения Пени у нас появился Джереми. Из-за веса в три килограмма семьсот граммов Амелия окрестила его русским словом “богатырь”, которое тогда очень смешило Стеллу.

Не смотря на то, что вместо желаемой дочки у нас родился сын, мы были счастливы его появлению не меньше, чем появлению Пени. Это был второй ребёнок от нашей крови и плоти. Первый сын.

После рождения Джереми мы твёрдо решили не заводить больше детей. Нам вполне было достаточно громкого Энтони, милашки Пени и богатыря Джереми. Теперь на Амелию, отца и Стеллу было ровно по одному ребёнку, и мы со Стеллой были более чем уверены в том, что для нас этого достаточно. Тем более после второй беременности и родов, произошедших с небольшим разрывом после первых, Стелла хотя и чувствовала себя более удовлетворённой в материнстве, всё же повторное её восстановление от подобного стресса протекало немного сложнее. Ей пришлось потратить на восстановление своей физической формы на один месяц больше, чем в предыдущий раз, она стала чаще уставать и ей чаще хотелось спать. Амелия говорила, что несколько раз Стелла плакала, пока меня не было дома, но такое часто случается с кормящими матерями. Так называемый “послеродовой стресс”. Я поддерживал её всеми своими силами: не позволял ей вставать по ночам, успевая быстрее неё реагировать на первый же зов проголодавшегося ребёнка, свалил бóльшую часть своей офисной работы на Генри, благодаря чему был дома четыре из семи дней в неделю, водил свою любимую на свидания в кино и кафе, по утрам делал ей массаж ступней и аккуратно укачивал её своими занудными речами о делах в фирме…

Первый год жизни Джереми хотя и был напряжённым, прошёл быстро, после чего нам всем вновь стало легче. Дети прекратили плакать по ночам и начали ходить на горшок, Стелла, при помощи ежедневных физических упражнений, добилась сногсшибательной физической формы и теперь всегда чувствовала себя бодрой, Амелия и отец продолжали получать удовольствие от внуков, бегающих по прежде пустующим комнатам дома, а я вернулся к делам полиграфической фирмы и теперь мог не переживать о том, что Генри работает за двоих. Всё вновь вошло в колею и все вновь забыли думать об усталости, как вдруг, спустя ещё один год, отец неожиданно не проснулся. Ушёл тихо, во сне, без боли и страданий. Его уход был бы идеальным, если бы не был таким ранним. Сорок девять лет – это слишком мало и недостаточно много. Он не дожил чуть больше года и двух месяцев до рождения наших тройняшек.

Глава 20.

Родерик.


Мы со Стеллой не просто не планировали заводить ещё хотя бы одного ребёнка, мы пришли к категорическому мнению о том, что Энтони, Пени и Джереми нам более чем достаточно. Ещё до свадьбы мы решили, что родим не больше двух детей, да и наше финансовое положение не было рассчитано на содержание большего количества человек в нашей семье. Мы исправно предохранялись, некоторое время Стелла даже принимала противозачаточные, пока я не убедил её в том, что мы можем обойтись без препаратов. Поэтому, когда мы узнали о наступившей беременности лишь в конце её первого месяца, мы пришли в настоящий шок. Лишь спустя пару недель мы вспомнили момент, когда это случилось: мы заподозрили, что презерватив прорвался, но не были в этом до конца уверены. Теперь же это было очевидно – он действительно дал трещину.

На втором месяце беременности, когда живот Стеллы стал подозрительно большим для своего срока, мы преждевременно явились к своему доктору, который и сообщил нам о том, что у нас ожидается тройня. Наш шок умножился на три. Это нельзя было назвать неожиданностью – это было чем-то сверх. Но не смотря на то, что мы ни морально, ни материально не были готовы к появлению плюс хотя бы одного ребенка, не то что трёх, мы даже не задумывались о прерывании “экстремальной” беременности. Мы все – я, Стелла, Амелия и даже Генри – готовились к рождению ещё одного малыша, но никто из нас так и не смог подготовиться к появлению сразу трёх младенцев!

Хьюи, Миша и Таша родились ровно на седьмом месяце, без операционного вмешательства, с рекордным для тройняшек весом в два килограмма триста граммов каждый. Энтони на тот момент было шесть лет, Пени четыре, а Джереми два года и один месяц, если я ничего не путаю.

Рождение тройняшек предвещало наступление хаоса, но нас вовремя выручили близкие люди. На первый год после рождения тройни Генри взял на себя Энтони. Мы жили по соседству, поэтому я не переживал относительно того, что Энтони ночует у моего брата, и хотя он плохо ладил с Ширли, благодаря Генри за следующий год он заметно подтянул свою учебу. Пени и Джереми взяли на себя Пандора, Белла и Майя. Они забрали детей к себе в Лондон, привозя их к нам один раз в месяц на пару дней. Мы безумно по ним скучали, я вообще на стену лез без своей Пени, но мы все прекрасно осознавали, что так будет лучше для всех, особенно для психологического здоровья Стеллы.