— Я не буду брать трубку.

— Нет, — Федор покачал головой, — ты ответишь. Извинишься за то, что не позвонила, и договоришься встретиться с ним завтра днем.

— Зачем?!

— Потом скажу, — Федор подталкивал меня к телефону. — Давай, я рядом, не бойся.

— Алло! — сняла я трубку.

— Сима! — ревел Клим голосом раненого дикого зверя. — Что происходит?

Федор сжал мой локоть, и я, стараясь говорить как можно спокойнее, но все равно заикаясь на каждом слове, ответила:

— Извини-ни, К-клим. Так получилось-ось. Работы было очень много. Давай-ай завтра д-днем встретимся.

— Давай, — быстро сказал он. — А почему ты снова там? Где твой брат?

— Он в к-командировке. Я пока здесь по-поживу.

— Хорошо, — вздохнул Клим с облегчением.

— А к-как ты узнал его телефон? — спросила я.

— Завтра расскажу, — отмахнулся он. — Давай встретимся у меня.

— У тебя на работе?

— Дома.

— Д-д-дома? — переспросила я, и Федор, догадавшись, о чем идет речь, отчаянно замотал головой. — Давай лучше у метро, — предложила я, — у Грибоедова.

— Все, договорились. Если не приедешь, найду тебя. Мне уже стало мерещиться, что кто-то тебя похитил и держит заложницей.

— Нет, завтра буду.

17

Из кухни вкусно пахло, и мы наперегонки побежали туда, подгоняемые мыслью, что наш ужин, брошенный на произвол судьбы, сейчас сгорит.

— Итак, Серафима, насколько я понял, ты совершенно равнодушна к своему жениху?

— Да. — Я тихо злилась, что он называет Клима моим женихом и в душе, наверно, посмеивается над моими любовными историями.

Но обжигающая картошка с хрустящей корочкой не настраивала гневаться, а располагала, наоборот, к самой мирной беседе.

— Значит, завтра будь понастойчивее. Во-первых, умри, но узнай, откуда у него мои координаты. А потом, когда он ответит тебе на этот вопрос, объясни ему наконец, что совсем не собираешься за него замуж. Скажи ему это определенно, чтобы у него не оставалось никаких сомнений.

— Это необходимо? — сморщившись, спросила я.

— Разумеется. Он мне уже надоел своими звонками. Отелло чертов! А вечером мы съездим к тебе домой. Хочу посмотреть на твою Светлану.

— Я несколько раз звонила туда — никто не берет трубку. Похоже, она сгинула.

— Или не хочет подходить к телефону.

Этим наш разговор о «грустном» ограничился, и мы стали весело жевать картошку, вспоминая сегодняшних клиентов.

— Ладно, — сказал Федор после ужина, — сегодня нужно выспаться. Завтра нас ждут серьезные дела. Пока! — и скрылся в своей комнате.

«И это все?» — раздосадованно думала я, оставшись одна. Значит, вчерашняя фантастическая ночь с таинственными мелодиями, значительными шорохами и лунными волнами больше не повторится? Выходит, она ничего не предвещала? Плечи мои опустились, а лицо приняло, наверно, самое унылое выражение. Вдруг дверь комнаты быстро приоткрылась, и Федор, выглянув, внимательно посмотрел на меня. Я моментально поднялась и засуетилась на месте, словно меня поймали с поличным.

— Хочу воды набрать, — важно и немного заносчиво сказал Федор, — чтобы ночью не бегать.

Он налил из чайника воды в стакан и гордо удалился в свою комнату. Но я могу поклясться, что оттуда тотчас же донесся его сдавленный смех. Ах вот, значит, как! Он надо мной потешается! Наверно, вчера я выглядела полной идиоткой в одеяле на кухне. Ну и хорошо, потому что я просто валюсь с ног после вчерашней бессонной ночи и сегодняшнего длиннющего дня. Он надеется уснуть раньше меня? Не выйдет!

Заглянув на минутку в ванную, я прыгнула в постель, завернулась по уши в одеяло, чтобы не слышать ни звука, и попыталась заснуть.

Минут через десять я наконец призналась себе, что лежу, крепко зажмурившись, честно пытаюсь ни о чем не думать, но все это не приводит абсолютно ни к каким результатам. Тогда я потихоньку стянула одеяло с головы. Дышать стало гораздо легче. К тому же я снова услышала музыку. На этот раз музыка лилась из комнаты Федора, еле уловимая. Или мне только казалось?

Тили-там, пела маленькая фея семи нот, мир гораздо больше, чем ты думала. Тили-там, ты еще и сотой части его не открыла для себя. Тили-там, жизнь никогда не кончится, она — кругосветное путешествие в безбрежном пространстве. Тили-там, в ней так много любви, целое море любви, стоит только войти в ее воды. Тили-там, ты собираешься плыть или ты ждешь, когда вечность иссушит эти воды? Тили-там, ты ведь еще ни разу не замочила ног, чего ты медлишь? Все разочарования и беды тонут в одной лишь капле любви. Тили-там, подумай, жизнь твоя могла бы пройти мимо этих вод, но тебе повезло.

Сердце сладко урчало под этот мотивчик, как котенок, пригревшийся в теплой шали. Ради этих минут стоило прожить тридцать шесть лет в кромешной скуке. Ветер перемен разметал здравый смысл, словно октябрь осенние листья. И как бы сладко я ни жмурилась, как бы ни куталась в одеяло, я знала, что теперь не одна.

Когда я все-таки провалилась в сон, то даже не почувствовала перемены. Та же музыка — тили-там, то же ощущение счастья. Потом по лицу скользнула теплая рука, и рядом оказался Федор. Сон и явь одновременно пролились блестящим дождем с мучительносладким лунным оттенком.

— Я только хотел…

Тили-там: мы всю жизнь занимаемся тем, что чего-то хотим. Одних желания сжигают, но у нас с тобой совсем не тот случай.

— …сказать…

Тили-там. Ты ведь понимаешь: что можно сказать словами? Главное всегда остается за ними, там, где вечный покой и абсолютное молчание.

— …что ты очень красивая.

Тили-там: даже если тебе говорили это тысячу раз и ты устала слушать, все равно это — правда. Ты такая красивая, что у меня перехватывает дыхание, когда я смотрю на тебя. И я забываю обо всем на свете.

— Какая?

Но это я спросила только для того, чтобы еще минуточку посмотреть в его синие глаза, на одно мгновение оттянуть неотвратимое влечение к океаническим водам любви. Той, что просится в руки сама, той, что обещает утолить твою жажду, той, что возможна, наконец. Потому что губы уже жадно скользят по рукам, поднимаясь все выше и выше, потому что кружится голова, а сердце хочет выпрыгнуть навстречу другому, бьющемуся в такт уже совсем близко…

А потом, хотя было два часа ночи и сон суетился вокруг нас, приглашая насладиться теперь уже полным покоем, мы разговаривали взахлеб, как два узника, тридцать лет просидевшие в одиночных камерах по соседству, стена между которыми теперь рухнула.

— Ты любишь мороженое?

— Терпеть не могу…

— Нас луна разглядывает, вон видишь, вытаращилась…

— Кыш-кыш…

Так болтают без умолку дети. Взрослым кажется — о какой-то ерунде, о мелочах. Ничего подобного, тили-там, ничего подобного. За словами взрослых так много пустого пространства, дети выражаются точнее. И влюбленные знают толк в этих беседах. Неужели она бывает такой — любовь? Вот почему мне снились…

— Мне последнее время снились фиолетовые сны…

— А мне сиреневые…


Утро взорвал вопль будильника. Мы открыли глаза и вот уже целую вечность рассматриваем друг друга, пытаясь установить, что это за чудо с нами случилось и как мы оказались здесь вместе? Нас накрыла последняя волна океанической прошедшей ночи, и Федор снова уже готов уснуть после этого, но я трясла его за плечи:

— Вставай, нам ведь пора.

— Ах да. Пожалуй, как честный человек я должен сварить тебе кофе.

Я бросила в него подушкой, он увернулся, но не встал, а снова потянул меня за руку к себе.

— В десять первая встреча.

— Ах да.

Нам ведь не нужно расставаться даже на короткое время. Мы вместе встаем, вместе, толкаясь, принимаем душ, пьем кофе из одной чашки и спускаемся вниз по одной лестнице. Мы превратились в сиамских близнецов, потому что даже во время работы думаем, похоже, об одном и том же…

Ближе к обеду он начинает нервничать, смотреть на часы. Мне нужно идти на «свидание» с Климом. Я совершенно спокойна, как река в отсутствие ветра. Моя жизнь наконец-то нашла свое русло, меня никому не повернуть вспять, даже Климу. А Федор нервничает. Мне это нравится. Мне хочется, чтобы он еще раз тревожно взглянул на меня. Вот так. А теперь, чуть рассеянно, — на клиента.

Я решила уйти именно теперь, без напутственных слов, без искорок сомнений, которые непременно мелькнут в его взгляде.

Показав на часы, я поднялась и направилась к двери. Знаю, ему хотелось послать к черту надоевшего до смерти зануду-клиента и броситься вслед за мной. Я спустилась по ступенькам, но он не нагнал меня. Жаль. Телепатия оказалась неполной.

— Эй, девушка!

Он орал из окна на всю улицу, улыбаясь до ушей.

— Не забудьте, что я жду вас! Очень жду!

И махнул рукой. Я тоже подняла руку. Или это было крыло? По крайней мере сердце мое парило и кувыркалось в воздухе и тихо курлыкало от счастья.

18

Клим вышел из машины, как только завидел, что я вынырнула из метро. Я тоже сразу его увидела. Что-то щелкнуло внутри, прокручивая наши прошлые встречи, напоминая о дурацком недоразумении относительно женитьбы.

— Здравствуй, — сказала я.

— Боже, как я боялся, что ты опять не появишься.

Это было похоже на правду. Пальцы его слегка дрожали, сжимая сигарету, которую он тут же скомкал и выбросил. Я видела его теперь совсем по-другому. Это было немного странно. Такое чувство, словно раньше я была подслеповата. Нет, не то. Раньше я смотрела на него изнутри, глазами своего страха, чувства неловкости, с позиций своей скучной неудавшейся жизни. Теперь же я видела его как бы со стороны. Я стояла перед ним и одновременно была посторонним наблюдателем этой встречи, внимательным и холодным.