Виктория Холт - Обреченная на корону

С каждой минутой становится все темнее. Люди толпятся на улицах, глядя в небо. Говорят, это зловещее предзнаменование. Господь являет свое недовольство, закрывая солнечный лик.

Скоро мне придется отложить перо — я устала писать. Силы медленно убывают, смерть приближается ко мне.

В тяжелое время приходится покидать этот мир. Измена и предательство нас окружают. Я стараюсь закрыть уши от носящихся звуков. Они пугают меня. Твержу себе, что не верю им. Не желаю слышать того, что говорят люди, — однако должна знать.

— Расскажите мне... расскажите все, — прошу своих фрейлин.

Те качают головами. Говорят:

— Рассказывать нечего, Ваше Величество. Это неправда. Фрейлины все знают, но предпочитают молчать.

Мы были счастливы в Миддлхеме, пока Ричард не занял престол. Миддлхем неизменно будет родным домом для меня... и, надеюсь, для него. С этим местом у нас обоих многое связано. Мы там познакомились. Я всегда говорила, что наша любовь зародилась в Миддлхеме. И люди там понимали Ричарда. Знали ему цену. Здесь его не любят. Не хотят видеть королем. Он не такой рослый и красивый, как его покойный брат. У него нет обаяния, которого у Эдуарда было в избытке. До чего же капризна человеческая натура! Ричард хочет быть хорошим королем, служить стране верой и правдой, а Эдуарда люди любили за привлекательную внешность. Эдуард был великаном среди мужчин; правя страной, он умел с улыбкой выманивать деньги и у богачей, и у бедняков. Его расточительность и распутство не отвращали от него людей. Он выглядел по-королевски, и люди обожали его. Пожалуй, вполне естественно, что они невзлюбили его преемника. Ричард невысок, не обладает счастливой наружностью своего брата, угрюм и улыбается редко, он ревностно служит стране, однако люди оплакивают Эдуарда, помня о его обаянии.

А на улицах шепчутся, что я умираю от яда. Ходит слух, будто Ричард велел медленно отравлять меня. До чего же люди жестоки! Готовы сказать о нем любую гадость. В этом, разумеется, повинны его враги, — мы окружены ими. Они хотят представить Ричарда чудовищем. Но кто может знать его лучше меня? А я знаю, что он хороший человек. Он стал бы замечательным королем, добрым к подданным, лучшим, чем его потакавший своим слабостям брат, — если б только ему не мешали.

Я действительно умираю — но не от рук мужа. Он знает, что смерть моя близка, и безутешен. В глазах его видна скорбь. Я единственная, кому Ричард может доверять. Как мог кто-то подумать, будто он хочет избавиться от меня? Я больна, не способна родить сыновей, необходимых каждому королю, но между нами существуют особые узы с тех пор, как он появился в замке моего отца, когда мы были еще детьми. Если б

только он мог отказаться от престола! Если б только мы могли вернуться в Миддлхем, на север, где люди нас любят и понимают. Ричард платит за свой венец непомерную цену.

Я стараюсь утешить мужа. Его чувства мне известны лучше, чем кому бы то ни было из его окружения.

— Кому я могу доверять? — спрашивает он. — Кто может доверять кому бы то ни было при этом гнусном дворе?

Я знаю, он думает о Бэкингеме — бывшем друге, оказавшемся предателем.

Временами обиженный, озадаченный Ричард очень напоминает того мальчика, с которым я познакомилась много лет назад. Я одна знаю истинного Ричарда; для остальных он холодный, неприступный, суровый король, твердо удерживающий то, что считает своим по праву, неуклонно исполняющий свой долг.

По всему двору ходит слух, будто Ричард, когда избавится от меня, намерен жениться на своей племяннице Елизавете. Думаю, это доставляет ему больше всего огорчений.

— До чего же меня ненавидят, — сказал он мне как-то. — Возводят самые нелепые поклепы. Сравнивают с братом. Говорят, я узурпировал трон у маленького Эдуарда. Не верят, что он незаконнорожденный. О, если б мой брат был жив! Как они любили его! По их мнению, он не мог сделать ничего дурного, а я не способен сделать ничего хорошего.

Я ответила:

— Твой брат был неверным мужем, был расточителен. Он любил жить в роскоши. Больше думал о своих удовольствиях, чем о благе страны. Ты добрый человек, Ричард. Ты будешь хорошим королем, со временем люди в этом убедятся.

Ричард улыбнулся мне печально, с нежностью. Я вспомнила, что он с детства не терпел осуждений в адрес брата. Эдуард казался ему каким-то богом. Так было всегда. Подобно всей стране, он поддавался обаянию Эдуарда.

— Когда я прохожу, все молчат, — сказал Ричард, — Помнишь, как шумно они приветствовали его.

— Тебя когда-нибудь тоже будут шумно приветствовать.

Он покачал головой.

— А теперь утверждают, будто я хочу твоей смерти, чтобы жениться на дочери Эдуарда — своей племяннице! Анна, можешь ты хоть на миг представить...

Я взяла в ладони его лицо и поцеловала. Хотела уверить в презрении, которое испытываю к подобным сплетням.

Однако бывали минуты, когда я втайне с опаской думала о Елизавете Йоркской. Старшая дочь красавца Эдуарда и его прекрасной королевы, естественно, тоже красавица — блестящая, ослепительная, здоровая. И если пошла в мать, то родит много детей.

До того, как слечь, я видела Елизавету при дворе. Не казалось ли мне, что она задумчиво смотрит на Ричарда? Что козыряет своей красотой, своим блистательным обаянием? Как бы говоря: «Погляди на меня. Насколько я отличаюсь от несчастной больной королевы». Я далека от мысли, что Елизавета влюблена в Ричарда, но она дочь своей матери и должна стремиться к короне.

И даже я, прекрасно зная мужа, понимая в полной мере озлобление его врагов, иногда мучилась жестокими сомнениями. Я больна. Я бесплодна. А разве иметь сыновей не долг короля?

Здравый смысл возвращается, я напоминаю себе, что всегда была единственной любовью Ричарда, потом — как тоскую по спокойной жизни в Миддлхеме, и говорю: «Если б только Эдуард вновь оказался на троне, и мы смогли бы вернуться на Север — в наш подлинный дом, где нас все знают и любят, где не услышим злобной клеветы в свой адрес».

А здесь повсюду враги. Здесь о нас ходят коварные, нелепые слухи, однако люди принимают их за правду, потому что им так хочется.

Враги Ричарда кишат вокруг нас. И шепчутся о каком-то Генрихе Тюдоре, он скрывается у наших недругов во Франции, дожидаясь возможности предъявить мнимые права на трон. Да, вокруг нас сплошное предательство. Свет угасает. Лик солнца уже почти затемнен, и мой конец близок. Что будет с Ричардом? Со страной? Мне этого не узнать.

Жизнь моя угасает, как свет. Кто-то подходит. Это одна из фрейлин.

— Миледи, король идет к вам. Писать больше не буду. Идет Ричард, и что-то подсказывает мне — я вижу его в последний раз.

Вспоминая прошлое, часто думаю: как странно, что такая женщина, как я, была почти не властна над своей участью. Когда я родилась, отец был уже одним из значительнейших людей в Англии. Можно даже сказать — самым значительным, превосходящим могуществом короля. Прозвище Делатель королей он получил недаром. Со временем я стала невестой принца Уэльского, а потом королевой. Казалось бы — какая прекрасная судьба, однако теперь, когда жизнь подходит к концу, понимаю, что всегда находилась в чужой тени. Занимала — вернее, получала — высокие положения, но всякий раз была пешкой в чужой игре, за исключением, приятно сознавать, брака с человеком, занявшим английский престол. Я хотела стать его королевой и надеюсь, он хотел этого тоже. Долго ли еще мне ею оставаться?

Однако надо вернуться к началу. Не странно ли, что такой человек, как мой отец, не смог зачать горячо желанного сына и породил только двух девочек — мою сестру Изабеллу и меня? Его дед Ричард, граф Уэстморленд, имел двадцать три ребенка от двух браков. Но, может, отец находил утешение в том, что от девочек есть своя польза. Выдавая их замуж, можно заключать весьма ценные союзы. Отец стремился извлечь из этого наибольшую выгоду.

Мать — другое дело. Думаю, она была довольна дочерьми, как часто бывает у матерей, уверивших себя, что дети их именно того пола, которого им хотелось. Так или иначе, отец не мог быть разочарован своим браком, поскольку большую часть богатства получил благодаря нашей матери. Ее звали Анна Бичем, она являлась наследницей больших земель и состояния, кроме того, принесла мужу титул графа Уорик.

Мать очень заботилась о нас с Изабеллой, очевидно, того требовала необходимость, так как обе мы не отличались крепким здоровьем. Втроем мы бывали счастливы повсюду — в замке Миддлхем, в замке Уорик, в Кэвуде или лондонском Уорик-корте.

Отца мы видели редко, но, когда он появлялся, атмосфера совершенно преображалась. Преобладали в ней суета, волнение, страх. Повсюду были мужчины, носящие эмблему зазубренного жезла, и, конечно же, отец властвовал над всеми. Как ни странно, он проявлял какой-то интерес и к дочерям. Иногда мне думалось, что отец был бы хорошим семьянином, если б не его честолюбивое стремление править страной через короля, которого он возвел на трон. Мои детские воспоминания связаны с его приездами и отъездами, подчас и нам приходилось срочно уезжать в другую фамильную резиденцию.

Изабелла была старше меня на пять лет и часто пыталась объяснить мне, что происходит, но если не понимала сама, то не признавалась в этом и прибегала к выдумке. Когда отец со своими приверженцами уезжал, мы опять жили спокойно.

Из всех наших домов я больше всего любила Миддлхем. Он расположен посреди открытой дикой местности в Норт Райдинге, графство Йоркшир, и всегда будет для меня родным домом.

В замке Миддлхем я и познакомилась с Ричардом Глостером, когда его прислали к моему отцу учиться военному и рыцарскому искусству, там и связало нас нечто более глубокое, чем дружба.